Антон Сергеевич Перетятько слыл художником, что называется, высшей пробы. Не вшивым авангардистом и модернистом, кои марали на своих холстах разноцветные кляксы вперемешку с чёрными квадратами, пестикми и тычинками. В те советские годы деятели от министерства культуры весьма справедливо считали таковые творения безусловно бездарной мазнёй. Но Претятько к оным не относился. Его дар обнаружился в школьные годы, когда учитель рисования положил на стол муляж обычного яблока, двоечник Антон нарисовал. Учитель ахнул и полетел со стула.
Потом учитель показал рисунок Антоши на художественном совете в каком-то районо. Рисунок настолько реалистично передавал объём и перспективу, что строгие педагоги не поверили, как рука обычного ребёнка таковое создала.
– Ты рисовал? – спросил Антошу дядька с академической внешностью.
– Дя-я, – сказал Антоша, показывая магистру язык.
Перед Антоном положили фрукты, дав задание изобразить. Антоша изобразил, и все сомнения отпали. Перед строгими экспертами сидел и ковырялся в носу настоящий самородок.
По совету учителей родители определили парня в школу искусств, и его работы уверенно занимали на конкурсах все призовые места. Когда Антон заканчивал худграф университета…
…Как-то нежданно случился в стране поворот.
Считавшаяся нерушимой страна советов вдруг перестала существовать. Из-за какого-то росчерка пера, подписанного на коленке тремя недалёкими политиками в Беловежье, вдруг начались потрясения. Рухнула промышленность. За ней посыпался аграрный сектор. Заводы, фабрики, колхозы полетели в тартарары, и население перекочевало на стихийно образовавшиеся блошиные развалы. Картины Антона – копии полотен именитых мастеров покупали плохо и задёшево. Всех интересовала колбаса с окорочками Буша. Да и на создание даже одного полотна уходило немало времени. Тогда Антон принялся рисовать грифелем быстрые портреты прохожих, но и это занятие достойного дохода не принесло.
И вот на ум Претятько пришла крамольная мысль. А что, если попробовать рисовать непосредственно деньги? Именно деньги, за которые можно купить все материальные блага.
Но дело это оказалось почти неподъёмным даже для продвинутого в рисовальном искусстве Антона. Просто так взять, и начертать ту же сотню обычной тушью на простой бумаге? Потом на лоб себе приклеить? Антон, конечно знал, что тут нужна особая гербовая бумага с полосками и водяными знаками, да и краска тоже специальная. И Антону, нищему аспиранту пришлось собирать информацию буквально по крупицам. Он был удивлён и поражён, когда ему удалось разобрать купюру среднего номинала. Именно разобрать, как сложный конструктор, он понял, что это не просто бумажка, а настоящее высокотехнологичное изделие. Много попыток он предпринял, чтобы переплюнуть государственный печатный станок, но всякий раз натыкался на подводные камни. Государство сделало всё, чтобы изготовление денежных знаков сторонними лицами было абсолютно невозможно. Жена крутила пальцем у виска.
– Придурок, чем ночами просиживать, шёл бы на вокзал вагоны разгружать.
– Молчи, женщина, – шипел в ответ Перетятько, и с навязчивой манией идущего на баррикады продолжал свои изыскания.
Порой Перетятько махал на всё рукой, расшвыривал свои поделки по сторонам, и возвращался к уличным рисовалкам. Но каждый раз, когда в руки попадала новёхонькая хрустящая купюра, им вновь овладевал энтузиазм. Антон просиживал неделями в библиотеках. Понятно, что процесс изготовления дензнаков был засекречен. Однако при правильном подходе отыскать необходимую информацию было возможно. Из тех же справочников по химии, физике, металловедению. Антошина квартира постепенно превращалась в настоящую лабораторию, с колбами, ретортами, вонючими реактивами и микроскопами. Всё приходилось додумывать самому. Антон изобрёл собственную краску, определил состав бумаги, и научился делать водяные знаки. Инструменты по ходу дела изготавливались на заказ у токарей и ювелиров. Клише, станочки, Перетятько собирал уже самостоятельно.
К тому моменту, как Перетятько приступил к изготовлению собственных купюр, страну сжимало в тисках тяжелейшего кризиса. Менялись деньги, менялись ценности, менялся государственный уклад, менялось всё, и гознаковский станок работал безостановочно. В ту пору в обращении была настоящая мешанина из купюр ещё с портретами вождя мирового пролетариата, и уже новых, почти что царских, с двуглавыми орлами и трёхцветными колорами. Запустить в оборот фальшивки в это пёстрое море ассигнаций особого труда не составляло. Вряд ли кто всерьёз занимался учётом выброшенных в оборот бумажных денег. Инфляция пожирала всё подряд за считанные месяцы.
Изготовив первую партию фальшивок, Антон поначалу колебался. А вдруг его купюры распознают? Схватят за руку? Ну тогда грош цена ему, как художнику-гравёру. А может, правда парочку вагонов разгрузить? И спесь сойдёт. Ну нет, не для того он тут корпел, чтобы забросить почти доделанное, не для того осваивал сторонние профессии. Пребывать в нищете с увесистой пачкой собственноручно изготовленной капусты, боже, эта мысль сводила Перетятько с ума.
И вот однажды.
Хватив для храбрости рюмашку коньяка, Перетятько отправился на рынок. Взгляд упал на первую попавшуюся витрину с какой-то бижутерией. Перетятько топтался у кассы, и от волнения грыз ногти.
– Что вам показать? – спросила продавец.
– Вон те часы, – дрожащим голосом сказал Перетятько.
– Часы Монтана на батарейке, производитель Тайвань. Имеется сигнал и будильник, – ответила женщина, протягивая Антону модную диковинку с браслетом.
Бегло взглянув на предложенный товар, Перетятько спросил.
– Сколько?
– Сто рублей.
Антон извлёк из пачки хрустящую купюру и подал продавщице.
И продавщица, не заметила подвоха! Потрогав банкноту кончиками пальцев, она поводила по шероховатостям, и проверила на свету водяные знаки. В этот момент у Перетятько даже пятки задрожали, а мочевой пузырь грозил опорожниться прямо под прилавок. По виду опытная и со стажем, реализатор-продавец ничего не заподозрила. Через её руки проходило множество денег, и намётанным глазом она должна была обнаружить подделку. Но женщина спокойно вложила её в кассу и пробила чек.
Душа Антошина возликовала. Он побродил немного по рядам, в какой-то забегаловке махнул ещё рюмашку, и смело двинулся за покупками. Теперь главное – осторожность. Не сорить. Разменивать не более одной купюры в каждом магазине. Теперь он заживёт. Везде, везде, повсюду Антошины фальшивые поделки принимали. К вечеру с полными авоськами подвыпивший Антон пришёл домой.
– Принимай товар, – протянул он сумки жене, – сегодня гуляем.
– Антоша, откуда всё это? Ты что, в банду рэкетиров вступил? – испуганно спросила благоверная.
– Я никогда до этого не опущусь. Это куплено на деньги, сделанные вот этими руками, – Антон потряс ладонями перед женой.
– Господи, неужели твои весёлые картинки приняли за чистую монету? – изумлённо прошептала жена, считавшая ночные посиделки Антона блажью и бредом сивой кобылы.
– О да!
– Ох, чует моё сердце, придётся тебе передачки носить.
– Этого не будет никогда. Потому что я – гений!
– Дурак.
Слова супруги Антошу только раззадорили. Инфляция шагала семимильными шагами, деньги обесценивались, и государство не успевало на купюрах тискать к основному номиналу дополнительные нолики. Перетятько едва успевал переналаживать производство. Его деньги принимали везде, и он подумывал об изготовлении стабильных долларов.
За завтраком Антон имел привычку просматривать газеты, и на глаза попалася статья. В ней говорилось, что из оборота изъято около сотни фальшивок. Что эти купюры изготовлены на высоком техническом уровне. Однако преступники используют краску другого состава, и номера на банкнотах не соответствуют гознаковскому реестру.
Антон призадумался. А может, это не его дизайн? Мало ли сейчас подобного добра в ходу. А может, и его. Надо бы на время лечь на дно. Да разобраться до конца с составом краски. Скоро всё уляжется, и он приступит заново. Теперь это его призвание.
Антон пересчитал оставшиеся деньги. Их следовало сбыть, потому что надвигалась новая финансовая реформа. Один дневной поход. Он не пойдёт в магазин, а сплавит всё на рынке. Никто не заподозрит. Засунув всё в бумажник, Антон отправился за новыми покупками. Протиснувшись в автобус, Антон пощупал бумажник. На месте.
– Куда ты прёшь, козёл! – вдруг закричала девушка на парня, ненароком наступившего ей на ногу.
– А ты какого чёрта расставила тут заготовки? – огрызнулся тот в ответ.
– Это у меня заготовки? – возмущалась девица, – на себя посмотри, урод.
Со всех сторон толкали. Перетятько начал пробиваться к выходу. Оказавшись на улице, он обнаружил, что бумажника не стало. Внутренний карман оказался аккуратно надрезан. Его банально обокрали под этот автобусный концерт! Проговорив проклятья щипачам, Перетятько отправился домой.
– Да как они посмели украсть мои шедевры! – жаловался жене Антон.
– Слава богу, что спёрли, – отвечала супруга, – теперь я буду спать спокойно.
– А что ты завтра будешь жрать!
– Ничего, проживём как-нибудь. Другие же живут.
Наутро Антон проворачивал в голове новую аферу. Переходить на производство валюты североамериканских штатов. Она стабильна и только дорожает. Уже расплачиваться на базаре можно прямо долларами. Взгляд задержался на телевизоре. А там показывали девушку и парня, тех самых, что устроили перепалку в автобусе. Их вёл наряд милиции.
“Вчера возле Васильевского рынка в ювелирном магазине задержано двое молодых людей, скупавших золотые изделия. Мошенники пытались расплатиться фальшивыми деньгами. Однако продавец заметил на купюрах одинаковые номера и успел нажать на тревожную кнопку. Преступники задержаны с поличным, ведётся следствие”.
Голос диктора подействовал на Перетятько отрезвляющим душем и колбаса вывалилась изо рта.
Совсем заработался. Три одинаковых номера шлёпнуть на разные купюры. Непростительная оплошность. Учесть на будущее. А этим – поделом. Не будут шарить по чужим карманам.
И Перетятько стал осторожнее. Он стал печатать деньги разных номиналов и научился в специальном барабане их загрязнять. Его производство неуклонно совершенствовалось, и он вносил в технологический процесс собственные рацпредложения.
Поэтому поймали и посадили его только через два года.
Эпилог.
Прошли годы. Лихие девяностые стали историей. На смену им явились толстые нулевые. Но и они канули в лету. Доллар вновь застремился в заоблачную высь, и вновь чутьё унюхало ветерок грядущей денежной реформы. Вот теперь, где будет настоящее раздолье!
Мужчина лет шестидесяти кряхтя спустился в подвал. Закрыв за собой дверь на засов, он поддел арматурой доску на нижнем стеллаже. Просунув руку в образовавшееся отверстие, мужичок нащупал обмотанный в полотенце предмет. Это было клише. Его тогда при обыске так и не нашли. Клише для изготовления стодолларовой купюры. Да, доллар, молодец, не изменился. Даже корячиться особо не придётся.
Что-ж, – подумал престарелый муж, – наверное, за дело!
-У всех у нас пороки, мы все имели сроки,
-И нас не испугает собачья Колыма!
Автор публикации
