РАССКАЗ НЕДЕЛИ!!! К свету

Рассказ недели

1

Крошечный городок с говорящим названием Солитьюд[1], что находится в штате Мэн, некогда мог радоваться своему уютному месторасположению – удалённости от суеты больших городов и приближенности к природной размеренности и чистому воздуху.

Всё немногочисленное население городка – около двух с половиной сотен человек, – стремясь к уединённости, селились в небольших, но достаточно уютных домиках. Некоторые, чтобы дожить в покое последние годы. Некоторые, чтобы начать новую жизнь.

Но все они неизменно хотели тишины. Той тишины, что дарует небольшая площадь городка: отсутствие преступлений, оживленного дорожного движения, прочего уличного шума и иных «прелестей» городов.

Люди работали удалённо, занимались украшением или уборкой улиц, по воскресеньям ходили в церковь. Были предоставлены самим себе или же проводили время с друзьями, которыми обзавелись здесь. Настоящая община. Они не знали, что их объединяет, да не очень-то и задумывались об этом.

Но однажды размеренная жизнь Солитьюда подверглась наплыву журналистов, федеральных служб, полицейских, исследователей различных мастей и прочих интересующихся. Странные смерти пяти жителей произвели эффект разорвавшейся бомбы, после чего городок надолго лишился типичного для подобных поселений эпитета «сонный».

Некоторые жители вскоре бежали, не вынеся такого внимания. Но большая часть всё же осталась, не смотря ни на что. Они просто не могли расстаться с местом, которое так любили, где находилась вся их жизнь.

Вопреки заявлениям официальных служб, несколько месяцев наводнявшим Солитьюд в ходе затянувшегося расследования, старожилы считали, что людей, живших в трёх домах на краю леса, не просто убили. Ведь совершили это не животные, как утверждалось, но существа совсем иного рода, о которых местные старались даже не упоминать, словно боясь повторения произошедшего.

Холодные тела, найденные в домах обескровленными, до жути пугали местных жителей ещё долгое время, хоть и находились уже на муниципальном кладбище.

Интерес журналистов дополнительно подогревала личность одного из погибших. Две молодые пары в репортажах удостаивались в лучшем случае упоминания. Всё внимание приковывал Даглас Томпсон, чьи детективные романы хоть и уступали по популярности любовным романам Пола Шелдона[2] или детским книгам Джона Маринвилла[3], но ценились читателями и критиками ничуть не меньше.

В городском Совете окрестили массовые смерти ёмким словом Инцидент, которое произносилось исключительно шёпотом или вполголоса. Люди всячески старались избегать слова «убийства». Однако, произнося «инцидент» с большой буквы, они вкладывали в него гораздо больший смысл.

Но шумиха со временем стихла, приезжие вернулись туда, откуда прибыли, а жители Солитьюда зажили прежней тишиной и спокойствием.

Однако городок вскоре после Инцидента засиял множеством лампочек, украшавших дома и деревья, столбы электроснабжения и заборчики, крыши домов и лужайки. Фонарики, лампы и прочие разнообразные осветительные приборы заполонили всё вокруг. Искусственный свет заливал даже самые тёмные уголки городка каждую ночь.

Иссякший поток любопытствующих после этого возобновился, чтобы посмотреть на «самый яркий город штата Мэн», но за два года количество приезжих, встречавших неизменно замкнутых горожан, сократилось до нескольких человек.

Жизнь снова стала прежней.

А смерть, с шумом вторгшаяся на улицы городка, появлялась не так часто и с гораздо меньшим резонансом, забирая иногда самых старых и обходя стороной остальных, взяв на заметку их имена.

Так в Солитьюде и жили, освещая городок искусственным дневным светом в надежде, что те, кто выходят из темноты, не осмелятся пойти к свету.

2

Клайв Фуллер проводил по утрам один и тот же ритуал. Возраст и здоровье не позволяли долго спать – восемьдесят пять все-таки, – и он всегда вставал рано.

«Бессонница – настоящий подарок возраста для человека, которому есть о чём подумать», – говаривал Даглас, и Клайв всегда соглашался с другом.

Утром, строго в начале шестого часа, он поднимался с постели, которая стала слишком большой после смерти жены пятью годами ранее. Заправив кровать и совершив утренний туалет, Клайв выходил на веранду, чтобы оглядеть целостность освещения на своём участке.

Затем, если электрика не требовала обслуживания, он садился в кресло и смотрел, как из-за церкви в конце улицы поднимается солнце. Он всей душой любил город, как до Инцидента, так и после него. Солитьюд ведь буквально вырос на его глазах – Клайв являлся старейшим жителем города.

Сидя в кресле, таком же старом, как он сам, и глядя на церковь, Клайв часто вспоминал первые дни, проведенные здесь.

Тогда поселение, у которого ещё и названия не было, представлял собой лишь несколько домов у просёлочной дороги, крошечного притока большой реки-автострады.

Клайв стал одним из первых, кто переехал в пока ещё безымянное поселение, и обеспечил его дальнейший рост. Меньше чем за полтора года будущий Солитьюд принял больше сотни человек.

Среди первых поселенцев был и один известный миллионер. Очень религиозный человек. Поэтому, когда купил участок под строительство дома, он первым делом выделил средства на строительство церкви. Храм построили, так же как и дом, но богач умер от рака, так их и не увидев.

Клайв наблюдал стройку и радовался появлению церкви, потому что считал религию в столь уединённом месте едва ли не необходимостью. Нет, он не считал себя религиозным. Даже не был уверен, верит ли он в Бога, но понимал, что людям это принесёт только пользу.

Когда впервые открылись двери церкви, жители образовали Совет, чтобы решать общественные вопросы. И первым из решений стало название поселения. После продолжительного совещания Солитьюд обрёл имя.

Иногда Клайв скучал по тем далёким временам, когда в городе не было никакой структуры и организации, даже электричества. У тех лет своё очарование, как, впрочем, и у любого прошлого.

Сейчас и представить невозможно, чтобы кто-либо обходился без света. Каждый дом увешан десятками лампочек, и едва ли не каждый второй из них имел два запасных генератора на экстренный случай.

«Человек может приспособиться к чему угодно, – частенько думалось Клайву, – Иначе он не был бы человеком, если бы не мог».

И тогда он начинал гордиться своим городом и его жителями, которые пережили большой кризис и не сломались. Где продолжают жить люди, несмотря на опасность, кружащую в ночной тьме.

Ностальгия по былым временам уходила, сменяясь иным чувством, которое Клайв любил, возможно, немного больше, чем все остальные. Он ощущал себя человеком, нашедшим своё место в жизни. Поэтому едва ли не каждое утро старик улыбался алеющему предрассветным заревом небу над церковью.

Однако сегодняшнее утро началось несколько иначе.

Клайв услышал звук приближающегося автомобиля. Несмотря на годы, слух оставался таким же острым, как в юности, поэтому он без труда различил урчащий вдалеке мотор.

Автомобиль в Солитьюде – явление не столь редкое, но достаточно неожиданное для раннего часа – ознаменовал начало конца крохотного городка. Но спящие жители даже не подозревали, что прибывший человек приведёт их к гибели. Не знал того и сам приезжий.

Клайв оставался в кресле и вслушивался в рокот мотора, разносившейся по округе. Краем глаза посматривал на окна соседнего дома, ожидая, не шевельнется ли занавеска. Он давно приметил, что пожилая мисс Моррис следит за ним, но пока не спешил выяснять почему.

Вскоре показался источник шума – новенький Форд-универсал серебристого цвета. Свернув, автомобиль продолжил неспешное движение вниз по улице, приближаясь к дому Клайва. Где и остановился – водитель, похоже, увидел сидящего в кресле старика.

Из открывшейся дверцы появился высокий мужчина крепкого телосложения в утяжеляющем фигуру чёрном костюме, с аккуратной стрижкой и добродушным лицом с обеспокоенным выражением.

– Доброго вам утра, – сказал мужчина, вскинув ладонь в приветствии.

– Доброго утра и вам, – отозвался Клайв, вставая с кресла и направляясь к нежданному гостю.

Он мало с кем общался в последнее время, не считая священника и пары соседей. Поэтому, будучи в отличном расположении духа, Клайв обрадовался возможности перекинуться парой слов.

– В вашем городке есть какая-нибудь гостиница или мотель? – Перешел сразу к делу незнакомец.

– Нееет. Ближайший мотель находится в Дерри, в тридцати милях на север по шоссе.

Мужчина на минуту задумался, озадаченно глядя на собеседника.

– Ну, может, кто-нибудь согласится сдать комнату или же дом ненадолго? Вы не знаете?

– Я знаю, что люди, живущие здесь, отказались от многого ради уединения. Так что это тоже маловероятно, уж простите.

Клайв извиняющееся улыбнулся. Незнакомец вновь задумался, хмуря брови.

– Вы проездом? Или ищите тут жильё? – Поинтересовался Клайв.

– Ни то, ни другое, – ответил мужчина, и голос внезапно осел: – Я приехал осмотреть дом отца. Он умер несколько лет назад.

Клайв изумлённо вскинул брови, но мужчина этого не заметил. Он опустил глаза, стыдясь внезапно проявленной перед незнакомым человеком слабости.

– Соболезную, – произнёс Клайв. – А как его звали? Возможно, я знал его. Я тут старожил.

– Даглас Томпсон, – ответил мужчина. – А я, кстати, Николас. Николас Томпсон. Можете звать меня Ник.

– Что ж, Ник. А я Клайв. И да, я знал твоего отца.

Он протянул Николасу ладонь, и тот осторожно, но крепко, пожал руку старика.

Конечно, Клайв знал старого Дагласа Томпсона, что жил на отшибе у самого леса. Именно его смерть положила начало самому тяжёлому периоду в истории Солитьюда.

– Много времени прошло после его смерти, – заметил Клайв.

– Да, – с виноватым видом отозвался Николас. – Нужно было заниматься похоронами, привезти тело отца в наш родной город: мама так захотела. Потом многочисленные переоформления, заключения и прочее. Какое-то время я судился с его издательством, и это затянулось. И я просто не знал, как войти в его дом…

– Понимаю.

Николас не знал, как продолжить. А старик махнул рукой, давая понять, что перед ним совсем не обязательно объясняться или оправдываться.

Они немного помолчали.

– Послушай, Ник, – заговорил Клайв. – А ты знаешь, как умер твой отец?

Неожиданный вопрос озадачил Николаса. Молодой Томпсон поглядел на старика более внимательно.

– От потери крови, – ответил он с нотками неуверенности. – Он поранил шею. Это было в присланной мне копии отчёта коронера.

Старик устало поморщился и тяжело вздохнул.

– Мы были давними друзьями, – сказал Клайв. – Ты можешь пока остановиться у меня, если хочешь. Думаю, мы найдем тему для разговора.

Николас принял предложение.

3

– Я знал его, – повторился Клайв, глядя в кухонное окно на соседний дом, одновременно заправляя старую кофеварку. – Можно сказать, что мы были хорошими приятелями, хотя и виделись порой раз в месяц. А то и реже. Но наши «посиделки» неизменно грели мне сердце, особенно после того, как скончалась Катрин, моя жена. Даг был хорошим человеком и очень интересным собеседником, несмотря на некоторую замкнутость, иногда даже отстранённость. Но ему можно было это простить – он был хорошим другом и чрезвычайно талантливым писателем.

– Я не могу судить об этом, – Николас внимательно наблюдал за приготовлением кофе, словно видел эту процедуру впервые. – Не довелось читать произведения отца.

– Да-да. Видишь ли, я когда-то давно работал на крупное издательство и за годы работы научился видеть таланты буквально с первых страниц. Твой отец, несомненно, был одним из таких людей. Ему покорялись разные жанры, но он крайне редко издавал что-то кроме детективов. И использовал в таких случаях псевдоним, предпочитая оставаться неизвестным гением, как я однажды его назвал. Он лишь посмеялся.

Кофеварка издала пронзительный свист, заявляя о готовности напитка, и Клайв смолк, отвлекшись, чтобы наполнить пару чашек.

– Я совсем не знал его, – проговорил Николас, мрачнея, – Мама ушла, когда я был ещё маленьким, и не любила говорить о нём… Спасибо, – Он взял у Клайва кружку, над которой поднимался пар.

– Я не знаю, почему расстались твои родители. – Клайв сел за стол. – Даг редко говорил о семье. Жену почти не упоминал. Чаще тебя. Но ничего конкретного. Порой я видел, что он скучает, хотя он и пытался это скрыть.

Они смолкли, потягивая кофе. Клайву нравился этот парень, он так походил на отца: те же голубые глаза, те же скулы, тот же подбородок.

– Почему вы спросили о том, знаю ли я, как он умер?

Вопрос прозвучал неуверенно, словно Николас не решил ещё, хочет ли услышать ответ.

Старик задумался. На морщинистом лице читалось, что ответ на самом деле прост, только вот слова подобрать чрезвычайно трудно.

– Почти всю жизнь я прожил без отца, а потом приходит извещение о его смерти, о том, что мне необходимо уладить вопросы с имуществом, требование от издательства и прочее. В заключении коронера написано, что смерть наступила от потери крови через рану на шее, полученную из-за несчастного случая.

Николас смолк, но старик также хранил молчание.

– Если написанное там неправда, то, что же произошло? Как он умер на самом деле?

– Утверждать не могу, – начал Клайв. – Формально, всё так, как ты и сказал… Но относительно происхождения раны есть некоторые сомнения. Они есть не только у меня одного. Более того, они есть у всех, кто живёт здесь. Только, боюсь, они тебе не понравятся, Ник. Возможно, ты даже сочтёшь меня сумасшедшим стариком. Хотя нет, ты точно так и будешь думать, если я тебе всё расскажу. И позвонишь в Джунипер Хилл[4] с просьбой открыть в Солитьюде филиал лечебницы.

Ник замер с кружкой в руке, обдумывая сказанное. Удивление отражалась в его глазах. Затем сменилось сомнением и, наконец, решительностью. Он поставил кружку с недопитым кофе и скрестил руки на груди.

– Расскажите мне. Я хочу знать.

Клайв посмотрел ему в глаза и увидел, что сомнения рассеялись – Ник готов выслушать любую версию, лишь бы не оставаться в неведении. И Клайв рассказал историю смерти старика Томпсона, как она ему представлялась, и последовавшие затем события вплоть до сегодняшнего дня. Он говорил неспеша, припоминая некоторые детали и вспоминая свои ощущения. Это заняло чуть больше получаса.

Николас молча слушал с каменным лицом. Когда же старик закончил, Николас ничего не сказал.

Клайв решил не отвлекать от раздумий дальнейшими разговорами и снова поставил вариться кофе. Когда кофеварка вновь засвистела, и Клайв наполнил кружки по второму разу, Николас спросил:

– И поэтому все освещают дома?

– Да, – последовал простой ответ.

– Чтобы это существо или существа не пришли за другими людьми? – Уточнил Николас.

– Да.

Николас посмотрел в окно, где сосед Клайва вышел проверить освещение и погасил ненужные днём лампочки и фонари.

– Складная теория, – поразмыслив, подытожил он, не скрывая скепсиса.

– Не думайте, что у меня, как и у всех здешних жителей, не все дома, молодой человек, – сказал Клайв. – В конце концов, я предупреждал вас.

– О, я так не думаю. Извините, не хотел вас оскорблять, – поспешил заверить Николас. – Просто это все слишком фантастически звучит, сами понимаете.

– Я знаю, как это звучит, Ник. Но всё же тебе не нужно упускать это из внимания. Во многих историях, которые считаются выдуманными, есть доля правды.

Николас кивнул.

– Вот тебе мой совет: съезди в дом и до темноты возвращайся ко мне. Я могу рассказать тебе об отце кое-что еще. А как только завершишь все дела, уезжай. Солитьюд тебе не понравится – этот город принимает лишь тех, кто хочет жить один. Мне кажется, ты не такой.

Николас не стал пить вторую порцию кофе. Поблагодарив старика за гостеприимство, он расспросил, как найти отцовский дом.

– Чуть не забыл, – засуетился Клайв, когда гость уже открывал входную дверь, и отстегнул ключ от своей увесистой связки. – Когда-то Даг дал мне запасной от своего кабинета – постоянно их терял, но не мог ничего поделать с желанием запирать «рабочую зону». Насколько мне известно, последним в кабинет заходил твой отец, и дверь все еще заперта.

Николас поблагодарил, сел в машину и отправился на опушку леса.

Клайв проводил его взглядом, моля Бога, чтобы парень вернулся до наступления ночи. Но Бог был далеко от Солитьюда.

4

Найти отчий дом оказалось проще простого. Следуя указаниям мистера Фулера, Николас проехал вниз по улице и увидел справа отворот на опушку леса. Обогнул несколько больших сосен, за которыми обнаружились три дома. Николас остановился, но выходить не спешил.

Прежние сомнения внезапно вернулись. Стоит ли входить? Что он надеялся там найти? Отца уже не вернуть, но Николас хотел хоть что-нибудь узнать о нём. Он же никогда его не видел.

Николас поглядел на ближайший дом. Просторное крыльцо окружено дебрями некошеной травы. Сам дом, как два других, явно говорил, что внутри уже давно никто не живёт.

Набравшись решимости, Николас всё же покинул машину и направился к входной двери. Ручка со скрипом повернулась, и он распахнул дверь настежь.

Несмотря на большое количество всевозможных «гостей», которые могли и, вероятно, побывали в доме, о чем поделился мистер Фулер, дом выглядел нетронутым. Казалось, что хозяин просто давно ушёл, все поверхности покрылись пылью, кое-где стёртой незваными посетителями.

Николас осмотрелся. Вполне уютно, если не брать в расчёт запустение, беспорядок и щекочущий ноздри аромат пыли и затхлости. Маленький снаружи домик внутри оказался довольно просторным. Николас заметил в углу старый граммофон и коробку с пластинками.

«Интересно, что любил слушать отец?»

Он полистал картонные футляры: Джонни Кэш, Элвис Пресли, Фрэнк Синатра.

«Похоже, у Дагласа был неплохой вкус, – решил Николас, – Но AC/DC[5] все же лучше».

В комнате, совмещавшей прихожую и гостиную, он задерживаться не стал, заинтересовавшись тяжёлой на вид дверью кабинета.

Мистер Фулер оказался прав – кабинет был заперт. Николас, воспользовавшись ключом, вошёл в комнату, где царил сладковатый запах какой-то пряности и старой бумаги.

Посреди просторного помещения стоял большой дубовый стол, заваленный бумагами, как в аккуратных стопках, так и в беспорядке разбросанных. У края напротив выдвинутого стула расположилась чёрная печатная машинка. Из механизма торчал чистый лист бумаги, посеревший от пыли.

У стола, словно верная собака у ног хозяина, возвышалась стопка нераспечатанных пачек чистой бумаги.

Вдоль стен высились массивные книжные шкафы. Справа – сплошь заставленные книгами разных цветов и размеров. Слева на полках покоились рукописи, связанные бечёвками, сложенные в папки или просто лежащие ровными стопками.

И всё вокруг покрывал толстый слой пыли, включая маленькое окошко в дальней стене, находящееся под самым потолком. Через него просачивался тусклый свет утреннего солнца, в лучах которого лениво кружилась поднятая Николасом пыль.

Мужчина заворожённо осматривался несколько минут, вдыхая запахи комнаты. Затем прошёлся вдоль шкафа с книгами, проводя пальцем по корешкам, обнаруживая под слоем пыли знакомые произведения – мировая классика и популярные писатели.

Николас перешёл к другой стене и стал читать названия рукописей. «Клетка», «После жизни», «Звёздный атлас», «Исступление» и другие. Пока рассматривал титульные листы, решил, что непременно должен перевезти отцовскую библиотеку со всеми рукописями домой.

Подойдя к столу, Николас смахнул пыль со стула и сел. Дернул за запыленный листок в машинке, и, поднес его к глазам. Лист не был чистым, как показалось сначала. Отец напечатал номер главы – девятнадцать.

Мужчина склонился над столом, оглядывая остальные бумаги. Записи от руки, черновики, испещренные пометками, тут же нашлись первые восемнадцать глав незаконченного романа без названия.

Переложив несколько листов, Николас обнаружил небольшую записную книжку, оказавшуюся дневником. Открыл последнюю запись.

«не смог найти второй раз, да и не хотелось снова идти в лес – странное ощущение у того камня.

Но стоит использовать это в романе. Может Сара найдет такой же в девятнадцатой или двадцатой главе?

Надо обдумать.

И почини уже клавишу тире!»

Николас перевёл взгляд на машинку. Прикоснувшись к пыльным клавишам, он понял, что в этой комнате находится вся жизнь отца. Мать редко заговаривала о муже, но всё же иногда вспоминала.

«Он жил в своём мире», – говорила она с едва заметной печалью и ноткой недовольства в хриплом от чрезмерного курения голосе. – «В мире своих фантазий. В нём ему было комфортно, в отличие от реального мира. Но разве не все писатели страдают от этого?»

Однако потом приходила к выводу, что отец в итоге не страдал от бегства из мира реального в мир фантазий. Скорее наоборот – наслаждался пребыванием среди несуществующих людей и выдуманных событий.

Николас внезапно осознал, что сейчас он ближе к отцу, чем когда бы то ни было. И вдруг стало невыносимо одиноко от того, что так и не удастся узнать отца таким, каким он был на самом деле.

Грудь сжало от скрежещущего, как песок на зубах, чувства невосполнимой утраты, а на глаза начали наворачиваться слезы. Но Николас сдержал их, как делал всегда, стараясь представить отца и их первую встречу.

«Лучше выйти наружу», – решил Николас. – «Пока от этого пыльного запаха старины не начала болеть голова».

Он поднялся со стула, да так и замер от неожиданности.

В дверях кабинета стояла девушка, по виду не старше Николаса, да с таким же изумленным выражением на красивом лице.

В повисшей тишине Николас разглядывал незнакомку, как заблудившиеся путники рассматривают внезапно появившийся в пустыне оазис. Она в свою очередь озирала исключительно комнату.

Это продолжалось до тех пор, пока её изумлённый изучающий взгляд не наткнулся случайно на Николаса.

Тот к своему удивлению ощутил стыд, будто девушка застала его на месте преступления. Но та смотрела на Николаса, как на инородный для комнаты предмет, сдвинув брови.

– Как вы сюда вошли? Как, чёрт возьми, у вас это вышло? – Выдохнула она, и в голосе необъяснимо слились восхищение и пренебрежение.

Однако Николас не успел возмутиться. Гостья снова переключилась на изучение комнаты, при этом продолжая сыпать вопросами.

– Так как вы открыли дверь? А я вас раньше не видела. Давно вы приехали в Солитьюд? И зачем, позвольте уточнить, пришли в этот дом? Собираете какой-нибудь материал для статьи, угадала? – Тараторила она, подойдя к книжным стеллажам и стирая тонким пальчиком пыль с книжных корешков, оставляя на них второй след.

Мелодичный голос не позволил разыграться возмущению от столь неожиданного и грубого вторжения. С кем-нибудь другим и в иной ситуации Николас такого бы не допустил. Но сейчас просто смотрел, как при движении колышутся распушенные светлые волосы гостьи, и слушал её голос словно зачарованный.

– Сегодня, – ответил Николас, когда поток вопросов ненадолго прервался.

– Что? – Переспросила она, не оборачиваясь.

– Я приехал сегодня утром. Это дом моего отца. А теперь мой.

Слова прозвучали чуть громче, чем хотелось Николасу. Но это привлекло её внимание. Незнакомка остановилась и, оглянувшись через плечо, по-новому взглянула на Николаса.

– Понятно, – сухо отозвалась она и вернулась к прерванному занятию.

– А вы что здесь делаете? – Спросил Николас с максимальной беззаботностью, на которую был способен.

– Оу! – Она смутилась, но лишь на секунду. – Меня зовут Марта Кейн. Я в некотором роде исследователь.

Марта подошла к Николасу, чтобы пожать руку.

– Николас, Ник Томпсон, – Он осторожно сжал тонкие пальчики и с изумлением отметил, что небольшая и хрупкая на первый взгляд рука оказалась довольно крепкой.

– И что же вы исследуете?

В голосе послышались непрошеные саркастические нотки, однако Марта пропустила их мимо ушей.

– Необъяснимое, – ответила она так, словно отвечала на этот вопрос по нескольку раз на дню. И Николас тут же осознал, что так оно и было.

– Это что же?

– События или происшествия, которые нельзя объяснить логически, – заговорила Марта менторским тоном, не моргнув и глазом, – Когда из имеющихся фактов нельзя сделать однозначное умозаключение. Например, произошедшие здесь смерти, начиная с…

Она осеклась на полуслове, смущенно отведя взгляд в сторону.

– Извините. Похоже, работа лишила меня такта.

«Похоже на то», – согласился Николас. Но вслух ничего не сказал.

– Я вам соболезную.

– Спасибо, – отозвался Николас. – Но я не знал своего отца до сегодняшнего утра. Если вы расскажете свою версию того, что здесь произошло, то я, возможно, не стану заявлять в полицию о проникновении на мою частную территорию.

Он дружелюбно улыбнулся, и доверительно посмотрел в бездонные темно-карие глаза девушки. Она несколько безумно долгих секунд смотрела на Николаса, прикидывая что-то в уме, прежде чем улыбнуться в ответ.

5

– Наш мир всегда будет полон тайн и загадок. И в нем всегда будут люди, готовые разгадать эти загадки чего бы это ни стоило и пойти куда угодно за ответами. Это скрыто в самой человеческой природе.

Марта изучала кабинет и пока говорила, остановившись у шкафа с рукописями, читала названия. Николас опустился на отцовский стул, не без интереса наблюдая за гостьей.

– И я как раз такой человек, – продолжала Марта. – Для вас не секрет, чем меня мог привлечь этот городок.

Николас кивнул, припоминая леденящий душу рассказ мистера Фулера.

– Думаю, не стоит также объяснять, что я – реалист и не склонна верить разным суевериям в силу профессии.

Очередной кивок.

– Однако на первый взгляд всё выглядит так, как описывают местные жители.

Брови Николаса удивленно взмыли вверх, что не ускользнуло от внимания Марты.

– Первым умер ваш отец. Еще раз прошу прощения. Его нашли на крыльце дома. Он… Может, выйдем на свежий воздух? Я покажу наглядно. Да и от чёртовой пыли уже в носу свербит.

Она демонстративно потерла носик.

– Я только «за», – отозвался Николас. – Сам собирался выйти, когда появились вы.

И они направились к выходу.

– Он лежал на ступеньках крыльца на спине с вытянутыми вдоль тела руками. – Марта указала на ступени, около которых встал Николас. – Коронер обнаружил на шее две небольшие ранки колотого характера, через которые, по его мнению, и вытекла вся кровь. Странно, что самой крови так и не нашли. Ни в доме, ни вокруг дома. Нигде не обнаружилось ни единой капли. В заключении причиной смерти значилось нападение животного. Дело закрыли уже через три дня, сразу после остальных смертей.

– Кто им занимался? – Спросил Николас. – Этим делом. В Слитьюде нет своей полиции.

– Его курировал шериф из Дерри, ближайшего города, к юрисдикции которого и относится Солитьюд.

Николас кивнул, и Марта продолжила.

– На следующий день после смерти вашего отца жители ближайших домов сообщили о доносящихся отсюда выстрелах. Но из-за начавшегося ремонта на шоссе и жуткой бури полиция прибыла сюда лишь через два дня. К тому времени местные уже сами всё осмотрели.

Марта помолчала, обдумывая следующие слова.

– В общем, картина у них сложилась вполне ясная. Но сначала факты. На следующую ночь после смерти вашего отца погибли его соседи слева, – девушка указала на дом по левую сторону. – Том Грин и его жена Нэнси. Том лежал у входной двери. На нём не было никаких следов, руки он прижимал к груди. Он был здоровым мужчиной по всем показателям, но умер по заключению того же коронера от остановки сердца.

Марта сделала паузу, чтобы собеседник мог переварить услышанное.

– И местные решили, что он умер от страха, – догадался Николас и получил в ответ одобрительную улыбку.

– Да, но доказать это наверняка уже невозможно. – Марта пожала плечами. – А его жена Нэнси была найдена в спальне на втором этаже. На теле – те же повреждения, что и у вашего отца: две ранки на шее. Рядом – двуствольное ружье, из которого она и стреляла ночью.

– В кого же она стреляла?

– В окно, – ответила Марта.

Заметив замешательство на лице Николаса, девушка вновь указала на дом Гринов.

– Видите, на втором этаже, крайнее справа окно.

Посередине оконного проёма зияла огромная дыра в обрамлении зазубренных осколков стекла и остатков рамы.

– По комнате были рассыпаны патроны. Но она стреляла только один раз. Из обоих стволов сразу. А перезарядить, видимо, уже не успела.

– Похоже, промахнулась, – сказал Николас.

– Скорее всего, – согласилась Марта. – Следов животного обнаружено не было, равно как и свидетельств его ранения или же смерти. Если бы она стреляла в животное. Однако причина смерти всё та же – нападение животного. И так же ни единой капли крови вокруг. Словно вся кровь Нэнси Грин испарилась из тела.

– Или на неё напали некие сверхъестественные существа из ночи, – заметил Николас, недоверчиво изогнув бровь.

– Да. – Марта кивнула, но оставалась серьезной. – Эта теория выглядит более подходящей, чем все прочие. Пришли монстры, постучали в дверь. Том открыл и, увидев гостей, тут же умер от страха. Нэнси услышала их, достала ружье, попыталась пристрелить, но промахнулась, за что и поплатилась жизнью.

– Складно, – натянуто улыбнулся Николас.

– Но я в это не верю, – заявила Марта без тени улыбки. – Монстров не существует, и всех этих людей убили не какие-то мифические существа, которых мало того, что никто не видел, так ещё и знать о них не знал.

Николас посерьёзнел. Ему в голову пришла ужасная догадка, от которой он похолодел, и в горле разом пересохло.

– То есть вы хотите сказать…

– Да. По-моему, их убили люди.

– Но кто? И зачем? – Воскликнул Николас, пораженный такой идеей.

– А вот это я как раз и хочу выяснить, – ухмыльнулась Марта. – Скорее всего, убийца или убийцы находятся там. – Она махнула рукой в сторону деревьев, за которыми скрывалась центральная улица. – А касательно мотива, то тут, вероятно, имеет место быть ритуальное убийство или жертвоприношение. Я думаю, людей убили в другом месте. Это очевидно, раз крови тут нет. И уже после обескровливания тела принесли в дома и обставили как нападения чудовищ. Возможно, им и приносились эти жертвы, каким-то неизвестным местным божкам, жаждущим крови.

– Но зачем такая масштабная мистификация? К чему столько трудностей для столь таинственного ритуала, который привлек столько внимания?

– Понятия не имею. Может, так сказал им их идол. Может, они решили, что без этого он разгневается, и решили умилостивить своего кровожадного божка, заодно и внимание людей привлечь. Последнее, надо заметить, удалось как нельзя лучше – туристы до сих пор приезжают.

– Тоже хорошая теория, – сказал Николас после некоторых раздумий. – А что случилось в третьем доме?

Он кивнул в сторону дома справа.

– Там жили Нил и Стейси Крейн. Их так и не нашли. Дом осмотрели, окрестности обыскали, но не нашли ни следа. Они так и не объявились. И их вскоре признали умершими.

– Их утащили чудовища, – предположил Николас.

– Такова версия местных жителей, – кивнула Марта.

– Но вы в неё не верите.

Марта кивнула.

– Не верю. Их тела могли оставить на алтаре. Могли повесить на тотемный столб. Могли захоронить, сделать чучела, нарезать из них сувениров. Да чёрт их знает, что с ними могло случиться. В конце концов, их могли даже съесть.

Николас скривился, стараясь не представлять подобную картину.

– Вы общались с местными жителями?

– Конечно, но они плохо идут на контакт. Либо уходят от разговора, либо пересказывают официальную версию, но лишь единицы говорят про чудовищ, выходящих из темноты.

Николас задумался на секунду, пока Марта смотрела на него, ожидая реакции.

– Поэтому вы еще здесь, – изрёк, наконец, он. – Потому что не нашли достаточного опровержения или подтверждения какой-нибудь из теорий.

– Верною А вы, возможно, не так просты, как кажетесь, Николас, раз можете быть достаточно проницательны.

– Сочту за комплимент, – отозвался Николас. – Можете звать меня Ник, если хотите.

– В таком случае зовите меня просто Марта. И раз уж так получилось, то перейдём на ты.

Николас вызывал в Марте симпатию уже только потому, что оказался тем редким человеком, который в отличие от остальных не отнёсся к ней ни как к «падальщику-журналисту», ни как к глупенькой девчушке с милым личиком и отсутствием интеллекта.

– Хорошо. – Николасу с трудом удалось оторвать от её лица взгляд, чтобы взглянуть на солнце, высоко поднявшееся над головами. Затем их взгляды встретились, и теперь уже глаза девушки сбежали от прямого контакта.

– Марта, я, может быть, смогу чем-то помочь. Так сказать, свежим, незамутненным взором взглянув на проблему. – Предложил Николас, взглянув на машину, потому что собеседница вновь смотрела в глаза. – Даглас, отец писал в дневнике про какой-то камень в лесу. Вы что-нибудь об этом слышали?

– Нет. – Девушка нахмурилась.

– Так, может, прогуляемся и осмотримся. Обещаю не приставать.

Марта улыбнулась.

6

– Откуда начнём? – Спросила она, оглядывая окрестности.

Николас осмотрел стену леса, в которой высокие ели так плотно стояли друг к другу, словно старались тем самым скрыть от посторонних глаз какую-то страшную тайну.

«И у них, кажется, получается», – подумалось Николасу. Он невольно поёжился от вида чащи сокрытой в сумерках, созданных переплетёнными ветвями, которая казалась холодной и отталкивающей.

На секунду он хотел предложить Марте уйти отсюда и открыл рот, чтобы озвучить эту мысль. Но тут же закрыл. Самолюбие, говорившее, что это будет выглядеть слишком трусливо, задвинуло постыдную мысль подальше.

– Туда, – Николас указал перед собой, где просвет между деревьями был шире, и они двинулись вперед.

Несмотря на сложившееся у Николаса предчувствие холодности в лесу было тепло. Под ногами хрустела короткая трава, из-за недостатка света не выраставшая выше нескольких дюймов. Она вовсе исчезла из-под ног уже через дюжину шагов. Её сменила голая земля, там и тут усеянная островками мха.

Николас оглянулся на идущую следом Марту и увидел в лице беспокойство, которое ощущал и сам. Он остановился.

– Всё в порядке?

– Да, – ответила Марта неуверенным хриплым голосом. – Жуткий лес. Не могу объяснить, но что-то тут не так.

Она огляделась вокруг, и Николас последовал её примеру.

– Птицы, – проговорил он. – Их совсем не слышно.

– Верно. – Марта прислушалась к зловещей тишине чащи. – Это странно.

Николас повернулся вперёд, чтобы продолжить путь, но Марта вдруг схватила его за локоть.

– Может, еще раз осмотрим дома, чем без толку бродить по лесу? Всё равно ведь ничего не найдём. – Предложила она с максимальной беззаботностью, но глаза светились умоляющим блеском.

– Хорошо, – после недолгих раздумий ответил Николас. – Возможно, в записях отца есть что-то ещё.

Он уже поворачивался в обратную дорогу, когда увидел недалеко между близстоящими деревьями нечто чёрное. Нечто не принадлежащее лесу. Именно так он, не задумываясь, охарактеризовал это в голове.

– Погоди. – Николас остановил Марту и взмахом руки указал в сторону непонятного объекта. – Взгляни-ка туда. Что это, по-твоему?

Марта проследила за рукой и нахмурилась.

– Похоже на… не знаю. Какая-то чёрная платформа. Или скала.

– Посмотрим? – Николас двинулся к деревьям, не дожидаясь ответа Марты. И ей не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

Всего в нескольких шагах обнаружилась небольшая полянка площадью около двух дюжин квадратных ярдов[6] в окружении вековых елей и сосен, практически полностью скрывших небо над ней, давая лишь редким лучам путь к земле.

Едва ступив на поляну, Николас понял, что они зря пришли сюда. Весь его энтузиазм разом испарился. Но поворачивать назад было поздно, он слишком далеко зашёл, чтобы сбежать, едва подойдя к чему-то важному. А он буквально кожей чувствовал, что именно здесь таится разгадка произошедших в городе событий.

Земля на поляне словно была выжжена, тут и там виднелись серые кучки пепла. На выгоревшей поверхности не росло абсолютно ничего, словно здесь никогда и не появлялось никакой жизни.

Но внимание привлекало другое. Чёрная гладкая скала семи футов в высоту и четыре в ширину[7] возвышалась на противоположном конце поляны, словно вертикально поставленный гроб, а широкая расселина делала скалу похожей на арку.

«Или скорее на потайной проход в преисподнюю», – подумал Николас, не торопясь подходить.

Он оглянулся на Марту, их взгляды встретились. В глазах девушки застыл не страх, а ужас. Однако кроме него Николас всё же заметил любопытство – ей хотелось знать, что они нашли. Как ни странно, ему самому этого хотелось.

– Я осмотрю её, вдруг внутри что-то есть. – Сказал он Марте едва слышным шепотом, словно боялся, что произнесённые вслух слова могут разбудить спящего подле них дракона, а чёрная скала окажется его глазом, который тут же откроется.

Николас не смог сдержать нервный смешок при мысли, что отец наверняка похвалил бы его за столь удачное сравнение.

Марта этого даже не заметила, поглощённая созерцанием скалы-арки.

Они подошли к камню на расстояние вытянутой руки, и Марта остановилась за спиной Николаса. Возможно, в другой обстановке его порадовало, если бы она прижималась к нему так же, как сейчас. Но не теперь.

С близкого расстояния скала выглядела ещё более внушительной. Камень выглядел гладким, но казалось, что покрыт внушительным слоем сажи.

Николас удивленно вскинул брови, когда провёл по поверхности пальцами и обнаружил, что на коже не осталось ни следа. Камень действительно был гладким и чистым. А еще слегка тёплым.

– Сажа? – Прошептала из-за спины Марта.

– Нет. Идеально чистый.

Николас заглянул в расселину, но ничего не увидел – внутри было настолько черно, будто в нише загустела сама темнота. Он протянул руку и ничего не почувствовал. Но чернота мгновенно окутала пальцы, полностью скрыв их от глаз владельца непроницаемой пеленой, как если бы Николас сунул руку в ведро с дёгтем.

Мужчина тут же одернулся, ожидая увидеть чёрные измазанные пальцы, но те остались чисты. Он покрутил рукой перед глазами, будто не до конца доверял им.

– Что там? – Марта выглянула из-за его плеча.

– Смотри.

Николас до запястья погрузил руку в черноту расселины, и она полностью исчезла в её темноте. Марта ахнула, рука метнулась ко рту, подавляя крик.

– Я не чувствую ничего необычного, – прокомментировал Николас. – В смысле, вообще ничего.

Он сжал кулак и вынул руку. Когда пальцы стали разгибаться, между них заскользили кусочки выхваченной из ниши темноты, устремляясь крошечными рваными лоскутами обратно к нише.

– Что это за чертовщина? – Изумилась Марта.

– Ни малейшего понятия, – ответил Николас. – Но, думаю, что нам пора возвращаться.

– Согласна. Но надо будет вернуться и хорошенько всё исследовать.

Николас посмотрел на спутницу. Похоже, прежнее самообладание вернулось к Марте, раз она думает об исследованиях. А сам он едва ли хотел приходить сюда ещё раз, но вслух ничего не сказал.

Когда они шли назад, Марта рассказывала о тестах и пробах, которые необходимо взять и тщательнейшее обследовать, и о том, какой резонанс они произведут на общество, потому что увиденное ими феноменально.

«Скорее немыслимо», – про себя поправил Николас. Его это слишком воодушевляло, скорее даже пугало, о чём он не признался бы даже самому себе.

Вскоре они вернулись к домам. Николас предложил Марте выпить по чашечке кофе в надежде, что оно есть в отцовском доме.

Марта нехотя отказалась, сказав, что ей необходимо сделать пару неотложных звонков. Они обменялись номерами телефонов, договорившись сегодня встретиться еще раз при других обстоятельствах. Николас предложил подвести, но поколебавшись, Марта вновь отказалась.

– Спасибо большое, Ник. Но лучше я пройдусь, будет время всё обдумать – сказала она. – Только не пойми меня неправильно. Мы хорошо провели время, но у меня есть работа, которую нельзя откладывать. И я не прощаюсь.

Она одарила его ослепительной улыбкой и двинулась вдоль по дороге. Николас смотрел вслед, с радостью замечая, как она раз за разом оборачивается. Когда Марта исчезла за деревьями, Николас вернулся в отцовский дом, решив, что не зря приехал в Солитьюд.

7

Перед закатом Солитьюд, как и всегда, зажигал огни. Бесчисленные гирлянды и лампочки, светильники и прожекторы, фонарики и лампы, питаемые от мерно гудящих подле домов или в сараях генераторов, освещали искусственным светом каждый дом в крошечном городке.

К одиннадцати часам вечера, когда тоненький серп убывающей луны завис высоко в небе среди мерцающих в тёплом воздухе звёзд, почти все жители спали.

Но городок не выглядел спящим, ведь люди не выключали свет даже в домах. Окна будут лучиться энергией жизни даже тогда, когда в домах не будет живых, а много позже останутся мертвенными даже с живыми внутри.

На следующее утро Солитьюд будет пуст, безлюден и безжизнен, как улей брошенный пчёлами в разгар лета. В домах не найдётся тел, как, впрочем, и на улицах. Их вообще никогда не найдут. И никто никогда не узнает, что с ними случилось.

Люди будут спать, когда это произойдет. Но некоторые на свою беду бодрствовали, когда Солитьюд неумолимо начал превращаться в город-призрак.

8

Бессонница вновь мучила Табиту Моррис. Она уже год плохо спала, и время, которое удавалось провести в благодатных сновидениях, едва ли не с каждым прожитым днём неумолимо сокращалось.

Зато Табита заново открыла удовольствие чтения. После одного романа, названия которого уже не помнила, Табита даже опасалась, что начнёт видеть сверхъестественных существ, как было с главным персонажем[8]. Вскоре это прошло, никак не повлияв на любовь к остросюжетной литературе и хоррорам.

А началось это весной, когда снег, выпавший в неимоверном количестве, начал быстро таять. В ту знаменательную ночь Табита впервые за последние тридцать лет не могла заснуть из-за проливного дождя.

До самого утра крупные капли бомбардировали дом, неистово барабаня по стеклам и наполняя пустые комнаты глухим назойливым стуком, и разрушали старательно сохраняемое Табитой душевное равновесие. Она долго плакала. Чего не делала уже много лет, с тех самых пор, как муж скончался от инфаркта почти тридцать лет назад.

После этого начались проблемы со сном. И она никак не могла, да и не старалась их решить. Табита просто плыла по течению, прекрасно осознавая, куда оно приведёт, и не хотела две трети отпущенного срока проводить во сне.

Возможно, от мыслей о приближающейся смерти и началась бессонница, но Табита не была в этом уверена, хотя подобные мысли частенько приходили в голову. Она, недолго обдумав их так и этак, вскоре переключалась на мир книг. Ведь он гораздо интересней жизни, как теперешней, так и уже минувшей.

Нет, она никогда не жалела о прожитом времени. Но частенько печалилась о том, которое оставалось прожить. А книги не давали печалиться, отвлекая Табиту от грустных мыслей и от жалости к самой себе – одинокой старой женщине в большом пустом доме.

Нынешней весной Табита не могла сдерживать печаль душившего её одиночества. Также шел дождь, и капли так же настойчиво атаковали дом. Она не спала всю ночь, вспомнив, как почти год назад лежала на постели и топила рыдания в подушке.

И женщина заплакала вновь, но не по мужу. Табита давно смирилась с его смертью. Она оплакивала себя. Женщину, которая в сорок лет стала вдовой, и которая не смогла завести детей к этому времени. Она оплакивала женщину, настолько разбитую случившимся несчастьем, что боялась заводить новые отношения до тех пор, пока не превратилась в старуху. Она оплакивала женщину, которая много времени спустя льет на кровати горькие слёзы, а рядом нет никого, кто мог бы утешить.

К утру дождь закончился, как и слезы Табиты. Она взяла себя в руки, но заснуть так и не смогла, да и не хотела. Поэтому встала и, заменив заплаканную подушку, отправилась выключать свет в доме – рассветное небо алело на востоке.

Когда спустилась на кухню, случайно увидела за окном человека. Это был Клайв Фулер. Он по своему обыкновению сидел в кресле на веранде и наблюдал рассвет.

Табита смотрела, как лучи, не смотря на окружающий старика искусственный свет, делали воздух вокруг него ярче и теплее. Она видела умиротворенное лицо и подумала: «Каково было бы сидеть сейчас рядом с ним? Вот так просто сидеть рядышком, может быть, даже держась за руки, и вместе смотреть на рассвет? Это же так прекрасно».

С того дня для нее многое изменилось. Табита вставала из постели перед рассветом и смотрела на соседа. Потом перестала ложиться и просто читала книги, чтобы убить время до восхода солнца, когда можно будет вновь полюбоваться на мистера Фулера.

Позже Табита стала следить не только утром, а в течение всего дня. Вскоре практически перестала отходить от окна, чтобы не упустить из виду Клая, так она называла его в мыслях.

Сегодня Табита обновила личный рекорд – шесть ночей к ряду, не смыкая глаз ни на минуту. Но думала совсем о другом.

Увидев утром загадочного незнакомца, прибывшего в город, она кое-что осознала. Табита видела, как Клай готовит незнакомцу кофе, бросает взгляды в сторону ее дома и словно намеренно больше времени проводит у окна.

«Не может быть!» – подумала Табита. – «Он знает, что я слежу за ним. Но как, откуда он может обо мне узнать?»

– Глупая старуха, – пробормотала она. – Неужели думаешь, что он слепой и настолько тупой, чтобы не заметить твои неприкрытые подглядывания.

«Конечно, нет. Но он не прячется от меня и не идет выяснять отношения. Может ли быть, что он испытывает ко мне некую симпатию?»

– Есть только один способ выяснить – поговорить с ним, когда незнакомец уедет. Кто он, кстати, такой, что Клай угощает его кофе?

Табита решила, что это хороший повод завести разговор. И, когда незнакомец уехал, – прошли целых полтора часа, за которые Табита несколько раз теряла решимость, – она собралась с духом и отправилась к Клайву.

– Глупая старуха, – бормотала она, глядя в окно спустя десять минут после разговора с соседом. Он все сидел на крыльце в кресле, бросая на ее дом продолжительные взгляды. – Не надо было допрашивать его. Лучше бы о чем-нибудь другом спросила, чем допытываться: кто такой, откуда, да почему. Словно ты его жена. Теперь будет думать, что я любопытная. И глупая. Глупая старуха…

Однако Клай говорил вежливо, даже приветливо, отвечая на бестактные вопросы, задавать которые, у нее не было никакого права. И это радовало.

– Глупая старуха, – повторяла до позднего вечера Табита. – Умудрилась запасть на соседа, это же надо! Через три месяца уже восьмой десяток разменяю, а все туда же.

Она села на край кровати и, глубоко вздохнув, посмотрела на небольшую стопку книг, лежащую на прикроватной тумбочке. «Галили»[9], прочитанную прошлой ночью, отложила в сторону.

– Да к черту все! – Внезапно воскликнула Табита. – Я же и дальше буду себя жалеть, если продолжу молчать, отсиживаясь дома. Нужно все ему выложить. Все-все! Жить осталось немного, так зачем скрывать чувства. Я одна, он один. Почему бы не проводить время вместе? Мне же не секс от него нужен.

Она рассмеялась, представив себя и Клайва в постели, пытающихся заняться тем, на что они уже не были способны, похожих от этого на двух пародистов-неумех.

– Завтра, прямо на рассвете откроюсь ему, – заявила женщина пустой комнате. – Да. Решено.

Довольная собой, Табита взяла новую книгу – скромный томик в мягкой обложке под названием «Стрелок»[10]. Она долгое время хотела прочитать его, но боялась не узнать окончание истории, ведь автор еще не закончил написание продолжений. Но теперь Табита решила, что ничего больше не следует откладывать на потом.

Прочитав вступление, она услышала внизу странный шум. Табита отложила книгу и вся обратилась в слух. Звук повторился. Будто кто-то скребся у двери заднего двора.

«Собака?» – подумала Табита, поднимаясь с кровати.

Бормоча себе под нос, она спустилась вниз, да так и замерла на нижней ступеньке лестницы. Все ее страхи и страхи остальных жителей в долю секунды оказались реальностью.

Задняя дверь распахнута настежь, но свет фонарей усеивающих дом, как перед празднованием Рождества, почти не виден. Потому что практически весь дверной проем заслоняла огромная непроницаемая черная фигура, очертаниями напоминающая шкаф. Лишь два больших лишенных век красных глаза уставились с верхушки фигуры на испуганную женщину узкими вертикальными зрачками. Мерзко зашипев, чудовище двинулось к Табите.

Жнщину буквально парализовало от ужаса. Она сумела сделать вдох, но не могла выдохнуть – рвущийся из груди крик застрял в легких. Глаза широко распахнулись, рот начал открываться, чтобы выпустить, наконец, обжигающий горло вопль.

Но существо стремительно бросилось вперед. Через секунду жизнь покинула Табиту Моррис, она исчезла навсегда.

9

Клайв до последнего надеялся, что Николас вернется. Но с приходом сумерек надежда гасла, как лучи заходящего за горизонт солнца. Поглядывая в окна дома напротив, где за ним наблюдала Табита Моррис, ошибочно считавшая, что её не видно, Клайв, наконец, отправился спать.

Естественно, он почти сразу заметил, что мисс Моррис следит за ним, ведь она слишком неумело это скрывала, если скрывала вообще.

Однако после сегодняшнего разговора у Клайва не оставалось сомнений в истинных мотивах этой слежки. Одинокая женщина, частенько разговаривавшая сама с собой, похоже, влюбилась. Несомненно, Клайву это было приятно, к тому же он считал Табиту весьма милой леди, еще не утратившей былой красоты. Но он еще помнил жену, еще любил ее.

И все же чье-нибудь общество не помешало бы. Разве не из-за этого он пригласил Николаса в дом? Клайв думал об этом весь день с того часа, когда мисс Моррис якобы с праздным интересом пришла справиться о «молодом туристе».

Старик улыбался, когда вспоминал неумелый допрос, во время которого соседка так нервничала, что едва не разорвала надвое платок, пока перебирала его в руках. Но чаще он вспоминал взгляды, которые женщина бросала на него, сбивчиво задавая вопросы. Немного заискивающие, словно хотела попросить о чем-то, что принято спрашивать только у близкого человека при закрытых дверях, а не у соседа, стоя на крыльце дома.

Клайв решил, что она в эти моменты становилась особенно мила, словно превратилась ненадолго в девушку, какой была много лет назад. И эта девушка ему понравилась.

«Может, стоит ее пригласить на прогулку завтра днем?» – подумал Клайв. Тогда и поговорить начистоту, так сказать, в непринужденной обстановке. Они ведь явно опоздали для юношеских игр и ребяческих заигрываний, так что имело смысл пропустить этот период отношений, если, конечно, она захочет их создать. Клайв хотел. Потому и решил сам поговорить с ней на следующий день.

Он снова улыбался, поднимаясь в спальню. Время подходило к полуночи, но улыбка не сходила с морщинистого лица, не смотря на то, что Клайв был более чем уверен в том, что этой ночью после сегодняшних событий ему едва ли удастся заснуть. Но возле спальни улыбка исчезла.

Клайв ощутил кислый запах гниения и старой земли. Встревожено хмурясь, он вошёл в комнату, чувствуя, что источник неприятного запаха находится там. Толкнул приоткрытую дверь и застыл на пороге.

– Я знал, что вся эта мишура вас не остановит, – произнес он.

Огромная чёрная тень с еле слышным шипением приблизилась к Клайву. Но старик не боялся и, подняв голову, упрямо смотрел в багровые глаза, пока чудовище пронзало его холодным взглядом.

Оно медленно нагнулось к самому лицу человека и вновь зашипело. Сердце Клайва бешено колотилось в груди, но он устоял на месте, не отступив назад.

– Что ты такое? – Проговорил Клайв, не скрывая отвращения к окружавшему существо смраду.

Это были его последние слова.

10

Новенький Приус Марты Кейн стоял в ночной темноте у обочины дороги на съезде, ведущем к трём одиноким домикам за опушкой леса. Двигатель не работал, но лампочка в салоне горела. Хозяйка сидела внутри, нерешительно крутя в руках порядком разогревшийся мобильник.

Звонок редактору не принес должного воодушевления. Старый дурак сказал, что события в Солитьюде остались в далеком прошлом, и очередная сверхъестественная история ему не нужна, потому что это чушь, которую даже от безделья никто не станет читать.

Еще он добавил, что если Марта не принесет по-настоящему стоящий материал через неделю, то её гонорар уменьшится вдвое. Это совсем никуда не годилось.

Но Марта не собиралась так просто бросать этот материал. Она знала: то, что они с Николасом увидели днём в лесу – настоящая сенсация. Но, чтобы это доказать, нужно вновь вернуться в лес.

Девушка ещё раз укорила себя за то, что не взяла с собой фотоаппарат. С другой стороны, она и предположить не могла, что им улыбнётся такая удача, если это можно так назвать.

Но возвращаться в чащу Марте совершенно не хотелось. Её бросало в дрожь при одной только мысли о выжженной поляне и чёрной скале-арке. Едва ли ей хватит духу вернуться туда даже в компании других людей.

Мысли вновь вернулись к Николасу.

Марта снова начала крутить в руках мобильник, не решаясь позвонить. Она не могла определиться с первопричиной, по которой хочет поехать к нему: увидеться или же убедить вернуться позже в лес. Стоит ли вообще с ним встречаться? Может, она хочет завести роман, которого у неё давно не было, или лёгкую интрижку?

Предыдущие отношения кончались довольно плачевно, некоторые даже ужасно. Но Николас казался очень хорошим, убеждала себя Марта. И тут же добавляла, что они все сначала хорошие, а потом… Но вдруг в этот раз будет иначе, хоть раз должна же сработать теория вероятности?

Одернув себя от пустых размышлений, Марта нажала кнопку вызова и посмотрела на оживший дисплей.

– Начало двенадцатого, – проговорила она. Давно следовало решить, ехать вперед или возвращаться назад в мотель.

Помедлив несколько секунд, Марта нашла в списке контактов Николаса и нажала кнопку вызова. После третьего гудка из динамика раздался знакомый голос, и Марта отметила, что рада его слышать.

– Я не разбудила? – Спросила она. – Хорошо. Ты еще в отцовском доме?.. Можно я приеду? Если разрешишь, то я бы тоже хотела её получше осмотреть… Хорошо, подъеду через пару минут.

Марта оборвала связь и положила телефон в нишу возле рычага переключения скоростей. Она глубоко вдохнула, с шумом выдохнув воздух.

– Девочка, – обратилась она к самой себе. – Не вздумай западать на него.

Минуту спустя Марта, откинув сомнения, которые вновь начали проникать в мысли, завела двигатель. Он отозвался мерным рокотом, и автомобиль неспешно двинулся к одиноким домам.

Приус плавно объехал сосны, словно намеренно отделявшие от Солитьюда печально известные дома, и мягко подъехал к тому, что располагался посередине. В окнах впервые за несколько лет горел свет, а старый фонарь едва освещал крыльцо дома.

Марта заглушила двигатель и вышла в ночь.

Воздух давно остыл, и девушка невольно поежилась. Ночь была настолько темной, что казалось, будто в небе погасли все звёзды. И вокруг нависала зловещая тишина. Марта замерла, подойдя к переднему бамперу машины, и, обхватив локти, старалась уловить  хоть какой-нибудь звук. В доме послышались шаги.

За несколько секунд до того, как Марта увидела в дверях Николаса, в ноздри ударил сильный запах гнили и старой земли.

Девушка не успела понять, что произошло. Она хотела улыбнуться вышедшему навстречу Николасу, но вместо этого поморщилась от неожиданно возникшего смрада. Затем увидела, как его приветливое лицо мгновенно исказилось, а глаза округлились от ужаса. Потом к спине прикоснулось что-то ледяное, но она не успела отреагировать – глаза навсегда застило непроницаемой тьмой.

Марта Кейн растворилась в этой тьме и исчезла, превратившись в ничто.

11

Весь день Николас провел в доме отца. Тщательно проветрив кабинет, он отыскал-таки кофе. И свободное время посвятил изучению рукописей. Позже Николас отнес их в машину, чтобы забрать с собой. Он так же забрал ранее изданные романы отца.

Покончив с этим, Николас перешел к шкафу с книгами. Однако теперь внимание привлекало не количество и не значимость книжных корешков, а два чистых следа, оставленных в пыли.

Николас прикоснулся к узкому следу, где по книгам прошёлся пальчик Марты. Он вспомнил, как она оставила утром этот след, как жестикулировала, разговаривая с ним, как при вдохе поднималась её грудь, как блестели энтузиазмом глаза.

Он отошел от стеллажей и сел перед печатной машинкой. Сдув механизма пыль, провел рукой по холодным металлическим клавишам, к которым когда-то прикасался отец. Николас печально вздохнул, глядя на цифру девятнадцать на листе рядом. Стало грустно от того, что произведение так и не будет закончено.

Знал ли Даглас, что не успеет закончить новый роман, когда садился печатать? Знал ли, что конец истории исчезнет вместе с ним? Наверняка нет, решил Николас. А сколько ещё он мог бы написать? Сколько ещё идей жили в его голове

Николас стал разбирать бумаги. Первым делом сложил лист с не начатой главой к предыдущим восемнадцати написанным, отложил в сторону, чтобы тоже взять с собой. Затем проглядел черновики, листки с записями, складывая их в аккуратную стопку.

Николас начал читать дневник отца и провел за этим занятием оставшуюся часть дня.

Из дневника он узнал, что Даглас не раз пытался связаться с сыном, что ни на день не забывал о нём. Но он стыдился себя, стыдился того, что слишком много времени уделял персонажам, заботился о них, как о детях, в то время как его настоящий сын был обделен вниманием. Он очень корил, почти ненавидел себя за это, и считал, что Николас не примет его после того, как он обошелся с сыном.

«Как же ты ошибался, отец», – хотелось сказать Николасу.

Еще он узнал из дневника, что в один особенно жаркий день, прогуливаясь в лесу, Даглас нашел странную поляну: выжженная земля, и жуткий камень, к которому совсем не хотелось подходить. Но он пошел и увидел в нише камня нечто невероятное и столь пугающее, что едва ли не бегом покинул это место.

Вернувшись домой, Даглас в подробностях описал своё приключение в дневнике, чтобы не упустить деталей. При этом от испуга обычно ровный почерк стал корявым, как у отстающего третьеклассника. Но к концу повествования, по мере того, как страх отступал, строчки выровнялись.

Позже он написал, что в тот же день позвал соседа, чтобы показать тому странное место. Они бродили по лесу почти два часа, но так и не нашли выжженной поляны. Даглас был в полной растерянности.

Николас так увлекся чтением о событиях, которые он сам пережил всего несколько часов назад, что когда в кармане зазвонил мобильник, он едва не подпрыгнул на стуле. И ответил на вызов, только переведя дух.

– Алло… Нет, я не сплю… Да, изучаю отцовскую библиотеку, ты не поверишь, что я нашел в его дневнике… Конечно-конечно, приезжай, мне будет приятно.

Николас вернул телефон в карман. Отодвинув дневник, словно боялся, что ровный почерк отца вновь затянет в давно прошедшие дни, он встал и отправился в кухню, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. Николас также решил включить кофеварку, чтобы угостить Марту.

Он открывал купленную днем ранее бутылку с водой, когда услышал звук подъезжающего автомобиля. Глотнув  из горлышка остатки воды, направился встречать гостью, мимоходом подумав, что она слишком быстро добралась.

Николас распахнул парадную дверь, и внутри похолодело. За несколько последовавших далее долгих секунд произошло самое ужасное, что ему когда-либо доводилось видеть.

Марта стояла перед машиной. А прямо за спиной, выделяясь на фоне ночной темноты ещё более чёрным пятном, двигался огромный силуэт, не сводящий с девушки красных глаз с узкой прорезью зрачка. За долю секунды он приблизился вплотную и навис над ней огромным чёрным гробом.

Николас увидел, как Марта хотела улыбнуться, но вместо этого лицо исказилось гримасой отвращения, словно ей дали понюхать чьё-то грязное белье. Силуэт двинулся вперёд, и девушка исчезла в нём – утонула в плотной черноте.

Перед глазами Николаса на долю секунды вспыхнуло видение собственной руки, погружаемой во тьму скалы на выжженной поляне, и тут же исчезло, открыв взору надвигающееся чудовище.

Поглотив девушку, существо обратило взор на Николаса и со злобным шипением двинулось к нему.

Повинуясь инстинктивному порыву самосохранения, Николас успел захлопнуть входную дверь до того, как чёрное нечто успело приблизиться. Он услышал глухой удар после щелчка закрывающегося замка и шипение.

Николас отступил от двери и быстро огляделся в поисках укрытия. Кабинет показался подходящим убежищем, благо дверь не закрыта. Поэтому Николас со всех ног помчался к нему, но остановился, едва преодолев порог.

У стола высилось второе чудовище. Красных глаз не видно, похоже, оно стояло спиной. В ноздри ударил сильный запах гнили.

«Вот почему у нее было такое лицо», – мелькнуло в голове.

Николас, пользуясь тем, что существо на него не смотрело, развернулся, надеясь вырваться из дома через заднюю дверь и добежать до машины. И ту же секунду входная дверь слетела с петель от сильнейшего удара и с грохотом упала на пол перед ногами Николаса. Он едва успел отскочить в сторону, сильно ударившись ногой о стоявший рядом столик.

Существо, поглотившее Марту, вошло в дом, отрезая пути к бегству. Николасу ничего не оставалось, кроме как вжаться спиной в стену.

Второе существо вышло из кабинета. Николас увидел, что у него не было правого глаза. Вместе чудовища приблизились к мужчине.

От смрада разложения у Николаса закружилась голова, и слезы подступили к глазам. Рука взметнулась вверх, прикрыла нос и рот, безуспешно пытаясь оградить от зловония.

Одноглазое существо нагнулось к лицу Николаса. Багровое ого стало изучать его глаза. Оно смотрело несколько мучительно долгих мгновений и, наконец, громко зашипело.

– тыыыы, – прошелестело чудовище.

Глаза Николаса вылезли из орбит от ужаса и понимания. Он хотел закричать, хотел, чтобы легкие разорвались от крика, только бы не слышать больше этого мертвого голоса и не видеть красного глаза с бездонной трещиной черного зрачка, в которой для человека могло находиться только безумие и смерть. О да, смерть стала бы благословением Господним, Николас знал это и молил об этом.

Но молитвы услышал отнюдь не тот, к кому они были обращены.

Существо с одним глазом двинулось к нему, и Николас Томпсон перестал существовать, так и не сумев закричать.

Существа выпрямились во весь немалый рост и покинули пустой дом. Они направились в сторону Солитьюда, к искусственному свету, заполнявшему городок. И намерения их не вызывали сомнений.

12

Преподобный Мартин Донован жил в церкви Святого Христа с тех самых пор, когда в Солитьюде появилась церковь, приехав по направлению епархии. Но, не смотря на возраст, вскоре заслужил доверие паствы проникновенными проповедями и легким общением с прихожанами, удивительным образом приспосабливаясь к манере общения каждого человека.

Однако в те времена Солитьюд был слишком молод и только-только начинал формироваться. Мартин в первый же день спросил у прихожан разрешения жить в еще недостроенной церкви и помогать закончить работы не только храма, но и других домов. Конечно, все согласились, молодых поселенцев не хватало, а для строящегося городка рабочие руки многое значили.

С того самого дня Мартин считал церковь сердцем маленького прекрасного городка.

Все соглашались и с этим. А поскольку среди прихожан всегда присутствовали члены городского совета, то появилось предложение: официально обозначить церковь городским центром и проводить в ее стенах собрания. Возражений на этот счет не посчтупило.

Преподобный Донован вскоре вошёл в состав городского совета и не покидал Солитьюд ни на день. Он навсегда стал ему домом, а прихожане, которых он бесконечно любил, – семьей.

С самых первых дней служения в церкви Святого Христа и до сегодняшнего вечера он перед сном писал текст утренней проповеди из непоколебимой убеждённости, что лучшие мысли Господь посылает перед сном, дабы часть замысла Его открылась человеку во сне.

Но в этот раз слова долго не складывались. Туманная боль путешествовала в голове преподобного Донована словно ураган, разнося мысли в клочья. Она стала сильнее, чем обычно, но Мартин не изменил бы привычке даже из-за опухоли в мозгу.

Конечно, он не знал, что именно опухоль вызывала нестерпимые боли. Преподобный Донован предпочёл отнести их к последствиям скачков давления, которые в его возрасте не являлись столь неординарным явлением, чем ехать в Дерри на обследование.

Однако к полуночи боль стала совершенно невыносимой, и Мартин, наконец, сдался, решив, что проповедь более-менее готова.

«Не самая лучшая моя речь, – думал он, проговорив молитву перед сном и укладываясь в постель, – Но Иисус, возможно, хочет именно этого».

Он лег в кровать, укрылся тонким одеялом и уснул, едва закрыв уставшие глаза.

Через десять минут преподобный Мартин Донован умер во сне, уже не испытывая боли. Опухоль поразила ту часть мозга, которая отвечала за дыхание, и он просто перестал дышать.

За минуту до того, как преподобный Донован испустил последний вздох, и жизнь покинула тело, большая чёрная тень с двумя немигающими красными глазами нависла над его кроватью. Она, согнувшись, бесшумно стояла у кровати. Багровые глаза неотрывно наблюдали, как во сне умирал последний человек в городе.

13

Солитьюд опустел задолго до того, как на горизонте забрезжили первые лучи рассвета.

Отгоняющий ночь искусственный свет заполнял каждый тёмный уголок, но городок стал другим. Не наполненным жизнью, как это могло показаться раньше, но отдающим неестественным, иррациональным ощущением мертвенности и пустоты.

Окажись вы в то утро на тротуаре, то почувствовали бы это. Почувствовали всем своим человеческим естеством, что жизнь покинула город навсегда. Ощутили бы кожей, как Смерть из каждого окна, из-за каждого угла – отовсюду насмешливо смеётся над вами. Смеётся над тем, кто старается казаться бесстрашным там, где живёт первобытный, животный страх каждого живого человека.

И, с облегчением покидая город, вы непременно отведёте взгляд от указателя, который, словно насмехаясь своим приветливым видом, гласит:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СОЛИТЬЮД!

[1] Solitude (амер.) – одиночество, уединение, уединенность, безлюдные места, уединенные места.

[2] Пол Шелдон – популярный писатель, персонаж романа «Мизери» американского писателя Стивена Кинга.

[3] Джон Маринвилл – выдающийся американский детский писатель, персонаж романа «Регуляторы», а также романа «Безнадега» Стивена Кинга.

[4] Джунипер Хилл – психиатрическая лечебница в штате Мэн из многих произведений Стивена Кинга. Упоминалась в романах «ОНО», «Игра Джералда», «Нужные вещи», «11/22/63», «Темная половина».

[5] AC/DC (сокращённо от англ. alternating current/direct current «переменный ток/постоянный ток») – австралийская рок-группа, сформированная в Сиднее в ноябре 1973 года выходцами из Шотландии, братьями Малькольмом и Ангусом Янгами. Коллектив продал свыше 200 миллионов экземпляров альбомов по всему миру, включая 72 миллиона в США. В целом AC/DC является самой успешной и известной рок-группой из Австралии и одной из популярнейших в мире.

[6] Приблизительно двадцать квадратных метров.

[7] 7 футов равны 2,1336 метрам, 4 фута равны 1,2192 метрам.

[8] Речь идет о романе Стивена Кинга «Бессонница». Сюжет романа строится вокруг старика по имени Ральф Робертсон, у которого начинается бессонница. Он пробует все возможные средства, чтобы избавиться от нее, но с каждым днем спит все меньше и меньше. Наконец, у него начинается нечто вроде галлюцинаций – он видит ауры людей, а затем и трех сверхъестественных существ, которые приходят к людям, чтобы забрать их жизни.

[9] «Галили» – роман английского писателя-фантаста Клайва Баркера.

[10] «Стрелок” — роман американского писателя Стивена Кинга, первый том цикла о Тёмной Башне. В течение 1978—1981 гг. роман публиковался самостоятельными повестями в периодике. В первой редакции роман вышел в 1982 году. Последний седьмой роман цикла, «Тёмная Башня», опубликован 21 сентября 2004 года.