Клиентсозрел, У меня пока на черновике. И оценки мне не нравятся, буду пересматривать. Всё-таки, есть желание повысить оценки. Люблю всех авторов, уважаю за труд, но в этом конкурсе все письма читала так, словно они адресованы мне, если бы я была тем, кому пишут. Поэтому, если кого мои комментарии могли обидеть или расстроить, разрешаю указать мне дорогу на....(юг). А вы что подумали? Будьте добрее! Удачи всем!
Клиентсозрел, прочитала несколько "писем"... Боюсь, что кое-кто из коллег поленился заглянуть в справочник и поинтересоваться особенностями эпистолярного жанра... Помню, когда в нуаре писали, так прямо сюда ссылки на инфу кидали, и все ознакамливались, учились, развивали кругозор. Нужно, наверное, не лениться более сведущим в делах литературной теории и воспитывать молодёжь. А то понапишут, а потом обижаются то на комментарии, то на оценки.
*А сама-то год назад собирала оплеухи в вестерне*)))
Проснулся ночью. Задумался вдруг.
А ведь эта пачка любовных писем наших... знаете что?
Находка для психиатра. Нет?
Он ведь при желании найдет в них массу интересных нюансов (с его профессиональной точки зрения).
Эгоцентризм, комплекс Электры, солипсизм, скорее всего, какие-то фобии, галлюцинации, типизация альтер-эго, синдром Капгра, биполярное расстройство, синдром дефицита внимания…
Я это пишу на для того, чтобы кого-то обидеть или высмеять (сам тоже в ряду возможного внимания психиатра = кстати, где-то читал или слышал, что три четверти всех взрослых людей сегодня балансируют в псих-приграничной зоне),
но мне показался неожиданно оригинальным такой формат анализа всех текстов.
Good Reading, А "Путаница" Корнея Чуковского? Чем не эталон определенного всплеска сознания? )))
Не случайно популярный детский сказочник был весьма эпатажной личностью.
ВСПОМИНАЕТ Аркадий Райкин.
— Вы гость. Идите первым,— сказал Чуковский.
— Только после вас.
— Идите первым.
— Не смею.
— Идите первым.
— Ни за что!
— Ну, это, знаете ли, просто банально. Нечто подобное уже описано в литературе. Кстати, вы не помните кем?
— А вы что же, меня проверяете?
— Помилуйте. Зачем мне вас проверять? Просто я сам не помню.
— Ну, Гоголем описано. В «Мертвых душах».
— Гоголем, стало быть? Неужто? Это вы, стало быть, эрудицию свою хотите показать? Нашли перед кем похваляться. Идите первым.
— Ни за какие коврижки!
— Пожалуйста, перестаньте спорить. Я не люблю, когда со мной спорят. Это в конце концов невежливо — спорить со старшими. Я, между прочим, вдвое старше вас.
— Вот потому-то, Корней Иванович, только после вас и войду.
— Почему это «потому»? Вы что, хотите сказать, что вы моложе меня? Какая неделикатность!
— Я младше, Корней Иванович. Младше.
— Что значит «младше»? По званию младше? И откуда в вас такое чинопочитание?! У нас все равны. Это я вам как старший говорю. А со старших надо брать пример.
— Так подайте же пример. Корней Иванович. Входите. А я уж за вами следом.
— Вот так вы, молодые, всегда поступаете. Следом да следом. А чтобы первым наследить — кишка тонка?!
После чего он с неожиданной ловкостью встал на одно колено и произнес театральным голосом:
— Сэр! Я вас уважаю.
Я встал на два колена:
— Сир! Преклоняюсь перед вами.
Он пал ниц. То же самое проделал и я. Он кричал:
— Умоляю вас, сударь!
Я кричал еще громче. Можно сказать, верещал:
— Батюшка, родимый, не мучайте себя!
Он шептал, хрипел:
— Сынок! Сынок! Не погуби отца родного!
Надо заметить, дело происходило поздней осенью, и дощатое крыльцо, на котором мы лежали и, как могло показаться со стороны, бились в конвульсиях, было холодным. Но уступать никто из нас не хотел.
Из дома выбежала домработница Корнея Ивановича, всплеснула руками. Она была ко всему привычна, но, кажется, на сей раз не на шутку испугалась. Попыталась нас поднять. Чуковский заорал на нее:
— У нас здесь свои дела!
Бедную женщину как ветром сдуло. Но через мгновение она появилась в окне:
— Может, хоть подстелете себе что-нибудь?
Чуковский лежа испепелил ее взглядом, и она уже больше не возникала. А он продолжал, вновь обращаясь ко мне:
— Вам так удобно?
— Да, благодарю вас. А вам?
— Мне удобно, если гостю удобно.
Все это продолжалось как минимум четверть часа, в течение которых мне несколько раз переставало казаться, что мы играем. То есть я, конечно, понимал, что это игра. Да и что же другое, если не игра?! Но… как бы это сказать… некоторые его интонации смущали меня, сбивали с толку.
— Все правильно,— сказал он, наконец поднявшись и как бы давая понять, что игра закончилась в мою пользу.— Все правильно. Я действительно старше вас вдвое. А потому… Я вздохнул с облегчением и тоже встал на ноги. — …а потому… потому… И вдруг как рявкнет:
— Идите первым!
— Хорошо,— махнул я рукой. И вошел в дом.
Я устал. Я чувствовал себя опустошенным. Мне как-то сразу стало все равно.
— Давно бы так,— удовлетворенно приговаривал Чуковский, следуя за мной .— Давно бы так. Стоило столько препираться-то!
На сей раз это уж был финал. Не ложный, а настоящий
Так я думал. Но ошибся опять.
— Все-таки на вашем месте я бы уступил дорогу старику, — сказал Корней Иванович, потирая руки…»
Не дадим скучать психиатрам!
Дорогая моя!
Во время нашей последней встречи я не успел закончить свою признание в любви. Я понимаю, что ты кинулась на меня со сковородкой наперевес от избытка чувств, а не из-за того, что я съел последнюю трёхлитровую банку солёных огурцов, но, как бы то ни было, мне пришлось поспешно покинуть место нашего свидания через окно, и теперь я спешу продолжить свои мысли в письме.
Жизнь моя! Моя любовь к тебе безмерна (измерительная рулетка прилагается), вечна (будильник прилагается) и горяча (термометр прилагается)! Письмо будет доставлено не обычной почтой, а ценной посылкой.
Помнишь, как мы слушали соловья в прошлом году? Я был так восхищён, что невольно стал подпевать ему. Ты, наверное, это не слышала, потому что зажала уши, а соловей наверняка был восхищён не менее моего - не зря же он свалился с ветки и полчаса матерился как пьяный извозчик. Ты тогда запустила в меня дубовой корягой - её я храню до сих пор, - а потом лягушкой, которая ловко попала мне за шиворот – лягушку я не сохранил, она сдохла и стала вонять, опрыскивание одеколоном не помогло.
А как ходили в горы, помнишь? Ты тогда побила все рекорды по скорости восхождения по отвесным скалам, когда я предложил тебя сопровождать. Я целый день просидел у подножья горы, охраняя корзинку с обедом, но ты так и не вернулась…
А Париж? Ты помнишь Париж? Когда мы там случайно встретились, ты стала кричать, что город захватили террористы и за мной целую неделю гонялась полиция и национальная гвардия.
А помнишь, как ты пригласила меня в гости к людоедам? Это было восхитительно и твой пылающий взор запомнился мне не меньше, чем костёр, на котором меня хотели зажарить.
Такие примеры можно вспоминать бесконечно, из чего я делаю заключение, что ты взаимно питаешь ко мне определённые чувства.
К сожалению, пролетая через окно на нашей последней встрече, я потерял ботинок, и наша новая встреча откладывается на неопределённый срок, пока я не накоплю денег на новые ботинки. Не беспокойся, у меня есть ещё тапочки, но в тапочках полиция не разрешает ходить по улицам.
За сим раскланиваюсь в трепетном ожидании новой встречи.
Вечно твой, сама знаешь кто!
Довелось пару лет своей врачебной деятельности посвятить работе в психиатрической клинике. Среди почти сотни самых разных пациентов отделения (одного из девяти) был бывший преподаватель универа, писавший рассказы. Это сейчас, вспоминая тексты, понимаю, что их уровень был не только высок, а просто заоблачен. Драмы, социалки написаны так, что и не скажешь, что писал человек, страдающий шизофренией. Зато сейчас, читая многих известных и маститых авторов, поневоле задаёшься вопросом "А из какой психушки сбежал автор?" )
tigra сказал(а)
Не дадим скучать психиатрам!
Дорогая моя!
Вечно твой, сама знаешь кто!
Вот забирайте все призы: ? ? ? ? ? - все, что было в наличии, - лучшему внеконкурсному письму ))
zhuzhel сказал(а)
Было сложно ставить 1-3
Ниниэль сказал(а)
Кстати, да.
А я поставил две единицы, ЧЕТЫРЕ ДВОЙКИ и две тройки.
Какая-то гуманная часть души, милосердная крупинка разума шептала: "Может, не надо так строго?",
но в этот момент Некто, стоящий у мня за спиной, сразу же размахивался лопатой и... ШМЯККК!!!
Только искры летели из моего гудящего черепа.
Вот до чего гуманизм доводит.... весь мой голова в шишках ((((