Деревня Языковка стала местом паломничества. Из ближних деревень валом валили посмотреть на Афанасия, тщательно облизанного и зацелованного коровой в благодарность, что не бросил её в трудный час.
У колодца в центре села митинговали бабы. Самая громкая – Ульяна:
— Конечно, ни у кого такого нет, виданное ли дело, никаких кремов не надо, Афонька стал как Володя Ульянов на октябрятской звёздочке!
— А сколько раз она его облизала? – спросил дед Степан, тайком погладив себя по блестящей макушке.
— Дык, почитай, два месяца, утром и вечером, — продолжила радостно Никитишна, соседка.
— Как начнет насыпать ей лузгу в корыто, она – шасть ему языком по макушке. Афонька матерится, а куды денешься, — Никитишна залилась громким заразительным смехом, и все безудержно расхохотались, потому как, воочию представили эту нелепую картину.
— Здоровьица вам, — услышав смех, подошёл важный племянник Никитишны.
Он жил в городе и был начальником по мусоросборке, так она говорила.
Узнав причину стихийного митинга, он приосанился и заявил:
— Вот ведь, занесут вашу Бурёнку в книгу этих самых…рекордов Генеса, нет, кажись, Гиннеса, тьфу, неважно.
— И что?!
Ну и будет в книге.
— А, мамыньки мои, — это подошла Марфа, жена героя митинга у колодца. Она покачала головой и концом платка, завязанного узлом под подбородком, вытерла губы, — дык, за что её?
— А за то самое, — важно произнёс племянник, и, поправив шляпу, зашагал к правлению колхоза.
Хотите — верьте, хотите — нет, а произошло в Языковке вот что…
Жена Афанасия Марфа спешно собралась в соседний район. Её матушку схватила сильная хвороба.
— Как бы успеть застать маманю живой, ты уж за скотинкой-то смотри, Афанасий.
Сын Николушка — в командировке, отправили на курсы повышения механизаторов в далёкий город Мокшан.
Прошло два месяца. Первым приехал Николай. Зашёл в избу.
В тусклом свете заходящего солнца сын увидел Афанасия с каким-то сияющим пухом по всей голове. Включив свет, Николай чуть не промазал мимо табуретки:
-Батя, что эт-то у тебя т-там?
Афанасий, почитай, годков двадцать ходил с совсем лысой головушкой.
А тут, густой подпушек, причём не седой, а какого-то весёлого рыжеватого оттенка, да ещё и кудрявится слегка.
Улыбаясь смущённо, он рассказал, что получал «поцелуй» от коровы Бурёнки утром и вечером.
— Наклонюсь сыпать корм в корыто, она — раз, и лизнёт. Пока дойду до умывальника, пройдёт минут тридцать. Вот вами и процедура, блин! То ли она мою макушку принимала за головку соли, то ли влюбилась, — говорил, задорно смеясь, помолодевший Афанасий, удовлетворённо гладя себя по пушистым волосам.
Автор публикации
