– Девятьсот шестой, высота текущая.
– В наборе до двадцати одного.
– Вас понял, до двадцати одного в наборе. Работайте по заданию.
Внизу еще простирается пестрое разноцветное одеяло с контрастными пятнами теней от парящих клоков ваты.
Несколько минут и земли больше не видно – от края до края под крылом – серо-белое рябящее море с барашками волн. А над этим морем, сразу после совсем уже истончившейся голубой полоски – черно-фиолетовая пустота – ближний космос.
Проходим линию Армстронга – не будь на нас гермошлемы, наши слезы бы закипели. А поднимись мы еще выше, там где края горизонта отчетливо загибаются по краям, а чернильную пустоту уже язык не повернется назвать небом, начала бы кипеть и кровь.
Но чтобы она кипела от ненависти так высоко нам и не нужно – наше задание намного ниже. Медленно ползет на фоне облаков на двенадцати.
Авакс. Или, как они называют его, “Часовой”. Всевидящее око, люстра, распространяющая свой свет на шестьсот километров вокруг. Небольшая зеленая отметка на радаре держится ровно на той иллюзорной, но от того не менее материальной нити, делящей небо на наше и чужое.
Двадцать человек, двадцать потенциальных противников которые видят то, что видеть не должны и мы ничем не можем им помешать.
В моих снах их штурман ошибается, автоматика дает сбой и огромная серебристая туша с натовскими опознавательными знаками рвет “нить” своим тупым носом. И тогда вспыхивают огни готовности систем вооружения, несколько томительных секунд, два еле заметных толчка, и к нарушителю границы мчаться злобные гиперзвуковые пчелы, оставляя за собой красивый пушистый след…
Не поможет им не активная система постановки помех, ни тепловые ловушки, не отчаянные рывки тяжелого непослушного штурвала враз вспотевшего до подштанников пилота.
Еле различимые вспышки праздничного салюта и Икар с опаленными Солнцем крыльями устремится к земле…
И нет больше Тома, Джека, Освальда, Джона – всех двадцати нету. И где-то в десятках тысяч километров, за океаном, уже начнут готовить двадцать красивых гробов и двадцать звездно–полосатых флагов накроют эти красивые пустые гробы. Караул в белых перчатках выстрелит в воздух двадцать раз и кто–то важный скажет речь про сынов, умерших за Свободу. Будут плакать вдовы, а дети будут жаться к черным юбкам, еще не до конца осознавая, что папа их больше не вернется из командировки, где он защищал цивилизованный Мир от диких волосатых варваров из Московии.
Мне часто это снится. Да и не мне одному, наверняка. Вижу же, как у Валеры, моего номера один, желваки ходят, когда дают задание на сопровождение “Люстры” или очередных “учащихся” натовских бомбардировщиков и штурмовиков… Да и он замечает, как я суставами хрущу… Наш психолог говорил, что он как наяву видел, будто сбрасывает атомную бомбу на Нью-Йорк с “Белого лебедя”. Мы смеёмся: ”Палыч, он же не долетит!”. А он серьезно смотрит из под своих кустистых бровей, да как жахнет кулаком по столу: “А я говорю – долетит!!! Нада будет – долетит!!!”. Или начинает нас упрашивать взять его вторым номером: “Я, – говорит, – уже старый, мне терять нечего – жахну по этой падле “сороковками”, а? Ну и что, что под трибунал, но ведь жахнем!!! Отянкигоухоумим их, а, мужики?”
Провокатор чёртов. Попробуй только поддакни, только качни согласно головой – и прощай серая хищная птица, прощай тесная кабина, прощай красные глаза, прощай затекшие ноги, прощай давящий противоперегрузочный комбез, прощай ранняя седина, прощай небо… Спишут… Как Пашку списали. Клялся, что сбой был в электронике, что сама активация головки наведения произошла… Но как у него горели глаза, когда на прощальном застолье он нам рассказывал, как запылала готовностью к пуску, как включился захват цели, как будто ожил весь самолет, задрожал, затрепетал… “Само включилось!!! Вот хотите верьте, хотите – нет”. А мы, как пацаны, слушали, открыв рты и подавшись вперед… И каждый в голове тоже прокручивал эту ситуацию – а что бы я сделал, если бы само… Хотя каждый твердо знал, что само не могло…
Уехал…
А мы вот остались… Все такие правильные, морально и психологически устойчивые.
А может Палыч и правда хочет… Мы же хотим… А он наш, как никак, пусть и летал только пассажиром на “тушках”.
Эти там тоже пассажирами… Лишь четверо как мы, летчики. Да и то… Удобные просторные кресла и большая комфортная кабина, туалет, кухня. Не удивлюсь, если они там в рубашечках и галстуках и, конечно, в темные очках. Шесть часов может висеть эта люстра. Мы – только три. Зато у нас стальные руки-крылья, вместо сердца – пламенный мотор и трубочка с водой в гермошлеме…
Кто они, эти гости из–за океана, включающие в насмешку на открытой частоте “Калинку-малинку”? Одно слово: “потенциальные”. И отнюдь не друзья.
На радаре зажглась еще одна отметка – пора нам домой. Теперь очередь девятьсот второго три часа ждать, что их штурман ошибётся, что автоматика даст сбой и огромная серебристая туша с натовскими опознавательными знаками пересечет незримую границу своим тупым носом. Или, что придет прямой приказ. А еще, одного безумного страшного слова: “Началось”.
Но мы отчаянно надеемся, что ничего из этого не случится, как бы нам этого не хотелось…
Из стола
Автор публикации
