Утренняя планерка закончилась. Трактористы вышли на улицу. Андрюха достал из кармана сигареты и зажигалку, собрался уже прикурить, когда к нему обратился старый механизатор, Федор Васильевич:
— Ну что, боец, сегодня на поле Лексеича будешь в ночную пахать?
— Ага.
— Ну, так гляди там в оба.
— А что так, дядь Федь?
— Ты ж приезжий, не знаешь, на том поле плуг углублять нельзя больше, чем на двадцатку.
— А че так?
— Я ж говорю, приезжий, не знаешь. Пошли, вон, на бревнышко, — махнул он в сторону. — Посидим, покурим, я тебе историю одну расскажу.
Они разместились на импровизированной лавочке — блестящем, отполированном, будто столешница модного немецкого гарнитура, бревне. Неспешно закурили. Толстый ясень зашелестел листвою, словно предупредил, что тоже послушает историю старого тракториста.
— Ну, так вот. Во время войны, ну… что с фашистской Германией у нас когда-то была. Ты как? С историей дружишь? — пытливо посмотрел на Андрея Федор Васильевич.
— Дружу, четверка в школе всегда была, — ответил Андрей.
— Когда война с фрицем началась? — прищурился недоверчивый «экзаменатор».
— В сорок первом… июне двадцать второго, — не растерялся Андрей.
— А закончилась?
— В сорок пятом, девятого мая.
— Молодец! Я б тебе уже за это пятерку поставил.
— Так вот, — продолжил старый тракторист. — На том поле, что мы «полем Лексеича» зовем, хороший был мужик, царствие ему небесное, помер в прошлом году, — перекрестился Федор Васильевич. — Во время войны немцы построили секретный подземный бункер. Зачем он им нужон был? Что они в том бункере делали? Какие такие тайны прятали ото всех? Никто не знал. Местные жители только видели, как по ночам в ту сторону машина немецкая с офицерами приезжала, уезжала. Но когда фрицы драпали отсюда, то бункер тот взорвали и говорят, по случайности, солдат там погиб, ихний значится, немецкий. И дух его…душа то есть… там осталась, неприкаянная. И немец за смерть от своих же обиделся. Вот.
После войны, конечно, бульдозеры все с землей сравняли. Стали на том поле зерновые сеять.
А если глубоко пахали, то плугом по плите бетонной бункера задевали и, звук шел… такой… противный.
Немцу тот звук, видать, дюже не нравился. Он пакостить оттого, наверное, начал. Технику портил, плуга ломал — то рама лопнет, то корпус оторвется, то лемеха срежет. Никакого спасу не было от его мести.
Один Лексееич нашел с тем немцем общий язык. То поле, быстрее чем он, никто не вспахивал. Говорили, в тракторе у него бутылка ядреного самогона с лучиной и хлебом всегда припрятана была. Люди брешут значит и я брешу.
Говорят, пока Лексеич в посадке отдыхал, тот немец за него норму перевыполнял. Видели, как трактор без остановки в ночную смену по полю ходил с пустой кабиной. Духи они ж невидимые. Вот. У Лексеича, кстати, и медаль была… почетный хлебороб. Вот.
Немец-то из наших, сельских… тоже хлеб растил в неметчине своей. Так бы и растил, если б не война… а теперь… вот… плуги ломает.
На порожке появился бригадир.
— Васильич? Ты опять свою сказку про немца травишь? Пацана зазря не пугай! — рявкнул он на Федора Васильевича.
— Так я ж правду говорю. Учу, как пахать надо, — огрызнулся старый тракторист.
— Сказочник, сам туда поедешь в ночную! — махнул зажатой в кулаке кепкой бригадир и исчез в дверном проеме.
Федор Васильевич закинул потухший окурок в кусты, поднялся с бревна:
— Так ты это… плуг-то все равно не углубляй. Кто знает, как оно там было?
***
Андрей отработал полсмены. Закончил три делянки заполночь. Оставалось еще чуть больше половины. “До утра управлюсь”.
Решив передохнуть, остановился на краю поля у большого камня. Примостился на подножке, достал термос с горячим кофе из-под сиденья трактора.
Улыбнулся, услышав, как звякнули сосуды.
Под сидухой лежала бутылка водки и лучина.
Все-таки сильна в нас вера во всякие приметы, легенды, страшилки.
И рассказ старого механизатора о таинственном призраке немца посеял в душе Андрея священный ужас.
Выпив бодрящий напиток из крышки-стаканчика, замер. Прямо перед ним, на камне, сидел человек.
Свет от фар светил в сторону и поэтому фигура сидящего в ореоле белесого свечения казалась, словно привидение.
Такое Андрей когда-то видел в любимом фильме жены «Призрак» с Патриком Свейзи.
Он смотрел на ровный тяжелый подбородок немолодого мужчины, тонкие губы, заостренный нос. А из глаз под светлыми бровями такая вселенская тоска смотрела на него. «Неужто и правда немец?!Не врал дядя Федя значит». От испуга отнялись ноги и руки, задрожали губы, судорогой свело горло. Стало трудно дышать.
Призрак заметил состояние парня, невесело улыбнулся.
«Шпрехен зи дойч», скорее прочитал по губам Андрей, чем услышал слова немца и помотал головой, отрицая.
Призрак разочарованно развел руками.
Этот молчаливый диалог как будто снял оковы с Андрея.
Страх отступил, в голове прояснилось, и он вдруг понял, для чего Лексееич таскал с собой в поле бутылку с самогоном.
«Да это же для общего понимания! Как я дурак сразу не понял-то? Фильм же был про генерала с любимым папиным актером, как его? (жаль, сейчас не вспомню) там еще финн с русским нашел общий язык».
— Я сейчас! — полез Андрей в трактор, благодаря всех святых сразу и старого механизатора за добрый совет, а заодно и себя за то, что прихватил с собой волшебную жидкость.
— Водка… Вот… шнапс… вот, — показывал он немцу на бутылку, выпрыгивая из трактора.
Немец осуждающе качал головой, глядя на представление.
— Арбайтен… арбайтен, — повторял он, словно автоответчик в телефоне.
Но присел рядом с Андреем и взял в руки предложенную стопку с водкой.
***
Утром Андрея разбудил противный солнечный луч. Головная боль стучала молоточками в висках.
— Блин, сроду так не пил, — простонал он, глядя по сторонам. Невдалеке стоял трактор.
Приподнявшись, Андрей приложил ладонь козырьком, посмотрел на поле…
— Ешкин-матрешкин, а это как? — перекрестился он.
Все поле было изрезано ровными полосками свежей пахоты.
Автор публикации
