Рассказ №1 Ровно в полночь

Однажды, когда секса в СССР еще не было, Джон Леннон был жив, а наши космические корабли вовсю бороздили просторы вселенной, под традиционные крики акушерок: «А под мужиком тебе было не больно?!», на свет появилась очаровательная трехкилограммовая девочка. Счастливая мать хотела назвать ее Декабриной – очень уж холодной, необычно суровой показалась ей погода в этот день. Как будто зима специально отметила день рождения малышки сильнейшими морозами. А вот гордый отец настоял на другом необычном имени – Сабира. Кто-то ему сказал, что это имя означает «терпеливая». Хорошее для женщины качество. Пригодится.

Сам он, правда, терпением и стойкостью не отличался. В застойной стабильности он чувствовал себя как рыба в воде. А вот перемены, которые принесли перестроечные 80-е, принять так и не смог. Как-то разом лишился ориентиров, потерял опору, запил. Вроде был человек – и сложился, как карточный домик …

Закончил скверно. Замерз в сугробе. Да если бы и не замерз – все равно бы долго не прожил. Или умер бы от цирроза печени, или отравился бы паленой водкой, как его товарищи. Оставил жене и дочери после себя странное послевкусие: смесь облегчения и жалости. С одной стороны – жалко папку, живой же человек, родной к тому же. С другой стороны – насколько же без него спокойнее стало! Не было больше ни скандалов, ни пьяных дебошей, ни агрессивных собутыльников, ни исчезающих из дома вещей, ни жалоб соседей в милицию.

Остались Сабира с мамой в целом мире одни. Сабира – школьница, мама – уборщица в библиотеке, да еще иногородняя, родни рядом нет, выживай, как знаешь.  Жили бедно, одевались просто, на всем экономили. У Сабиры кроме формы и вещей-то почти не было. Зимой она носила безразмерный уродливый пуховик отвратительного зеленого оттенка, пожертвованный какой-то папиной родственницей, которую она видела пару раз, и старую вязаную шапочку. А по весне – обтягивающие черные трико и потертую серую водолазку. Большего у мамы не требовала – понимала, как ей тяжело.

За этим скромным нарядом как-то терялась изящная девичья фигурка. Красота, она ведь, как и талант, требует огранки. Так что при всей природной гармоничной стройности девушка считала себя очень средненькой, а то и уродливой, и стеснительно втягивала голову в плечи. В классе друзей не завела, во дворе ровесников сторонилась. Единственное украшение, которое никто у нее не мог отнять – это были волосы.

Коса у Сабиры была потрясающая – длинная, блестящая, чуть не в руку толщиной. Обычно девушка не распускала волосы – стеснялась. Но если все-таки решалась показать свое богатство, то вслед ей оборачивалась вся улица. Даже дворники на несколько секунд замирали, и переставали ворочать свои вонючие баки, а старушки неодобрительно качали головами: догуляешься!

Однажды во время прогулки с распущенными волосами Сабиру заметил мужчина. Не красавец и не слишком молодой, но что-то в нем было для Сабиры особенно притягательное… А может, просто хотелось в ком-то увидеть не сопливого ровесника, плохо стоящего на ногах, а заботливого и сильного друга? Такого, каким не смог стать для нее папа? Вероятно, в этом и была причина того, что сорокалетний мужчина без особых достоинств приглянулся девушке.

Задурить голову молодой девочке ничего не стоит, а девочке бедной – тем более. Принес пару раз ей конфет – роскошное для бедной семьи лакомство, угостил в местном кафе подозрительными салатами да пирожными, наговорил нежных слов, наобещал звезд – вот девчонка и кармане. Так и рассудил кавалер не первой свежести, не постеснявшись сорвать молодой цветочек.

Предохранением от нежелательной беременности мужчина тоже не заморачивался, а Сабира была еще слишком юна и наивна, чтобы как следует настоять на контрацепции. Да и не опасалась она ничего, напротив, и замуж хотела, и ласки, и близости. Вот только вот не срослось. Известие о беременности кавалер воспринял безо всякого энтузиазма, и после этого резко перестал выходить на связь. Сабира ждала, надеялась и переживала, пока через третьих лиц не узнала, что ее возлюбленный давно и прочно женат. А все, что было между ними есть вранье, помноженное на отсутствие совести.

Сабира восприняла это известие мужественно. Она не стала ничего требовать, унижаться, просить. Тревожить самого обманщика, его жену и детей. Не хотелось пошлых мелодрам и разборок с тем, кому на нее наплевать. Аборт тоже делать не стала: во-первых, ребенок ни в чем не виноват. А во-вторых – живая душа все-таки.

Раздавленная, покаянная, она пришла к матери, ожидая вопроса: как мы будем теперь жить, на что? Но мама не ругалась совсем, не кричала и не попрекала. Узнав о беременности, об исчезнувшем кавалере, лишь обняла дочь, прижала к себе крепко-крепко, и тяжело вздохнула. А за несколько месяцев до родов старательно собирала все нужное для ребеночка. Где попытается выкроить копеечку из уже трещащего по швам бюджета. А где на работе спросит у женщин, нет ли у кого старых детских вещичек. Прорвемся, дочка!

За месяцы беременности совесть у мужчины так и не проснулась. Встретить из роддома молодую мамочку тоже было некому. Так и возвращалась Сабира одна, по февральскому морозу, под порывами холодного зимнего ветра, с беззащитным свертком в руках. Пряча глаза, прошмыгнула в подъезд, чтобы не встречаться глазами с соседями – стыдно одной рожать, без мужа. Зато тому, кто в кафе водил и дарил конфеты – не стыдно.

Одно только радует – мальчишечка родился здоровенький. Молока было вдоволь, и ребеночка не пришлось мучить детскими смесями. После недолгих размышлений, ребенка решили назвать Антоном.

Получился он на редкость красивым ребенком, мало чем напоминавшим беглого папашу. Так что никаких негативных переносов на сына, которые часто бывают с брошенными невестами, с Сабирой не случилось. Вскоре молодая мама и думать перестала об этом пятне в своей биографии. Не было в ней какой-то особой злобы, агрессии или мстительности. Зато был большой запас любви, который она без остатка отдавала сыну.

А потом вдруг быстро, за пару месяцев, сгорела от рака мама, оставив дочь один на один с судьбой. И с теми проблемами, которые принесли с собой лихие и непредсказуемые 90-е.

Вопрос трудоустройства Сабире решить было непросто. Учиться она бросила из-за беременности. Никаких особых навыков не имела. С таким стартом снова путь только в уборщицы. И то, если работу найдешь.

На бирже труда ей предложили вариант. За час ходьбы от дома. Зарплата там была небольшая – но все же в полтора раза больше, чем пособие по безработице. Сабира безропотно вставала каждое утро и шла пешком, чтобы эту разницу домой принести. И в дождь шла, и в мороз. А если получалось – хваталась за любую подработку.

О сильном мужском плече Сабира даже не думала. Все свое свободное время посвящала сыну. Гладила его по белокурым волосам. Рассказывала ему сказки. Водила его на прогулки в парк, рассказывала об окружающем мире, о животных, научила считать лепестки у сирени. Их, оказывается, бывает разное количество, если присмотреться. Пятилепестковый цветочек надо съесть – на счастье.

Сабира стала мамой, и жила этим материнством, и вся светилась, наливалась этой любовью, и как будто похорошела даже. Смягчилось лицо, движения стали плавными, на губах появилась улыбка. Начали оглядываться вслед мужчины.  Только коса, главное украшение девушки, стала тоньше. Но после родов такое, говорят, случается.

Между тем, обстановка в стране становилась все более напряженной. Рассыпались в прах целые предприятия, казавшиеся когда-то незыблемыми гигантами. Рушились старые идеалы и старые моральные устои. Огромное количество людей не нашло себя в этой новой реальности, и пряталось от нее, как и отец, за батареями бутылок алкоголя. Сабира хорошо помнила, чем грозит появление пьяницы в доме. И сына своего от такого опыта старательно берегла. А о принце на белом коне, который решит все проблемы простой матери-одиночки, даже не мечтала. Если уж честно сказать, и не было их вокруг, этих принцев. Многие взрослые здоровые мужики томились без работы – по специальности трудиться больше не могли, а идти в дворники и уборщики, как Сабира, не желали. Работы много, работа грязная, а доход – копейки. Да и гордость не позволяет.

Экономить, конечно, приходилось на всем. Удалось разжиться банкой квашеной капусты – вот тебе и щи на неделю. Удалось полакомиться яблоками – вот тебе и десерт. По случаю – субпродукты, которые можно измельчить в фарш и добавлять в кашу. Спасибо, соседи подсказали, где мешок макарон получить бесплатно, в рамках гуманитарки. Пусть стоит в углу на всякий случай. Случай этот, к сожалению, не заставил себя долго ждать.

Сабира и раньше-то была едой не слишком избалована. Умела делать самые простые и блюда, которые стоили буквально копейки. Варила и суп из крапивы, и холодец из куриных ног, и грибы умела и любила собирать. Но подкрались такие времена, когда и готовить было не из чего. Однажды Сабире задержали зарплату. И запас продуктов начал стремительно иссякать.

Сколько их было, таких? Женщин, оказавшихся в чрезвычайной жизненной ситуации, брошенных без денег и помощи, рассчитывающих только на себя? Одни выживали рабочими коллективами, другие – семьями. А у Сабиры не было никого. Только маленький ребенок на руках.

Однажды в доме кончилась картошка, масло, все запасы круп, не говоря уже о мясе. И только мешок с макаронами спасал их с сынишкой от голода.

Рассчитывать Сабире было не на кого, помощи ждать неоткуда. Женщина сначала сократила свои порции, стараясь не урезать сына, а потом и вовсе отказалась от еды.

– Мамочка, а что же ты себе не варишь макароны? – спрашивал Антон с беспокойством.

Сабира улыбалась.

– Все хорошо, милый, – отвечала она. – Дело в том, что я умею варить особый, волшебный суп. Недавно только научилась, мне показала этот рецепт одна женщина. Только этот суп – необычный, взрослый, и есть его могут только взрослые. А детям кажется, что в кастрюльке обычная вода, и запаха этого супа они не чувствуют. Варить этот суп нужно ровно в полночь – ведь именно в это время и происходят все волшебные дела. А дети в это время обычно уже спят. Поэтому не беспокойся обо мне. Я каждый день ем самый вкусный суп на свете, и он такой сытный, что больше мне ничего не хочется. Когда ты вырастешь, ты обязательно поймешь.

Так прошло несколько дней. Вечером Антон ложился спать, убежденный в том, что мама ночью обязательно сварит свой волшебный суп. Вот только мама слабела с каждым днем, и один раз даже упала в обморок. Но все равно продолжала исправно ходить на службу. Заплатят, обязательно заплатят, нужно только подождать. Терпение и труд все перетрут.

А однажды мама пришла домой усталая, но радостная, с прекрасным известием. На работе ее увидела и узнала дальняя родственница, по папиной линии. Та самая, от которой когда-то перешел пуховик. И решила пригласить их с Антоном к себе, на день рождения сына, чтобы заодно и познакомиться поближе, все же родня. Родственница ее помнит еще во-о-от такой маленькой. Очень надеется, что они не откажутся, и придут.

Антон был счастлив. Он очень хотел в гости – посмотреть на родственников, поиграть с детьми, увидеть праздничный стол, ведь они с мамой ни к кому раньше не ходили.

Впрочем, кое-чем Сабира была все-таки озабочена. Ей очень не хотелось показаться бедной родственницей. И как раз потому, что бедность часто бывает еще и горда, она решила во что бы ты ни стало выглядеть на все сто.

Перво-наперво, Сабира обновила прическу. Ее роскошные волосы все равно довольно заметно поредели после родов, поэтому было решено их остричь, сделав модное каре. Сабира решительно взяла ножницы и аккуратно, по расческе, отстригла пряди как у одной из популярных актрис, заправских модниц. Нужно отдать должное ее вкусу, прическа ей шла. Выглядела она современно и дерзко, не отличишь от девушек, которые только что вышли из парикмахерской какого-нибудь Видал Сассуна.

Затем на свет божий была извлечена ярко-малиновая помада, которая осталась в доме еще от мамы. Когда-то, когда отец еще не так отчаянно пил, мама иногда позволяла себе накраситься, особенно на праздник. И косметику хранила в пластмассовой пожелтевшей коробочке, которую Сабира так и не решилась выкинуть. Помада, конечно, уже  испортилась, и пахла как-то подозрительно, но для визуального эффекта годилась. Пошла в дело и мамина тушь-«плевательница», сделавшая глаза девушки еще более выразительными.

Образ получался современным и дерзким. Если на маме яркий малиновый цвет смотрелся вульгарно, подчеркивал усталость лица, то на Сабире он выглядел просто отлично. Да и молодость брала свое. Если бы еще одежду подобрать красивую, то вообще получился бы образ как с обложки журнала…

С одеждой была самая большая проблема. Очередные потертые трико, в которых можно ходить зимой и летом для похода в гости не годились, как и простой ситцевый халатик. И решение, которое придумала Сабира, можно было считать самой настоящей военной операцией. Она перевернула все вещи, которые были в доме, нашла все старые тряпки, и наконец, обнаружила одну ночную сорочку из довольно плотной белой ткани без узоров.

Мать приобрела эту сорочку давным-давно, когда Сабире было еще лет семь. Говорила, что это для первой брачной ночи, которая у дочки когда-нибудь случится с прекрасным принцем. Таким она по старой советской привычке собирала девушке приданое. Первой брачной ночи, как и самого брака, у Сабиры, увы, не было, зато рубашка осталась.

Несколькими взмахами ножниц рубашка была превращена в короткое платье свободного фасона. А чтобы ее подозрительная простота не напоминала о нижнем белье, из остатков какой-то ветоши были сделаны тонкие полоски ткани, обрамлявшие наряд. И нашито несколько пуговиц. Никогда еще Сабира не была так красива и так нарядна. Никогда так не старалась выглядеть на все сто. Она не могла оскандалиться, и показать себя перед вновь обретенными родственниками бедной, несчастной и брошенной жертвой обстоятельств. И признаться в том, что единственное ее желание – это как следует поесть за праздничным столом.

Встретила их родня очень ласково. Сабиру провели в комнату, обставленную, как ей показалось, с большим шиком. На диване лежала впечатляющая красная пушистая накидка. Шкафы были полны красивым фарфором, изящным хрусталем и необычными сувенирами. В углу стоял элегантный камин – настоящие дрова в него, понятное дело, никто не закладывал, но сама конструкция поражала воображение. А гвоздем программы был вращающийся цветной ночник, который особенно понравился Антону.

Сын хозяйки был приветлив с мальчиком, а хозяйка – с Сабирой. Вообще обстановка в доме была приятная – это обычно сразу чувствуется как-то на уровне интуиции. Скоро всех позвали к столу, где и произошел страшный конфуз.

Антон ел торопливо и жадно. Он без стеснения пробовал новые, непонятные продукты. И копченую колбасу, которая показалась ему неожиданно вкусной. Он даже съел целую тарелку, но его никто за это не ругал. Напротив, ему тут же подрезали еще. И красную рыбу, о которой он раньше вообще не знал, что она существует. Он ел сыр, сало, салаты оливье и под шубой, пил сладкую газировку, словом, наслаждался жизнью. И вдруг заметил кое-что необычное.

Его мама тоже ела. Она старалась делать это медленно, без особого энтузиазма, но жевала ведь бутерброд с колбасой… И даже выпила стакан газировки.

– Мама, мама, ты ешь?! – удивленно закричал Антон. Сабира испуганно посмотрела на него. Гости рассмеялись.

– Конечно, она ест, глупенький! Как же иначе, все едят.

Но Антон упрямо вертел головой.

– Нет. Моя мама не ест. Она отдает макароны мне, а сама ровно в полночь варит волшебный суп. Тот, который вкуснее всей вашей еды вместе взятой! Это самое вкусное, что есть на свете! А при мне моя мама не ела уже несколько дней…

Гости испуганно переглянулись.

Сабира внезапно покраснела, лицо ее исказилось, и она страшно разрыдалась прямо за столом. Трясло всю ее худенькую фигурку, текла по щекам предательница-тушь… Из самой глубины души вырвались слова про тяжелую жизнь, про задержанную зарплату, про голод и нищету. Про отца-пьяницу, про рано ушедшую маму и бросившего ее с ребенком мужчину. Сабира слишком долго терпела, и сейчас все это выплеснулась наружу, да так, что не остановить.

Проплакавшись, вдруг ощутила жуткий стыд. Хотелось уползти, под диван забиться от этого позора, убежать… Но родственница бросилась к ней, обняла и прижала к себе… И вдруг зарыдала с ней вместе.

– Бедная ты, бедная моя девочка…

Сабира дернулась, хотела встать, но чьи-то руки задержали ее, снова посадили на диван. Женщины обнимали ее, и тоже плакали, и все пытались собрать ей с собой кто денег, кто вкусностей… Нужно быть сильной, девочка. Мы тебя не оставим.

Домой Сабира с Антоном ушли с солидным запасом солений, варений, круп, и даже кое-какими деньгами, которые при желании можно было растянуть еще на месяц. И еще с несколькими замечательными игрушками, о которых можно было только мечтать.

Девушка заметно повеселела, ведь те нехитрые подарки, которые она унесла с собой, казались ей настоящими сокровищами. А самое главное – она не была больше одинокой тростинкой на ветру. У нее появилась одна из самых ценных в жизни вещей – рука помощи, протянутая вовремя. Теплое слово поддержки. Сочувствие.

Антону радостно было видеть свою мамочку повеселевшей и такой вдохновленной. Ее худое лицо с заостренным чертами слегка поправилось, это ей очень шло. Мама чаще стала смеяться и иногда даже напевала в душе какие-то песенки, чего раньше с ней не случалось.

Единственное, чего не понял Антон – так это почему так страшно плакала в гостях его терпеливая мама. И почему вместе с ней плакали другие женщины. Потом он несколько раз не ложился спать ночью – все пытался подсмотреть, что происходит ровно в полночь, варит ли его мама суп? Но она не варила и на все вопросы отвечала только: поймешь, когда вырастешь. И она не соврала. Когда все беды и лишения были позади, когда Антон стал взрослым мужчиной и сам стал отцом, он вспомнил этот случай. И, конечно же, все понял.