* * *
Я очень замёрзла, пока бежала от речки. Никак не привыкну: темнеет в Вязовицах мгновенно. В жизни не видала таких злых девочек, как Лилька, Светка и Лизка! Подумаешь, плавать не научилась. А обзываться зачем? Сами… жабы ползучие! К бабке возвращаться не хотелось. Начнёт кашей и оладьями потчевать… ненавижу гречневую кашу! Проскочив через калитку, я миновала бабкино крылечко, обогнула покосившуюся поленницу и вбежала в сенник, где пахло мышами, травой-полынью и заброшенным железом: серпами, лопатами, косами. Здесь у меня хранилась нычка: соломенные куклы, нитки с иголками, разноцветные ленты и лоскуты, бусинки, бисер и прочий стеклярус.
Собирать нычку я начала в городе, потом привезла к бабке в Вязовицы. Живу тут на каникулах. Лето в деревне жаркое, а я сейчас зубами стучу, будто в сугробе. Это оттого, что искупалась в одежде. Скользкий был плотик, и незачем было лезть вслед за девочками. Иди скорей, здесь кувшинки… а Женечка подошла, и бултых! Сами виноваты, ещё и дразнятся.
В сеннике воздух теплый, немножко горьковатый. Ни звука вокруг, одни цикады трещат. Я перевела дух, сняла-выжала мокрую кофточку, повесила на гвоздик сушиться. Постояла над нычкой, вытащила начатую куклу. Злость на девочек не проходила… полюбовавшись тряпичной мордашкой, я погладила куклу по торчащим соломенным космам, оскалила зубы да как воткну ей в грудь булавку с красной круглой головкой! Такими булавками тётя Катя, Светкина мама, подкалывает на манекенах бесконечные выкройки. Вот тебе, Лилечка – получай!
За две улицы от дома, где в бабушкином сеннике тосковала двенадцатилетняя Женя, металлический столб телевизионной антенны, стоявшей возле дома Лилькиного отца, скотника Петра Христофоровича, раскалился и вспыхнул – вначале синим, потом золотистым и, наконец, нежно-малиновым пламенем. Через минуту-другую, тенькнув на прощанье оборванным кабелем, теле-антенна взвыла и, выбросив снизу шлейфик огня, бесшумно стартовала в вечернее небо, усыпанное яркими звёздами. В доме кто-то охнул. Зазвенело разбитое стекло, на крыльце затопали сапоги…
Кукла с булавкой согрелась в моих ладонях. Прижалась к ним, словно прося пощады. Я покивала ей головой: ладно уж, извини. Взяла другую, почти готовую. Эта дурёха была уверена, что звать её будут Фёклой – как бы не так! Ты будешь Светкой, заразой-Светкой. Подобрав сломанную мамину заколку, я ткнула Светку в ухо, в плечо, в живот… вот тебе, дрянь такая!
На другом конце деревни закройщица Катерина Захаровна, замерев, увидала, что неподвижная доселе машинка прославленной компании «Зингер» с функцией оверлока ни с того ни с сего запрыгала по столу, зажужжала мотором, фыркнула и принялась строчить, приторачивая салфетку к скатерти, кухонное полотенце к новенькой блузке… Будущая пятиклассница Светка, прижав ладони к лицу, придушенно завыла: блузка готовилась к первому сентября! Из машинки вылетела какая-то шестеренка и, прочертив по Светкиной щеке длинную красную борозду, вылетела в распахнутое окошко. Удовлетворённо хмыкнув, машинка смолкла, самостоятельно выдернула шнур из розетки и замерла на краю стола.
Скукота в деревне! Бегай, сколько захочешь, никто по целым дням ни гу-гу. Я сломала заготовленную зачем-то тонкую щепку, зажгла спичку и, обуглив кончик лучинки, нарисовала кукле-Светке длинные кокетливые ресницы. Что-то лень сегодня… я бросила Светку и взяла с подоконника кукольного рысёнка Пафнутия. Рррр, покачала я Пафнушкиной мордой возле паутинки в оконном стёклышке: вот я вас! Всем покажу, как Женечку обижать. Пафнутий замурлыкал и лизнул мне ладошку. Когти не выпускай, напомнила я ему. Так нет же, неслух всё равно меня оцарапал! Я дёрнула Пафнушку за ухо и сказала:
– Напугай-ка лучше Лизкиного телёнка!
Пафнутий радостно улыбнулся, рыкнул и подмигнул мне выцветшим левым глазом. Вот умница…
Привязанный в загоне Лизкин телёнок Борька вдруг заметался, почуяв боль в боку, как после укуса. В страхе от нападения невидимого врага телёнок взревел благим матом и вынес головой, почти не примериваясь, заднюю стенку курятника. Курицы с клохтанием разлетелись. Рыжий, издёрганный и клевачий петух Чубайс обложил Борьку последними куриными словами. Тринадцатилетняя Лизка, сидевшая на закорках в примыкавшем летнем сортире, получила в спину ощутимый толчок. Вздрогнула всем телом и завопила:
– Ма-маааня!!!
На крик дочери выскочил из-за стола Лизкин отец, сельский тракторист Михаил Романович. Был Михаил Романович, признаться, несколько под шофе… но родительский долг не знает пощады. Пробежав по двору, скользнув по свежей Борькиной лепёшке, Михаил Романович оступился и с размаху влетел головой в дощатую дверь сортира. Обомлевшая Лизка подхватила штанишки и бросилась улепётывать, провожаемая неповторимым отцовским матом. Пробежав череду домов, Лизка увидела подружек, Лильку и Светку, замерших возле обугленных остатков фундамента телевизионной антенны. Напуганные девочки обнялись и заплакали, не зная, о чём…
В полночных Вязовицах закипел разноголосый говор. Прислушавшись, бабка Прасковья хмыкнула. Удовлетворённо мотнула головой и, зачерпнув приправленную молоком и маслом гречневую кашу расписной деревянной ложкой, сообщила дремавшему на печке коту Филарету:
– Растёт внучка-то… есть кому фамильный дар унаследовать.
Из сборника "Фата Морганы"
Маленькая жрица культа Вуду
Научусь играть блюз
Вопросы, вопросы... (Из дневника младой девицы) / Кат. 18+
Я похож на Америку
Главная ёлка города (новогодняя побрехушка)
Кажется, всё нормально
Автор публикации
Не более чем деревенская байка.. а что, неужели не страшно?)