Всё было готово к появлению Чудовища: верховная жрица, привычно трясущаяся от ужаса, усыпанный богатыми дарами жертвенник, принцесса, обречённая каменеть под смертоносным взглядом, и невинное дитя, предназначенное на заклание.
Принцесса, одетая в скромное серое платье (Чудовище не одобряло фривольности), сосредоточенно мазала упругую янтарную икру на мягчайший французский багет. Икра должна была лечь ровно в один слой, икринка к икринке; маслу при этом просвечивать не полагалось.
Верховная жрица в сотый раз протирала дрожащими руками сверкающие хрустальные бокалы. Высокая должность не давала ей никаких преимуществ – Чудовище в любой момент могло сожрать свою верную рабыню.
Шестилетний сын принцессы строил на полу волшебный замок из разноцветного конструктора. Он ещё не утратил способности восторгаться жизнью – его радовала пушистая китайская елка, увешанная блестящими игрушками и гирляндами (совсем как настоящая!), восхищали ароматные мандарины, безупречной пирамидой уложенные на круглом фарфоровом блюде, удивляла высоченная башня слоёного торта. Никто из присутствующих не любил слоёный торт, но какое это имело значение? Чудовище просто обожало его.
Катастрофа случилась мгновенно. Лежащий на краю стола телефон принцессы внезапно зазвонил. Жрица вздрогнула от громкого звука и выронила из слабых рук бокал на высокой тонкой ножке. Бокал упал на любимую тарелку Чудовища, расколол ее и разбился сам.
Принцесса ахнула и схватила телефон.
– Андрей? Господи, как же ты не вовремя! Нет, нет! Я не смогу! И речи быть не может – папа не простит мне, если я уйду из-за праздничного стола. Ты к нам? Ни в коем случае! Новый год у нас строго семейный праздник. Завтра? Может быть, не знаю. Я позвоню. Все, не могу говорить.
Верховная жрица оцепенела, бессильно уронив руки. Лицо под румянами побелело, словно заснеженное поле.
Белокурый бастард поднял глаза от конструктора, втянул голову в плечи и грустно произнес:
– Ох, и разозлится же дедушка!
Чудовище, одетое в униформу охранника, уныло бродило по темному лабиринту детского сада № 31. Ему хотелось есть. За невыносимо длинный предпраздничный день удалось перекусить только раз – когда одна скандальная мамаша отказалась надеть бахилы.
Конечно, на крайний случай всегда есть интернет. Но пища в интернете ватная, нет в ней того острого трепыхания эмоций, которое придает неповторимый вкус живой добыче. Такая еда невосприимчива к полунамекам и красноречивым недомолвкам, её не испепелишь пристальным взглядом, не пригвоздишь к земле выразительным молчанием, её надо солить и перчить на всю катушку.
Ничего. Скоро конец смены, а дома ждет настоящий праздничный ужин.
Подойдя к лестнице, ведущей на второй этаж, Чудовище увидело следы. Свежие, еще не расплывшиеся, с крупинками нерастаявшего грязного снега в аккуратных продолговатых рубчиках подошвы, они вели вверх по лестнице.
Добыча прошла здесь только что. И это была очень наглая добыча, непуганая. Такую добычу вдвойне приятно настичь и покарать за беспечность. Чудовище решительно поддернуло форменные штаны, перехватило поудобнее тяжелый фонарь на длинной ручке, и охота началась.
Ясно различимая в свете уличного фонаря цепочка следов тянулась по длинному застекленному коридору и исчезала за дверью актового зала. Чудовище не любило актовый зал. Слишком много радости впитали его стены, слишком часто звучали в нем отвратительно весёлые ритмичные звуки, а от высокого потолка отражались звонкие детские голоса. Но выбора не было – следы вели сюда.
Зорко вглядываясь в темноту, Чудовище застыло на пороге.
Справа от входа поблёскивал в уличном свете глянцевый бок расстроенного пианино с забытыми на пюпитре нотными листками.
Слева, в глубине зала угадывалась громада ёлки. На полу, тут и там белели склеенные из бумаги уши зайчиков и короны снежинок, а у самого входа беспорядочно теснились скамейки для счастливых родителей.
Чудовище сделало шаг.
На ёлке мягко засветились желтые и зелёные огоньки. Они вспыхивали и гасли, плетя бесконечный гипнотический узор. Нежная, давным-давно позабытая музыка потекла тихим прозрачным ручейком. Звуки осторожно подхватили Чудовище и легко понесли в тёмную глубину. Затем музыка заиграла быстрее, огоньки трепещущими светлячками кружились под потолком, и этот чудесный танец заворожил Чудовище. Безвольно покачиваясь на волнах, оно увидело, как из бесконечного хоровода разноцветных искр, из сладостного кружения тактов и реприз проступила исполинская фигура в красной, отороченной белоснежным горностаем мантии. Огромная рука в мягкой рукавице, словно соринку, выудила Чудовище из потока музыки и света и вознесла ввысь.
Собрав всю ненависть, Чудовище извернулось, чтобы вцепиться ядовитыми зубами в эту невыносимо-добрую, такую надежную, тёплую и живую ладонь и вдруг увидело…
Она стояла в витрине магазина игрушек. Синяя, блестящая. Спереди у нее были два маленьких пластмассовых колеса, а сзади одно, большое, обтянутое черной резиной с рубчиками протектора. Большое колесо соединялось с пружиной внутри вытянутого корпуса. А на водительском месте сидел гонщик в белом шлеме и тёмных очках-консервах.
Они каждый день ходили домой мимо этого магазина, и всякий раз мальчик останавливался, чтобы хоть мгновение полюбоваться своим сокровищем, но отцовская рука тянула его вперед, и раздражённый баритон откуда-то сверху подхлестывал:
– Хватит плестись нога за ногу! Шевелись, копуша! Ползёшь, словно в штаны наложил. У всех дети, как дети, а этот, черт бы его побрал…
И мальчик послушно ускорял шаг.
Он так ждал Нового года, что не мог спать по ночам, лежал с открытыми глазами и думал о машинке. Он даже хотел отправить письмо деду Морозу, как советовала добрая тётя в телевизоре, но не умел писать, а маме было некогда.
Праздничным вечером, под непонятное бормотание телевизора, он подарил родителям рисунок. На альбомном листе были папа, мама, а сбоку он сам, с машинкой в руках.
Родители польщённо засмеялись и вручили ему прямоугольный свёрток из блестящей жёлтой фольги, перевязанный красным бантом. Он развернул фольгу и увидел коробку пластилина, который им велели принести в садик.
Тогда он зарыдал горько и неудержимо, бросил коробку на пол и стал топтать её ногами. А отец назвал его неблагодарной свиньей, дал подзатыльник и отправил в кровать.
За дверью играла бравурная музыка, из телевизора слышались пение и весёлый смех, а он сжимал под одеялом кулачки и повторял, как заведённый, невесть, где услышанное: «Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты…»
Через два месяца отец ушел, и Чудовище осталось вдвоем с мамой.
Дверной звонок деликатно тренькнул, и принцесса недоумённо подняла голову. Чудовище всегда звонило два раза, первый короткий, второй длиннее, и только через пять секунд после этого принималось раздражённо отпирать дверь своим ключом.
Она быстро подошла к двери, успев опередить верховную жрицу, которая лихорадочно натягивала перед зеркалом фальшиво-приторную улыбку. Принцесса посмотрела в глазок и решительно щелкнула собачкой замка.
– Андрей! Я же сказала тебе, что к нам… Отец? – она испуганно отшатнулась и застыла.
– Привет, дочка! Гляди, с кем я! Представляешь – встретились возле работы. Вот это удача. Здравствуй, любимая!
Он стремительно поцеловал верховную жрицу в бескровные губы, отстранил от себя и, влюблённо вглядываясь в её лицо, весело сказал:
– Ты сегодня обворожительна! Я люблю тебя.
Подхватил на руки внука, и закружился с ним по комнате, распевая:
– Раста-а-ает снег! Придё-о-от весна! Андрюша, проходи, раздевайся, сейчас будем праздновать! И се-е-ердцу ста-а-анет н-е-е до сна!
Он опустил хохочущего внука на диван.
– Я скоро!
И исчез в спальне, пряча что-то подмышкой и счастливо улыбаясь.
Принцесса растерянно смотрела на Андрея.
– Что с ним такое?
– Не знаю. – Андрей недоуменно пожал плечами, осторожно стряхивая снег с букета. – Я пришел к нему на работу, хотел поговорить как мужчина с мужчиной. Дверь была открыта. Поднялся в актовый зал, а он сидел там на полу один, в темноте. Плакал, смеялся и катал машинку.
Автор публикации
