Человек не может понять тайного и непостижимого.
Всё, что он понимает, довольно поверхностно.
Ямамото Цунэтомо
От чада горящей плоти потяжелела голова. Я отвёл взгляд от пылающего дилижанса, посмотрел на брухо:
– Ну, старина, теперь каждый за себя?
Даклуги усмехнулся, потёр переносицу:
– Как знаешь, Красный Муравей! Но что скажут белые люди, выслушав твой рассказ об индейцах и демонах? Сдаётся мне, никто не поверит Джиму Макферсону, сыну чёрного раба и апачской женщины. Решат, что проще повесить моего тёмно-багрового друга за смерть четверых соплеменников и пропажу их имущества. – Он ехидно сощурился, – если только лошади не расскажут шерифу, что тут произошло на самом деле.
Намёк прозрачный, как настоящее виски из округа Бурбон. Даже два намёка – по крайней мере, я так понял:
– Ладно, забирай чалую… Или нет, забирай всех трёх, пусть думают, будто это твои ребята натворили. Поедешь за ними, или вернёшься в резервацию?
– Еду с тобой, Делшэй. Или ты вернёшься к Техасцу Джону? Скажешь, как вместе с пьяным брухо сражался против демонов…
Чёрт! Видимо, переезд в Розуэлл ближе, чем я думал. Неужели выбора не осталось? Так и сяк я прикидывал шансы, но объяснить Джону Слаутеру, что приглашённый им эксперт по земельным бумагам оказался чудовищем из индейских сказок – это вообще возможно? Кстати, а если Камазотц начнёт охоту на своих обидчиков? Брухо кивнул:
– Вот это правильный вопрос, хайкаль! Похоже, Дух Летучей Мыши начинает наполнять твою голову чем-то получше дерьма, которым тебя потчевали белые. Всё просто: если зверя нельзя убить, так можно отвадить. Ну, как отпугнуть голодного волка от стада тупых коров!
Не отвечая на хихиканье старого пройдохи, я вскочил в седло. Подумал – и отдал ему дробовик, оставшийся от «Беллы Стэнли». Тронулись по следам ребят Даклуги на запад, к переправе через Солт-ривер. Ветер за ночь ослабел и сменил направление. Теперь он относил дым в сторону Финикса. Это нам на руку: отряд, уже выехавший (по моим расчётам) из Прескотта, вряд ли заметит двоих всадников с парой запасных лошадей сквозь плотную вонючую завесу. Однако куда мне теперь податься? Разве что охранником в Южную Тихоокеанскую…
Избегая главной дороги, мы после полудня кое-как добрались до реки. Спешились. Я потоптался на берегу, разглядывая ямки от копыт на засохшей глине. Искать апачей – занятие то ещё, поэтому прямо спросил брухо, где место их обычной встречи. Напустив на себя невозмутимый вид, Даклуги закурил:
– Ты совсем забыл наши обычаи, Красный Муравей! Воины покинули неудачливого предводителя. Теперь чтобы узнать их тропы, мне придётся использовать заклинания поиска.
В детстве я не слишком доверял рассказам индейцев об их магии. А вот теперь пришлось убедиться! Есть, есть сила у брухо, пусть он и врёт через слово. Поневоле поверишь, когда такое творится: Камазотц! Действительно, жутко. А если он сотворит себе в помощь ещё одну – или несколько?! – Демонов Ночи…
– А зачем их искать, вельо? Будут они слушать такого жалкого глупца? – это я дразнил брухо, выпытывая намерения.
Досадливо отмахнувшись, Даклуги начал петь заклинания. Пыхнул дымом на четыре стороны света, постоял молча. Потом высыпал трубочный пепел на плоский камень. Посмотрел на получившийся конус-вулканчик, пожевал губами. Потом нарисовал пеплом на тыльной стороне левой ладони крест, протянул руку к солнцу. Закрыл глаза, минуту стоял – и медленно закружился, не сходя с места. Обернулся раз, другой. Не закончив третьего круга, брухо замер. Раскрытая ладонь заслонила часть горизонта. Хм, опять на восток? Я знал место, выбранное магией апачей. Пожал плечами: если старик хочет рискнуть свободой, а то и жизнью – его дело. Мне там будет неплохо. По крайней мере, пока кто-нибудь не опознает почтовых лошадей!
– Эй, брухо! Ты уверен, что нам надо на ранчо Хэмблина? Он мужик неплохой, но могут быть проблемы… Если не помнишь, ты всё-таки на краденой лошади!
– Все мы желаем жить. Неудивительно, что каждый ищет оправдание, чтобы не умирать. Но если ты привыкнешь выбирать путь, ведущий к смерти, ты станешь настоящим воином, хайкаль!
Ну, если Даклуги заговорил языком легенд, то возражать бесполезно. А ведь я помнил, как в Шекспире повесили Русского Билла только за то, что тот поехал на чужой лошади, не предупредив хозяина. Парень нагонял приятеля, а тот оказался настоящим конокрадом, вот их и похоронили рядышком… Жаль – с Биллом всегда было интересно поболтать.
Пока я предавался воспоминаниям, апач забрался на отдохнувшую коняшку, и затрусил вдоль берега вниз по течению. Пришлось догонять.
Само собой, самые первые мили пути от горящего дилижанса я держался позади брухо. По следам преследователи могли подумать, что я преследую похитителей лошадей. После остановки и поворота к ранчо Сайруса Хэмблина мне это надоело. Те, кто решит гнаться за беглыми апачами, бросят это дело сразу за переправой – слишком там натоптано, только время терять. А обмануть встречных, тех, кто знал почтовую запряжку «в лицо», невозможно. Короче, на закате я наплевал на проблемы, что могли нам устроить люди. Вот бледный кровосос, праотец летающей нечисти – это гораздо страшнее. Может, он подкарауливает на ближайшем привале?
И тут я поймал себя на мысли: мне стало любопытно, в каком обличье Камазотц покажется на этот раз! Странно. Может, в словах Даклуги про хайкаля есть смысл? Надо расспросить старика. Вот, только сейчас на ночлег устроимся…
Ничего не вышло! Пока выбрали затишек на берегу, разнуздали коней, пока я их вытирал да поил, а брухо собирал хворост в плавнях, пока начали кипятить воду для кофе – короче, поговорить не довелось. К этому времени уже стемнело. После вчерашней бури полная тишина настораживала. Я сказал «полная»? Ну, вдалеке заливались койоты, ближе, в прибрежной осоке, перекликались лягушки. Ухнула выпь, ответила сова. Но, в общем, тишина.
Апач спокойно курил, я открыл рот, собираясь-таки спросить про хайкаля… И захлопнул варежку, услышав хруст ветки: кто-то приближался! Выхватил кольт, не оборачиваясь на брухо – индеец уже укатился в тень позади костра. Я тоже метнулся в сторону, за хворост.
– Хэллоу! Салудо, амиго! Не стреляй!
Хм, знакомый голос… Но я не забыл вчерашнюю ночь. Мало ли, кто на кого похож!
– Выходи с поднятыми руками, омбре. И – без шуток! – я прицелился в сторону говорившего.
– Отлично, Джим! Кофе хватит? Нас тут двое, – наглость ночного гостя была неподражаема. Если Камазотц сможет подделать замашки моего старого знакомца, то перехитрить его больше не удастся. Я решил считать пришельца настоящим ковбоем с ранчо Хэмблина, и опустил револьвер:
– Здорово, Бен! Чего под крышей не сидится?
Тощий, вечно плохо выбритый Бен Масгрейв по прозвищу Сверчок захохотал, шмыгнул носом и проломился через кусты к нашей поляне. Естественно, споткнулся, едва не упал и выдал залп сверчковых ругательств, знаменитых на всю округу. Отдышавшись, он подсел к костру, бросив через плечо товарищу:
– Я тебе говорил, Фрэнки, что это старина Муравей? Топай, не трусь! – повернулся ко мне, опрокинул котелок. Подхватил на лету, и тут же выронил с диким воплем. Запрыгал вокруг огня, тряся обожжённой пятернёй и ругаясь так, что предыдущий всплеск утонул, как прошлогодний пепел в потоке, несущемся по арройо после ливня…
К сверчковым руладам присоединился заливистый смех ещё одного гостя. Фрэнка Бланша я почти не знал, но был уверен, что передо мной точно не Камазотц, а обычный недалёкого ума ковбой, не упускающий случая посмеяться над приятелем. Кстати, звали его не Фрэнк, а Франсуа, и он почти не говорил по-английски. Зато славился как хороший повар. Что заставило такого полезного для ковбойской команды человека шляться по ночам в глуши в компании известного разгильдяя? Я махнул рукой, и Фрэнк, продолжая хихикать, вывел на поляну лошадей.
Из темноты вынырнул Даклуги, поднял пустой котелок и спустился к реке, не выпуская дробовика из правой руки. Я расслышал его ворчание:
– Тот, кто насмехается над другими, глуп. И будет сам виноват, если его убьют!
Шипящий от боли Бен удивлённо взглянул ему вслед:
– Твой индейский дядюшка, Джим? Хороший мужик! – и накинулся на Фрэнка с новой порцией ругани. Тот, не обращая внимания на Сверчка, занялся лошадьми, а потом вернулся к костру с мешком, откуда вкусно пахло жареным беконом.
Когда Даклуги пристроил котелок над огнём, в маленькой сковородке на углях завлекательно шкворчало. Болтал без остановки Бен, помалкивал в тряпочку брухо. Фрэнк чего-то лопотал по-французски, то и дело заливаясь смехом. Подбрасывал свои пять центов и я. Не знаю, насколько мне поверил Сверчок, но байку, будто Техасец Джон отправил меня с «индейским дядюшкой» приглядывать за недавно объявившимися в Аризоне подручными Ривиса, можно было считать верной как минимум наполовину. Что до ковбоев Хэмблина, то их история звучала странно.
Ребята посменно, пара за парой безостановочно объезжали дальние границы ранчо. Ничего необычного? Как сказать! Если на ранчо остался только семья Сайруса, а все ковбои – даже повар Фрэнк! – патрулируют пустоши, это не к добру. Боятся налёта индейцев? Вряд ли, это дело привычное. Небольшой отряд молодых краснокожих любая ковбойская бригада отгонит без особых потерь. Подумаешь, потерять три-четыре коровы! Тут что-то другое… Неужели – Камазотц? Да ну, ещё сутки не прошли, как брухо моей рукой отправил его куда подальше. А Сверчок говорит, проблемы начались неделю назад. За горячими сэндвичами и крепким кофе «с сороконожкой» болтливый Бен расходился во всю:
– Чтоб тебе ни дна ни покрышки, лягушатник! Говорил тебе: меньше чеснока, я ж не мексикашка какой-нибудь… Ты кого своим харчем кормишь? Природного, значит, американского джентльмена, так? Во-о-от! И его приятелей – пускай не белых, но мною вполне уважаемых. Потому изволь спрыснуть свою… хм, стряпню, понимаешь, благословенной влагой, – он выпучил глаза и заорал, как давеча от ожога: – Виски давай! А то кто ж мне поверит, на сухое горло и трезвую голову.
Вступление обещало нечто любопытное. И действительно, груз, выданный Сверчком, оказался совершенно безумным. Я бы не поверил его словам, но – патрули по границам ранчо Хэмблина? Такое нельзя списывать со счетов! Вот я и не перебивал записного болтуна. Да и брухо слушал внимательно, иногда подмигивая мне незаметно для Бена и Фрэнка. А Сверчок пел, время от времени прикладываясь к фляжке:
– В общем, вы, может, слыхали байки про чудовище? Не слыхали? Ага! Ну, с месяц назад там, отсюда на север, ближе к Большому Каньону, на одном ранчо случилась такая штука. Мужики, короче, выехали на перехват отряда команчей, дома одни женщины да дети остались. Оружие там, припасы – всё было. Жди, не хочу! Да только, понимаешь, вода там не ахти. То солоноватая, то известью отдаёт, ага. Вот одна молодка и пошла к источнику за сладкой водичкой-то. Ну, остальные ждут-пождут… И вдруг она там ка-а-ак завопит! Паренёк с ружьём кинулся, а у родника пыль, рёв, суета! Он пальнул. Тут мимо него что-то огромное, лохматое пронеслось, он в кусты!
Короче, бабьё всё вооружилось, прибежали – глядь, молодка лежит растерзанная, в землю втоптана, малец со сломанной ногой из кактусоов выглядывает, трясётся. Заперлись они, значит, в доме, дождались мужиков. Вот так-то! А те, короче, потом следы разглядывали – никто таких раньше не видал. Сильно крупнее лошадиных, и клочья рыжей шерсти на кактусах и кустах тут и там. Во-о-от!
Через неделю этот же зверюга налетел на лагерь золотоискателей, тут недалеко. Растоптал им все пожитки, палатку разнёс, лошадей распугал. Ну, люди почти все в своих норах копались, как сурки, потому обошлось без потерь. Повылазили, палить начали – отогнали. Старый Пит – да ты его знаешь! – божился, будто на его глазах чудовище разорвало гризли. Представляешь?! Вот брехун, прости, Господи! Почему брехун? А! Так босс же зверя-то опознал, во как! В бинокль разглядел, на водопое. Верблюд, представляете? Здоровенный верблюд, вот и всё…
Тут Сверчок покосился на повара, и понизил голос:
– Только знаете, что? Всадник на нём имеется! Скелет в лохмотьях, понятно? Ничего вам не понятно! – он взвизгнул: – Эта тварь теперь по округе носится, коров пугает! Вот Сайрус и взбесился. Говорит, мол, найду шутника, или кто он там, и повешу как скотокрада. Чтоб другим, значит, неповадно было!
Как по мне, история мало напоминала шутку. Ещё бы, после вчерашнего! Если отбросить байку Старого Пита, всё остальное казалось слишком правдоподобным. Погибла женщина, тёртые мужики-старатели перепугались – нет, вряд ли это обычный верблюд! Легко сказать, «скелет верхом», а подумать? Что должно быть в голове у человека, занимающегося такими делами? Так что же, Камазотц? Осторожно спросил у Масгрейва:
– Бен, а что другие говорят? Ну, не ваш босс, а в округе, охотники там, золотоискатели?
– Ха, «говорят»! Я такого за всю жизнь не наслушался, как за эту неделю, – он поскрёб шершавый подбородок. – Короче, кто-то назвал эту зверюгу Красным Призраком. Болтают, мол, он вышел из ада, куда его загнали в прошлую войну…
Тут Бен осёкся. Я-то был в войсках Севера; хоть и совсем мальчишкой, но успел приложить руку к усмирению таких, как сам Сверчок. Поэтому тихонько так засвистал «Янки-Дудль», останавливая расходившегося ковбоя-южанина. Он прокашлялся, отложил фляжку. И тут же понёсся дальше:
– В общем, получается верблюд здесь ходит уже лет двадцать – если с войны считать… Враки, само собой! Ну, во-первых, чего ж его только сейчас прорвало на людей бросаться? Да и живут ли они столько, вопрос. Короче, Пит и другие старатели молотят, мол, он на самом деле из преисподней выпущен. И сама Смерть на нём ездит, во как! Зачем – не спрашивай. Я не из тех, кто верит в томмикнокеров, что под землёй по камушкам стучат.
Баек про подземных малышей-рудокопов я слыхал не так много, и тоже не верил ушлым старателям. Но, с другой стороны, «зелёные человечки» в сказках индейцев на них до странности похожи… Это неспроста! Я спросил у Даклуги, что он думает о Призраке и томмикнокерах. Тот только рассмеялся, видимо, неудовлетворённый количеством виски, оставшегося во фляжке Сверчка. Потом ответил на языке апачей:
– Говорят, что наш мир ничем не отличается от сновидения. Тебе, хайкаль, ещё нужно учиться владеть своим телом и своим духом. Пока же достаточно знать: мы пришли сюда, ибо нас вела магия поиска. Сегодня будем спать, а утром эти люди не должны узнать наших лошадей. Думай об этом.
Тут старый чёрт завернулся в одеяло и преспокойно захрапел. Мы с Беном поглядели друг на друга как облапошенные шулером игроки в «фараон», а Фрэнк, одобрительно бьенкнув на свой манер, тоже устроил «дормир» недалеко от костра. Пожав плечами, Сверчок улёгся, не снимая сапог, но подложив под голову свёрнутый потник. Я покурил в одиночестве, слушая ночь. Да, загадки! И первая из них – как быть с лошадьми? Самый простой способ, конечно, уехать пораньше. Но вдруг ребята проснутся? Убить бедолаг лишь потому, что они могут узнать почтовую запряжку – нет, только не так! Апач, конечно, сможет, но я не позволю… Как же быть? Проклятый брухо, с его загадками!
Естественно, я задремал нескоро. Только когда подумал о том, как глупо жить в мире-сновидении, каждый день встречаясь с неприятностями и делая то, что не нравится – тогда мне полегчало. Встал, как бы по нужде, потихоньку собрал вещи, чтобы сразу отправиться в путь. Когда вернулся, заснул сразу, будто нырнул в омут Хилы.
Очнулся от лёгкой щекотки – что-то слегка касалось щеки. Открыл глаз, не шевелясь покосился вокруг. Сперва решил, что показалось. Ну, или насекомое какое-то тронуло… Летучая мышь?! Подскочил, как ошпаренный, кольт выхватил – смотрю, Даклуги хихикает беззвучно, в руке прутик. Ах ты ж! – думаю, и кулак ему показал. И ведь светло уже! Ночные гости храпят, ну и бог с ними. Потихоньку двинулся за брухо. Оказывается, он уже лошадей отвёл в сторонку, по-тихому, и оседлал.
– Что, Делшэй, сошёл с тропы воина, так думаешь, будто стал мудрецом? Ты одержишь победу, только если бросишься в объятия смерти! Будешь спать, или, быть может, выпьем? К важным делам надо относиться легко!
Как я ни был зол на Даклуги, в этих словах точно был резон. Ведь это его магия помогла изгнать Камазотца и убить Апотамкин. Его заклинания привели сюда, навстречу ковбоям Сайруса Хэмблина. Байки, рассказанные Сверчком, пожалуй, помогут брухо отыскать новый путь. Путь хайкаля?
– Слушай, старина! – я продолжил разговор после того, как мы удалились от бивака на полмили. – Так когда ты объяснишь свои бредни про хайкаля? Кто это, и с чего ты решил, будто я – это он? Насколько помню, детей чёрных и красных в Мексике зовут «лобо», волки. А хайкаль?..
Даклуги протянул трубку. Пришлось затянуться, хотя раньше мне уже приходилось жалеть об этом. Разве угадаешь, чего туда намешано? В прошлый раз там был пейотль.
Выстрел! С места нашей ночёвки… Ещё один! Ещё!!! Дикий вопль. Несколько отрывистых криков – непонятно… На французском? Хриплый звук, не похожий ни на рычание пумы, ни на утробный рёв гризли… Красный Дьявол? Камазотц?!
Я повернул заартачившегося гнедого, пришпорил. Понёсся галопом. Следом, улюлюкая, скакал брухо. Оружие наизготовку! Минута, другая – и мы влетели на поляну бивака. Поздно!
Испуганные лошади отчаянно визжали в чапарале; их хозяевам мы уже вряд ли поможем. Бревно плавника, наш ночной «стол», скрывал Фрэнка. Попробовал сдвинуть, бросил: повар умирал. Развороченная грудная клетка, осколки рёбер пробили кожу – а что там, внутри? Лёгкие и сердце наверняка истерзаны поломанными костями. На губах француза пузырилась кровавая пена… Чем я мог помочь?! Позвал: «Франсуа!», но он так и не пришёл в сознание. Дёрнулся, запрокинул голову, затих. Я повернулся к Даклуги. Старик только что накрыл одеялом останки Бена. Глянул на меня, махнул рукой. Понятно: Сверчок – всё…
Чёрт. Чёрт! Чёрт!!! И ещё – дьявол… что же тут произошло? Не сговариваясь, мы разошлись по сторонам поляны, разбирая следы. Конечно, мне далеко до прирождённого воина-апача, тем более, брухо – тот видит даже вчерашний след ветра на травах. Но я старался, припоминая заученное в детстве среди родичей матери, и то, чему обучился у скаутов других племён. Если забыть о происхождении следов, не обращать внимания на их форму и размеры, то казалось, будто здесь пронеслась стампида обезумевших длиннорогих коров. Видывал я похожее пару лет назад; тогда Техасец Джон устроил – с моей же помощью – ловушку мексиканским бандитам. Но следы!..
Огромные, втрое больше лошадиных. Разделены надвое, как у коров или бизонов, но круглее и с отметинами, вроде пары когтей. Глубокие – оставившее их существо, похоже, весит немало. Клочья шерсти… Верно! Именно так рассказывал Сверчок. Что же, верблюд? Здоровенное свирепое создание, обезумевшее от одиночества, словно мустанг-жеребец при виде косяка домашних кобыл. Или?..
Подошёл брухо, рассматривая рыжие грубые волоски на колючей ветке. Понюхал, сморщился, глубоко вздохнул:
– Его ведёт Дух, но это зверь из плоти и крови. И он смердит, как труп. Белые плохо искали. Надо всего лишь смотреть в небо!
Он ткнул пальцем в точки, кружащие над зарослями. Тут я понял: пока мы занимались погибшими, Красный Призрак спокойно уходил в гущу акаций. Однако теперь над ним летают жадные до мертвечины стервятники! Может быть, птиц привлекает тот самый скелет, верблюжий наездник?! В погоню!
Но как бросить тела ребят? Вокруг уже перетявкиваются койоты… Выручил опыт Индейских войн; я предложил замотать мертвецов в одеяла, подвесить на дерево. И надеяться вернуться раньше, чем до них доберутся птицы! Через несколько минут трупы Бена и Франсуа вознеслись на десяток футов, накрепко примотанные их собственными ласок к веткам дерева Джошуа. Ну, а мы начали охоту на Призрака.
Как же я злился! Наверное, сейчас легко смог бы перемалывать кофейные зёрна прямо зубами, и кипятить воду на клокочущей ярости. Непривычно спокойный Даклуги улыбнулся:
– Потерпи, Красный Муравей. Иначе ещё немного, и твою тень будет видно в темноте! – Он посерьёзнел. – Слушай внимательно. Видно, духи не хотят, чтобы проводником хайкаля стал Даклуги! Может случиться, что ты или я, или мы оба не переживём сегодняшний день. Если останешься один, отправляйся в резервацию, ищи моего учителя. Это – великий дийин. Не брухо! Так говорят мексиканцы, а вслед им повторяют Длинные Ножи. Дийин! Он знает все пути. Он давно борется с илкашн, теми, кого вы зовёте «злыми колдунами». Пока я не назову его имени. Когда придёт время, он встретит тебя, чёрный человек с плохим скальпом. Хей-я!
Пришпоренная лошадь вынесла старика вперёд. Словно одержимый, апач заверещал, размахивая руками, направив скакуна прямиком в заросли акации. Едва вскочив в седло, я уже понял: опоздал!
Из гущи колючих ветвей – ни один человек не вынесет такого! – навстречу Даклуги прянул настоящий Ужас… Огромный, больше трёх ярдов высотой, в косматой шерсти зверь – нет, это был не обычный верблюд. Свирепый оскал кривых зубов, клочья пены, летящие в стороны из пасти; хриплый то ли рёв, то ли стон; неимоверно быстрые ноги, сгубившие столько людей!.. Лошадь апача запнулась на скаку, опрокинулась набок, визжа от страха и боли. Краем глаза я увидел кубарем скатившегося брухо, но кошмарный всадник Красного Призрака заарканил моё внимание надёжнее бычка на родео.
На спине страшилища и впрямь восседал скелет. Перепоясанный ремнями и верёвками поверх развевающихся лохмотьев, он раскачивался как хороший наездник. Жуткая усмешка оскаленных зубов, пустые глазницы – и канюки, рассекающие воздух над блестящим черепом. В этот миг я понял: жизнь действительно длится лишь одно мгновение! Жить или умереть – одно и то же…
Хайкаль – Чёрный человек – Горлорез из индейских легенд поднял винтовку и выстрелил в наездника.
Содрогнувшись, верблюд осел на задние ноги всего в десятке ярдов от меня. Жалобно заревел недоенной коровой, потряс головой. С трудом выпрямился и медленно пошёл к берегу Солт-ривер.
Я выдохнул. Чуть погодя прихромал Даклуги. Постояли, глядя вслед животному, чей всадник только что лишился головы. Брухо поднял отстреленный череп, поцокал языком:
– Говорят, если пулю пометить ножом, или оставить след зубами, то она войдёт в воду без рикошета!
…почему-то меня больше не раздражают его поучения.
Автор публикации
