* * *
Сыну было девять, когда я взял его за руку, и мы отправились на главную ёлку города. Мы оба Козероги, но он появился на свет в католическое Рождество, а я – в канун православного Крещенья. И это многое объясняет. Широта и открытость православия не однажды терпели поражение в борьбе с изощренной криволинейностью католической церкви. Ёлка была в огромном зале с колоннами. Снизу, от гардероба, в зал вела устланная ковровой дорожкой парадная лестница.
– Папа, – спросил мой пытливый отрок. – А если с лестницы упадёшь, можно на улицу вылететь?
Я содрогнулся. Ребёнок был в костюме Золушкиного пажа, весь в кружевах и блёстках. Не буду рассказывать, каких трудов, тайных слёз и жертв стоило жене это ёлочное торжество. В число семейных праздников оно входило регулярно, как стихийное бедствие. Как наводнение в Новый Орлеан.
Есть дети не публичные, такие маленькие интраверты. Их можно опечалить любым вопросом. Бывают коммуникабельные, но сдержанные. Они, как правило, руководятся родительскими навыками общения, стараясь вызнать побольше и обсудить итоги в узком кругу.
Мой сын принадлежал к тому редкому типу детей, которых я называл про себя ультра-коммуникалами. Он запросто решал проблемы общения, формируя при этом собственную среду и насаждая строгую иерархию. Заметьте, я говорю не только о детях.
В то утро, готовясь к главной ёлке города, мы обсуждали с ним животрепещущую проблему: дать завтра в глаз Серёге из второго «В», чтобы к Лизе не подходил, или сразу же выдать в глаз непосредственно Лизе, дабы она другим глазом ни на кого больше не отвлекалась. Мирные инициативы, робко подаваемые женской половиной семьи, пресекались на корню, как попытки ухода от решения основных вопросов современности. Само собой разумеется, Лиза ждала Игорька в вестибюле, откровенно замерзая на сквозняке и периодически покрикивая на столь же мёрзнущую родительницу. Избранница моего воинственного отпрыска блистала в костюме принцессы, состоящем из капустного набора пелеринок преимущественно розового оттенка, а также изящной короны, по виду – чистого золота. Разумеется, Игорь так и впился глазами в коварство домашнего ювелира.
Повернувшись на каблуках прямо посреди какой-то Лизиной фразы, сын подошёл ко мне и поинтересовался свистящим шёпотом, который обеспечивал популярность его подсказок, а также частое учительское приглашение прогуляться за дверь во время уроков:
– Пап! А можно машину купить за эту корону?
Поясню. Машина была потаенной мечтой, которая осуществится у нас лишь через двадцать лет. Но я был слишком наивен, не испытал серьёзных преград и, пододвинув капкан поближе к себе, кивнул:
– Можно, сынок. Но нам с тобой такую кучу золота не продать.
Это было ошибкой. Я бы сказал, роковой ошибкой. Ко мне подошла Лизина мама и, кривясь в сардонической ухмылке, промолвила:
– Эй, спекулянты! Меня-то в долю возьмёте? Полночи корону строгала!
Я онемел, потому что в Лизиной маме – точнее, в её ухмылке – узнал свою отвергнутую школьную любовь, Римму Захарову. Сын тоже онемел, потому что строгание золота никак не укладывалось в постигаемую им картину мира. Тут Лиза мило улыбнулась – похоже, женщины полагают подобную мимику лучшим выходом из сомнительных ситуаций – и сказала:
– Нам за корону предлагают дачный участок! В Вержболово. Но я ещё не решила.
Последовавшей за этими словами немой сцене великий Гоголь мог бы лишь позавидовать. У меня отпала нижняя челюсть. Я догадался об этом, лишь поймав ошарашенный Риммин взгляд.
– Твой сын, похоже, решил тебя переплюнуть, – придя в себя, сказала Римма. – По уровню закидонов. А вот откуда Лизка этого набралась?
– Вчера мы проясняли ситуацию, – промямлил я, собираясь с мыслями. – Судя по всему, обручение состоялось. Стороны перешли к составлению брачного договора.
– Мы будем жить холостыми! – вставила Лиза. – В семье должна быть личная территория! А у Игоря нет своей комнаты.
– У меня есть диван! – последовал решительный ответ. – Вот моя территория! Это на ёлке я буду пажом. А на диване… как это, пап?
– Царь, бог и министр обороны, – машинально подсказал я.
– Да-да. На диванах все вы сплошь графья и князья, – горько сказала Римма. – За что ни возьмись. Не могу сказать, что рада была повидаться. Но всё равно, спасибо! Не хочется только, чтобы ты мне ещё и ёлку испортил.
Взяв Лизу за руку, Римма качнула локонами и царственно направилась к лестнице. Её прохладно-голубое платье, казалось, струилось вдоль нескончаемых ножек дивной-предивной формы. Я тяжело вздохнул: чем же она мне в школе не угодила?
– Ну, ёлку мы с тобой можем только украсить. Правда, сын?
– Правда! Я решил, возьму у Лизы после ёлки корону. Снесём её к стота.. смота.. к зубному врачу? Там выйдет целый ящик коронок!
Я снова вздохнул:
– Ну, вот в кого ты такой прощелыга? Папа умный. Мама кандидат…
– А я буду адвокатом! И ещё капитаном дальнего плавания…
Пока Игорёк подрастёт, мелькнуло у меня в голове, и эта комбинация, возможно, станет вполне доступной…
Автор публикации
