Утренний ветер распахнул окно, запахло цветущей вишней. Не знаю, что меня разбудило – свежесть? Сладкий аромат? Мишель продолжал посапывать, не просыпаясь. Очень жаль с ним расставаться, но его время ушло. Нежный, заботливый. Преданный, как пёс! С ним я стала забывать тот ужас, от которого мать спрятала меня в монастыре. Но, видит Бог, оставаться в Тамплемаре сил больше не осталось!
Я потянулась, осторожно слезла с кровати. Сквозняк подхватил подол рубашки, словно шаловливый любовник… Но нет, тот всё ещё спит. Подошла к убогому рукомойнику с медным тазом, взглянула на слишком маленькое зеркало. Как же здесь тесно! Домик для кюре зажиточные беррийцы выделили вполне сносный, вот только мне этого мало… Да, в кельях сестёр-бенедиктинок места ещё меньше, а мебель просто нищенская. Да, под фамильным кровом де Бейль тоже всё очень скромно… Не хочу вспоминать! Этот подонок Грегуар, второй муж матери…
Не думать! Отчим умер, и я могу сама выбирать мужчин. Спасибо кормилице: её уроки траволечения бесценны. Однако сколько ещё намерен спать этот бездельник?!
– Вставай, Мишель! Ваше преподобие, мессу проспите!
…А он уже смотрит! Грустно-грустно, взглядом брошенной собаки. Мой спаситель. Любовник. Соучастник побега и кражи. Мой «брат». Мой!..
Сегодня наш последний день вместе, и он это знает. Как священник, и как любовник. Знает всё – и всё-таки помогает мне завоевать нового мужчину. Согласился сам обвенчать меня с Оливье! Надо поощрить преданного слугу? Нет, не слугу – преданного друга, влюблённого в меня до безумия!
Я позволяю рубашке соскользнуть с плеч… Мягкий рассвет поглаживает серебро кожи, перебирает пальчиками-лучами белые волосы – я сама стала цветущей вишней, и Мишель падает к моим ногам, задыхаясь и почти теряя сознание от смешавшихся запахов медвяных цветов и Женщины, готовой к любви.
Он хорош! А как могло быть иначе, ведь я на самом деле любила его – тогда, в монастыре. Будь проклят Грегуар! Мне было всего четырнадцать… Это продолжалось целый год, пока мать не заметила. Но потом она пыталась свалить вину мужа на родную дочь. О, Боже! В чём виновата девчонка, не сумевшая уберечься от насильника?!
Два года в послушницах. Голод, молитвы, тяжкий труд, голод, молитвы, кликушество и ханжество сестёр, голод, молитвы… Меня уже готовили к постригу, но тут появился Мишель. Он служил в монастырской церкви, и все – буквально все! – были в него влюблены. Тогда я поняла: свобода и он – для меня одно и то же.
Ох, как он целует мои ноги!.. Тогда, в Тамплемаре, он был застенчив, неловок. Робел сказать вслух всё то, что я читала в его взглядах. Милый дурачок! Мальчик… Должно быть, они все таковы… С первого дня Оливье ведёт себя не намного решительнее. Ах!
– Мишель, Мишель! Ещё… О, мой Бог!
Потом мы лежали на смятой постели, он глупо улыбался, а я думала о том, что немного несправедлива к своему виконту – он смел! Не сегодня-завтра Оливье станет графом, но уже предложил стать его женой… Семейство против? К чёрту чужие мнения! Мой «брат» обвенчает нас сегодня же.
– Ваше преподобие, уже утро! Надо уважать свой приход. Соизвольте надеть штаны!
Засмеялся. Как же он молод!.. Я чувствую себя гораздо старше и опытнее – что у него за душой, кроме церковной службы, грешной любви и кражи священных сосудов? Верность! Неужели мать так же любила своего Грегуара, как Мишель – меня?
Встал – тощий, высокий, темноволосый. Встряхнул кудрями, пошёл бриться. Пока он, фыркая, умывался, я смотрела на его выступающие лопатки, на плечо, изуродованное родным братом. Крикнула:
– Подожди! – соскочила с кровати, вытащила заветную шкатулку кормилицы. Жирная мазь пахла сыростью цветов, таяла на пальцах. Аккуратно нанесла лекарство на плохо заживший ожог, нежно растёрла, опасаясь причинить боль… Рассмеялась – ведь мы только что едва не растерзали друг друга в припадке страсти. Он тоже захохотал, бросил бритву, полотенце, схватил в объятия, не успокоившись – ненасытен, как прежде. Впился губами в грудь, в плечо… Но я отстранилась: скоро придёт гость. Он понял, уронил руки. Понурился, потупил взгляд. Кажется, слезинка? Ну, вот тебе – целую в печальные глаза, ерошу волосы:
– Прости, прости, прости! Милый, ну ты же всё понимаешь! Мне, нет – нам! – нужен этот дворянчик… Он защитит нас, а любить я могу только тебя! Мой спаситель, мой… единственный! У нас будет всё, только потерпи. Ну, вспомни Священное писание, – я знаю, как это подействует на Мишеля, – вспомни праотца Авраама на пути в Египет. Представь, что я Сара, а виконт египтянин!
– Да, моя любовь. Ради тебя… Нет, ради моей любви к тебе, Анна! Я готов делить тебя с лучшим женихом Берри.
Это прозвучало хорошо. Значит, он остаётся моим… рабом? Какое наслаждение обладать властью над беззаветно преданным человеком! Моя воля поглотила волю влюблённого, я для него теперь выше самого Бога. Пьянящее чувство!
Однако пора навести в комнате хоть какой-то порядок. Накинула пеньюар, занялась делом. Пока Мишель облачался в одеяния кюре, кровать была застлана, на столе появилась корзиночка с фруктами, тарелки с хлебом и сыром, бутылка вина – осталось немного времени на себя. Оставив «брата» завтракать, я удалилась в смежную комнатку. Вместо румян, притираний, душистых эссенций – чистая вода, ну, совсем немного настоянная на лаванде… Вместо диадемы и заколок заструились светлым потоком просто расчёсанные волосы. Деревенское оловянное распятие вместо ожерелья… Кажется, я неплохо справляюсь с ролью скромной сестры благочестивого священника! И я точно знаю, что это нравится новому поклоннику.
Стук в дверь? Это он, Оливье. Прислушалась к разговору… Нет, ничего особенного: виконт нетерпелив, а священник радушен и снисходителен. Пора!
Я вышла в комнату, где ждали два влюблённых в меня мужчины. Кюре спокоен и грустен, что прилично для старшего брата невесты. Аристократ Оливье, всегда изящный в своём высокомерии, сегодня не похож на себя. Взволнованный, точно мальчишка (они все – мальчишки!), горящими глазами видит только то, что мне угодно показать. Ну же, виконт! Смелее!
– Приветствую вас, сударыня. Имею честь сообщить: только что ваш брат согласился обвенчать нас в часовне замка. Через два месяца вы станете моей женой!
Я не понимаю, зачем эта отсрочка, ведь третьего дня мы ожидали лишь окончания поста? Повернулась к Мишелю, подняв брови, он слегка улыбнулся. Пожал плечами, называя меня нынешним именем:
– Шарлотта, была стычка фаворитов королевы-матери и юного короля. Старый граф погиб. Наследнику необходимо соблюсти приличия, понимаешь? Траур, формальности… Но уже совсем скоро, до конца лета, ты станешь графиней де Ла Фер!
Автор публикации
