Я встретилась с ним во сне: на территории, где воображаемое смешивается с осколками прошлого. Все случилось в огромном здании, похожем на деловой центр. Он шел по коридору мне навстречу. Вокруг были другие люди. Сначала я не поняла, что высокий светловолосый мужчина в костюме и галстуке – это он. Во-первых, у него не было совершенно никаких причин мне сниться. Двадцать лет назад в моей жизни были люди гораздо более значимые. Во-вторых, он не носил костюмов и галстуков. По крайней мере, в то веселое время, когда мы учились на факультете искусств. Его гардероб состоял из джинсов и футболок, поверх которых он надевал клетчатые рубашки. А еще он носил рваные кеды.
Не узнав его, я прошла мимо. Но все-таки почувствовала беспокойство и замедлила шаг, пытаясь понять, что не так. Он догнал меня и, взяв за руку, потащил за собой в комнату без окна, очень похожую на кладовку уборщицы. Дверь захлопнулась, отсекая нас от остального мира. Там, прислонившись к стене, он сказал:
– Привет.
В тонкой полоске света, которая пробивалась из щели над дверью, высвечивалась скула и прямой нос с горбинкой.
– Привет, – теперь я узнала его.
Меня поразила разница между ним настоящим и тем, кто стоял передо мной. Это была идеальная версия, созданная моим воображением.
– Ну и? – не удержалась я.
«Ну и» включало в себя двадцать лет, которые прошли со дня последней встречи, костюм, который, конечно, ему шел, но был не в его стиле. Один в один как у Траволты в «Криминальном чтиве». Собственно, оттуда я его и выцепила. Еще хотелось спросить: Ким, какого черта ты мне снишься? Неужели из-за того единственного раза, который случился между нами на дне рождении Белкиной.
Он вдруг шагнул ко мне, и я почувствовала его дыхание. Оно отдавало мятной жевательной резинкой. Привыкшие к сумраку глаза разглядели трещинку на нижней губе и начинавшую пробиваться на подбородке щетину. Я вдруг подумала, что дверь закрыта и мы одни; более того, мы во сне, почему бы нам не заняться сексом. Никому от этого хуже не будет: ни ему, ни мне, не тому, кто сейчас спит рядом со мной в моем доме, ни той, кто сейчас, возможно, рядом с Кимом… Я могу принудить, ведь это мой сон. Захочу, чтобы он стоял на одной ноге, будет стоять. Захочу, чтобы снял этот дурацкий галстук и пиджак, снимет. Прикусив нижнюю губу, я придвинулась.
– Не глупи, – вдруг сказал Ким. – Хотя если бы я был настоящий я, то очень бы был даже не против. Ты единственная из всех моих знакомых, которая носила браслет на ноге. И ты мне нравилась. Короче, думай, зачем я здесь?
Я перебрала все возможные варианты.
– Ты умер и снишься мне?
Это было нормальное предположение. Однажды мне приснился пес подруги. Он был старый и чем–то болел. Во сне он лизнул мне руку, посмотрел слезящимися глазами и, сбежав с крыльца, скрылся в тумане. В ту ночь он умер.
Но Киму моя версия не понравилась. Откашлявшись, он сказал:
– Не так радикально.
– Ты символ чего–то? Хочешь мне что-то сказать.
– Конкретнее, – потребовал он.
– Я сейчас проснусь, – предупредила я; сон начинал пробуксовывать и выходить из-под контроля.
– Постой. Вспомни, какими мы были. Ты стихи писала.
– Ну, такие себе. Но ты рисовал не лучше. Если бы люди на твоих картинах выпрямили бы руки, то выяснилось бы, что они ниже колен.
– Зато у нас было кое-что важное.
– Что?
Я всмотрелась в его глаза. Я не помнила, какого цвета они были в реальности. Это было досадно. Надо найти фотографию со дня рождения Белки. Все встали возле стены – у Белкиной была самая большая комната в общаге, и стена была самая большая. Он протиснулся мимо девчонок и парней – все с разных факультетов – и взял меня за руку. Я оглянулась, чтобы посмотреть, кто это. Так нас и сфотографировали. Вдруг на этом снимке можно различить цвет его глаз.
Я проснулась. В комнате было уже светло. По расписанным тропическими цветами шторам скользили тени от деревьев. Слева от меня посапывало одеяло. Из–под него торчали мужские волосатые ноги.
Я скатилась с кровати к тумбочке, на которой стоял телевизор. С нижней полки достала фотоальбом. Перекинув несколько страниц с прозрачными пластиковыми кармашками, нашла старый снимок, сделанный с помощью пленочного аппарата. На нем была изображена комната в общаге, компания студентов. Белкина держала в руках невероятных размеров хлопушку. Фотограф нажал на кнопку в тот момент, когда я повернулась посмотреть, как она собирается устроить мини-салют.
Кима на фотографии не было. Комната была, день рождение Белкиной было, я и ребята – тоже. А Кима не было. Но как это возможно? Я помню, как он пробрался сквозь толпу и взял меня за руку.
– Привет! Мы проспали? – Артур, откинув одеяло, сел на кровати.
Я не отвечала..
Артур поднял джинсы с пола и принялся одеваться.
– Не хочу тебя торопить, но нам нельзя опаздывать на планерку. Мне еще топать полквартала до работы.
– Топать полквартала? – не поняла я.
Мы работали в одной конторе, правда, в разных отделах. Но у меня была машина, и для меня было само собой разумеющимся, что мы приедем вместе.
– Не хочу пока светить наши отношения. Высадишь меня на перекрестке, чтобы я пришел чуть позже. Сейчас кадровые перестановки, а мы с тобой вроде как в противоборствующих командах. Ну и мне не хочется…
Он замолчал, подбирая слова.
В другое время я бы сделала покер фейс и нашла ему оправдание. В конце концов, мне это самой было невыгодно – светить отношения и ссориться с ним. Но сегодня утром все было иначе.
– Нет, – ответила я.
– Что нет? Не высадишь меня?
– Нет – это я тебя не повезу. Можешь вызвать такси, или поехать на общественном транспорте. Остановку видно из окна. Только давай быстрее, а то моя дочь должна вернуться из загородной поездки.
Артур посмотрел на меня изменившимся взглядом, взял рубашку с кресла и вышел из комнаты, сказав:
– Не провожай.
На работе Белкина выслушала мой рассказ про Кима, задумчиво рассматривая рисунок, который я набросала во время планерки. На нем был изображен Ким в черном гангстерском костюме. Он стоял, прислонившись к углу дома. Руки засунуты в карманы брюк.
– Тебе приснился вот этот парень? – уточнила Белкина.
– Не просто приснился. Когда я проснулась, то знала о нем все: он родом из маленького городка на Севере, любит мятную жевательную резинку, разрисовал тебе стену в общаге.
– Катюша, дорогая. В общаге я никогда его не видела. И вообще среди наших знакомых не было никого похожего. К тому же у вас ничего не могло с ним быть. Ты тогда в Димку до потери пульса влюбилась.
– Да знаю я, что его не было, но в то же время он был. Не могу объяснить.
– Слушай, а у тебя все в порядке на работе, в личной жизни? Что с твоим назначением на роль арт-директора?
– Меня побрили. Я остаюсь на прежней должности, только работы добавится. Парень, который у меня ночевал, сказал, что не хочет пока светить наши отношения. Самое отвратительное, что я подозревала, что он на что–то подобное способен, но закрывала глаза.
Белкина вздохнула:
– Что собираешься делать?
До этого момента я не собиралась ничего делать. Но тут вспомнила слова Кима: «Зато у нас было кое-что важное». Я поняла, о чем он. Ну да, Ким, у нас были амбиции.
– Потребую у руководства обещанное.
– А если скажут, нет?
– Тогда я пойду к лифту, поднимусь на двадцать второй этаж в офис «Глобал софт», пройду в кабинет Бульдога и скажу, что хочу работать у него.
– Ну, такое себе, – вздохнула Белкина. – Бульдог делает самые крутые игры. Наша компания на фоне «Глобал софта» просто щенок. Бульдог берет на работу только тех, кого сам пригласит. А еще к нему невозможно попасть без записи.
Через десять минут я стояла в холле на двадцать втором этаже, сжимая в руках резюме. Окинув взглядом пространство офиса, разделенное стеклянными перегородками, я увидела, как открывается дверь в кабинет по правой стороне и из него выходит бородач. Не знаю, как я поняла, что это кабинет Бульдога. Ноги сами понесли меня вперед.
Бульдог пил воду из маленькой пластиковой бутылочки. Я впервые видела его так близко. Хотя у него было грозное прозвище, внешне он походил на эльфа. Стройный, длинный, со светлыми, забранными в хвост волосами.
– Привет, – сказала я.
Бульдог вопросительно поднял брови. Не давая ему опомниться, я шагнула к столу и положила перед ним резюме. В то же мгновение я поняла, что ошиблась. На столе лежал рисунок Кима, я захватила его вместо резюме. В рисунке добавилось больше теней, деталей. На правом запястье Кима было устройство, похожее на браслет с экраном. Я пририсовала его, пока в кабинете начальства меня уговаривали потерпеть еще немного.
– Что это? – спросил Бульдог.
Я молчала, понимая, что упустила единственный шанс.
– Погоди-ка, – Бульдог взял рисунок. – Костюмчик откуда? Не могу вспомнить.
– «Криминальное чтиво».
– Ага, ага. Изменила линию лацканов. Стало выглядеть еще криминальнее. Устройство на руке – это портальная пушка, с помощью которой он передвигается по разным уровням. Мы еще не придумали, как она будет выглядеть. А парень, по всей видимости, не кто иной как…
– Это Ким, – сказала я.
– Над именем протагониста тоже пока думаем.
– Он любит мятную жвачку, рисовать, а еще…
– Слушай, а откуда у тебя инфа по «Киберпорту»? Это, конечно, не секрет, но о ней мало, кто знает, – в глазах Бульдога повис вопрос.
– Не помню. Где-то слышала, – я пожала плечами.
– Окей, окей, – Бульдог задумчиво потер бровь.
Следуя наитию, я взяла карандаш и стилизованными буквами, написала по низу рисунка: «Разыскивается». Видимо, это слово стало последним аргументом, потому что он протянул руку и улыбнулся.
– Меня зовут Борис, а за глаза называют Бульдогом. Мне нравится, есть в этом прозвище что-то неотвратимое. Когда ты сможешь приступить к работе?
– Сейчас могу.
– Тогда обсудим условия. И если тебя устроит, то сегодня же получишь технические документы.
– Хорошо.
Я переходила на новый уровень жизни, но мне было немного грустно от того, что обаяние сна таяло. В нашей реальности Ким подлежал спецификации и превращался в набор характеристик. Нужно было сохранить искру, которая помогла бы этот скучный список превратить обратно в чудесный мир.