Посреди площади, по которой носились причудливого вида телеги и экипажи, переливаясь всеми мыслимыми цветами от тёмно-зелёного до светло-малинового, словно перст судьбы, возвышалась безразмерная, уходящая в тьму небес башня. На ней мелькали какие-то буквы латиньскаго языка. Вдруг, безо всяких на то причин, весь фасад здания окрасился жёлтым, превратившись в бесконечно высокую афишу. На той афише, чёрным, высотою в пять аршин, подобно глазницам тёмнейшаго ужаса, вытягивающего остатки храбрости и сил, начертались буквы: “ЛЕЧЕНИЕ ПОТЕНЦИИ”.
Константин Кириллович почувствовал, как его затягивают эти немыслимого размера письмена на ещё более необъятном полотне. Они тянули и растягивали его тело, пока не проглотили, засосав в это гигантское “О” в слове “ПОТЕНЦИИ”.
Часы мерно тикали у стены. Константин Кириллович проснулся, глотая ртом воздух. Всё его тело было покрыто ледяной, как самый последний круг Дантевского ада, влагой. Отдышавшись, он нащупал рукой на прикроватном столике свечу.
“Всё никак не проведу к кровати электричество” – подумал он, предчувствуя необходимость зажигать дрожащими пальцами спички. Справившись с непосильной задачей, он оглядел уютную спаленку своего не старого ещё дома. Никаких башен, разумеется, не было, как и афиш. На стене висел портрет ушедшей в самом прекрасном из возможных возрастов жены. Её широкополая шляпа с перьями напоминала о конных прогулках, которые Фаина Себастьяновна так любила.
Константин Кириллович скривился, вспоминая какими словами иногда могла отозваться его жена, когда тётки присылали ей чепец из Франции.
Наливая в стакан чистой воды, Константин Кириллович было порадовался, что не придётся тратить дорогой настойки. Сон отступал, словно морок.
Но радоваться долго не пришлось. Сон рассеялся, Константин Кириллович расслабился. Но, как это всегда бывает при ночном пробуждении, тело решило взять своё и сообщило о нужде.Нехотя вставая и нагибаясь за горшком, Константин Кириллович и не думал, что при виде того наваждение вернётся.
Справляя нехитрое дело, он, как завороженный, глядел на овал, коим казался горшок в полумраке.Безразмерное “О” снова проглатывало его разум.
Настойку выпить всё же пришлось.
Наступило утро, нежные лучи солнца весело ласкали отоспавшегося мещанина.
Константин Кириллович сладко потянулся, предчувствуя хороший день, но вставая, натолкнулся на горшок. Испарина вновь выступила на немолодом челе.
В итоге, вместо бодрого и счастливого утра, пожилой человек провёл часы муки ума и совести.
Он в задумчивости вынес своего мучителя в уборную. В задумчивости привёл себя в порядок. В задумчивости жевал свой омлет с говяжьей печёнкой, любимое блюдо Фаины Себастьяновны, когда был возвращён к жизни камердинером:
– Ну что, Константин Кириллович, сегодня вторник, поедем вечером в нумера?
Бывший статский советник поднял полные муки глаза. Прожевав, он опомнился:
– Знаешь, Фрол, напиши-ка ты, друг мой , доктору Пирогову*, да закажи мне место в его клинике сегодня на вечер.
Фрол погрустнел, понимающе кивнул и удалился.
– Чем чёрт не шутит. – в полном одиночестве произнёс успокоившийся кавалер.
*Николай Иванович Пирогов (13 (25) ноября 1810 – 23 ноября (5 декабря) 1881) – известный анатом, Императорский врач и тайный советник Российской Империи. Выдающийся хирург и один из основателей урологии в России.
Автор публикации
