В уютной квартире внезапно погас свет. Астра принесла свечи. Вынужденные оторваться от компьютера и телевизора дети, скорчив недовольные мины, уселись на скамью кухонного уголка и погрузились в непривычную атмосферу бегающих теней, подрагивающих язычков пламени. Под завывание ветра и стук тяжёлых капель дождя по жестяному отливу окна приготовились слушать рассказ мамы.
Они были уже достаточно взрослыми, набрались всякой информации из сетей и от ушлых друзей. Астра знала это. Как-то нашла далеко задвинутый сыном под диван мужской журнал, но не призналась и оставила его там. Поэтому беседу повела, как с совсем взрослыми, и им это нравилось.
Отец, воспользовавшись моментом, пошёл спать, так как любил это больше всего на свете.
Астра, налив детям чай, погрузилась в воспоминания двенадцатилетней давности.
– Вот вы упиваетесь просмотром ужастиков, монстры у вас лезут из всех щелей. А представляете, что ваши мама и папа жили среди таких целых шесть лет?
– Как это?!
А вот так. И мама неспешно начала рассказ:
– Моё цветочное имя Астра. видимо. несло печать осени, всего запоздалого. Потому и замуж я вышла поздно и родила почти в тридцать, хотя была и милой, и неглупой. Долго жила после распределения в заводской общаге, где число красивых девчонок заметно убавлялось, а обычные, их звали за глаза серыми мышками, сидели по норкам длинными вечерами, вязали что-то нескончаемое и никому не были нужны. Вашего папу я встретила совершенно случайно. Мы с его другом работали на одном заводе и шли вместе с демонстрации по случаю празднования годовщины победы великого октября. Был такой праздник, помните?
– А… Конечно, помним. «День седьмое ноября, красный день календаря…»
– Вот-вот. А будущий ваш папа вышел из дома выпить пива, хотя никогда почти не пил его. Ну, а тут, вдруг, потянуло. Так и познакомились. Вскоре поженились. Два года поскитались по чужим углам, да и пошли жить с малышом к бабушке, маме вашего отца. А у мамы всего одна комната в доме, который когда-то до революции был барским. Стоял он в глубине длинного двора и являл собой, включая все пристройки и туалет на улице, страшный пережиток старого времени. Такие дворы в городах называли клоповниками. И бабушке и нам на двадцати метрах жить было очень трудно, то она плакала, то я. И вдруг… соседи освободили две комнаты. Какое это было счастье! Но там не было удобств. Только холодная вода из древнего крана. Кухня, она же прихожая, была полтора на полтора метра, с крохотным окошком на уровне глаз. Зато, какой обзор! Двор напоминал корриду. Старая бабка Ненила, живущая рядом, горькая пропойца, вечно бредущая «медленным вальсом» по двору, дождалась сыночка Афоньку из тюрьмы. Теперь по утрам он стоял возле колонки, набирая воду в ведро, почёсываясь и зевая полубеззубым ртом, как раз напротив оконца кухоньки. Был он тщедушен, всегда в одних и тех же красных труселях с ослабленной резинкой, и чуть выше причинного места красовалась надпись: ВСЁ ДЛЯ ВАС ЖЕНЩИНЫ. Иногда по вечерам Афоня шёл по длинному проходу с улицы к дому с «Чучундрой», так её величал теперешний кавалер. Они останавливались, целовались и снова шли. Имя «Чучундры» не знал никто. Хорошую когда-то фигурку облегало видавшее виды платье с чужого плеча. Одутловатое, с огромным фингалом, лицо было всегда серо-сиреневым, равно, как и ноги, которым, если б не треклятая чучундрина жизнь, могли позавидовать модели. Как-то, дойдя до колонки и перестав целоваться, они резко поссорились, в один присест. Через минуту Афонька свалил Чучундру на землю, и остервенело ударил лежащую несколько раз ногами. Она, закрыв лицо, сжавшись, жалобно подвывала. Я, увидев эту омерзительную сцену в оконце, тут же выскочила на крыльцо: – Афоня, прекрати немедленно! Тот резко повернулся ко мне, и, молча, скрылся за щербатой дверью маминого жилища.
– Уважал?! – спросил сын удивлённо.
– Он меня и вашего папу, по-своему, уважал, слушался и говорил при случае: – Пусть только кто попробует тронуть тебя, цветочек, и твоего мужа с ребёнком! Прибью на месте! Пока меня не посадили, вы под защитой!
Так и случилось. Монстры, его собратья, смачно орущие матом и в стельку пьяные, поздно вечером бросили камень нам в окно. Твоя кроватка, сынок, стояла напротив. От звука разбитого стекла ты проснулся и заплакал. Утром папа вышел на крыльцо. У колонки стоял в неизменных труселях непроспавшийся Афонька. Осклабившись, поздоровался.
– Твои кореша разбили нам окно, чудом не попали в ребёнка, – гневно выкрикнул папа в лицо Афоне, перейдя на понятный урке язык. Реакция была неожиданной. Афонька заплакал. Сказал, что больше этого не повторится, и вашу святую семью никто не тронет.
И, правда. С тех пор, пока его снова не забрали «мотать очередной срок», вечерами было тихо.
– Я помню его, мама. Мне он как-то сказал: – Слушайся мамку и папку, если не будешь слушаться, будешь такой, как я.
– Да, тебе было уже года четыре. А напротив жил бывший администратор филармонии, так он себя называл, Вольдемар, спившийся незаметно, но ещё не опустившийся до уровня Афоньки. С вечера он горделиво принимал у себя разгульных бабёнок неопределённого возраста и потасканных друзей. Утром частенько стучал в дверь нашей «кухни» и заискивающе вещал: – Цветочек мой весенний, не найдётся ли у тебя закусочки, мы тут по-холостяцки всё подъели… Вольдемар всегда пытался поцеловать мне руку, когда я выносила салат или бутерброд. – Мерси боку, Фиалочка!
– Астра я, и не весенний цветочек, а позднеосенний, – смеясь, я отдёргивала руку и закрывала перед носом гуляки дверь. Афоня, по случаю прихода из тюрьмы, был приглашён к Вольдемару. Вечер был ещё в разгаре, когда, выйдя на кухоньку, я увидела сцену, достойную быть снятой в трагикомическом сюжете: Афанасия выносили из квартиры администратора трое. Крупный верзила шёл задом, подхватив под мышки виновника «торжества». Ноги держали две женщины не робкого десятка, крепко поругивая Афоньку. Тот матерился на чём свет стоит, так как пятая точка его ехала по ухабистому двору и не была благодарна хозяину за такой променад. Наконец, проделав путь метров в двадцать и раскачав свою ношу, они закинули пьяного Афоньку в щербатую дверь, которая с треском открылась от удара головой бедолаги. Послышался грохот упавшего тела, и на крыльцо выползла «чуть тёплая» Ненила, охая и проклиная «несунов».
– Ты бы помолчала, старая. Надо было думать, прежде чем рожать такого урода, – сказала самая языкастая из двух.
– Я помню и эту старуху Ненилу. Всегда удивлялся, почему она такая страшная и так качается. Считал Бабой Ягой. И ещё я помню, как в том доме боялся даже на минуточку оставаться без вас…
– Да, сынок, вот вам и монстры… А в подвале этого дома жили подземные существа, которых я боялась неизмеримо больше, чем беспокойных соседей.
– Какие?! – дочка подалась вперёд в изумлении.
– Однажды днём я зашла с улицы на кухню и с криком отшатнулась. По полу пробежала огромная серая крыса и скрылась в дырке, которую она прогрызла в полу. Доски пола были толстыми, но что такое для неё старое дерево… Дрожа от страха, я поставила на эту дыру всё тяжёлое, что было на кухне. Папы, как назло, не было, он тогда часто ездил в командировки. Пришлось самой принять меры, но были они напрасны. Я слышала ночами их скрежет. Незадолго до этого, мы принесли тебя, доченька, из роддома. На запах молочка и младенца эти монстры пытались проникнуть к вам в спальню, прогрызая доски. Я их отпугивала долгими, бессонными ночами всеми средствами, как могла. Вскоре приехал папа и, открыв старую крышку подполья, насыпал им яда. А я села и написала в Кремль письмо про «ужасы нашего городка».
– Прямо в Кремль?! – дочка недоверчиво усмехнулась.
– Да, представь себе и поверь. Кстати, только в этом нашем доме были печки, которые надо было топить дровами и углём… Рядом, в пятидесяти метрах, у всех было газовое отопление.
– Повезло, – раздумчиво произнёс сын.
– Да, детки… Было это в далёком одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. В том же году к нам в этот двор пришли двое мужчин в очень красивых серых пальто. Они брезгливо осмотрелись и сказали: «Ясно».
– Мама, а что это означало?
– А то, доченька, что моё письмо, отвезённое поездом в Москву и брошенное там в почтовый ящик, дошло до адресата. Оно оказалось волшебным… Вскоре нас переселили сюда, в эту квартиру.
Внезапно вспыхнул свет, резко ударив по глазам и прогнав тени прошлого. Долго ещё Астра слышала голоса детей, которые горячо обсуждали услышанное.