– Эй, псс… Ты писать когда меня собираешься? Сижу в голове твоей, сижу. И что? Неделя осталась, а я все еще внутри.
– А? Что?
Я оторвался от задумчивого загрызания карандаша. Хмыкнув, я подумал, что действительно пора уже родить этот чёртов рассказать, ибо в том конкурсе с неперевариваемой темой и кучей условий и ограничений, по типу тех, что Моисей нашел, распечатанных на камнях (бумага и тогда была дорогой), дают деньгу. Деньга у меня была занесена в Красную книгу, а вот гудящих жирных букаф, просящихся наружу внутри были тыщи миллионов. К сожалению, Талант, поняв, что в этот раз непопулярные среди целевой аудитории сюжеты с последующим катарсисом от восторгов немногочисленных гурманов не требуется, а нужен вкусный легкоперевариваемый силос с предсказуемым результатом на выходе из читателя, заявил, что не для того он рос и развивался и трансглюкировал в неизвестном направлении. Муза, сперва заинтересованная сложностью задания, покрутилась вокруг, но узнав про направленность деятельности на монетизацию, обиделась и улетела, правда, успев родить Идею, которая считала меня своей мамой и как цыпленок следовала по пятам.
Это было месяц назад во время объявления темы и номинаций. С тех пор, Идея, основательно исхудавшая и полупрозрачная, могла только вяло ползать в мысленной шелухе, обильно устилающей подсознание, изредка поднимая голову в те редкие моменты, когда я возвращался к обдумыванию возможности таки поучаствовать в конкурсе.
Тем не менее, из Идеи каким-то чудом, во время стояния в пробке, родилась Концепция – хилая, почти нежизнеспособная, едва живая. Но это уже было что-то. Концепция питалась на помойке незаконченных рассказов, умудряясь подтаскивать самые вкусные ништяки и через неделю, во время внепланового отсиживания ног в Зале Медитации, внезапно подала голос, который был услышан. Вот тот, который выше был. То есть, подал – он у меня мальчик, ибо у него уже был конец (в смысле, придуман).
– Ты что, предлагаешь пропустить летний тур? – я деланно возмутился уже позже, сосредоточенно ковыряя в носу ластиком карандаша (если я его потом оближу, то не специально и забывшись), глядя на созданный пустой документ.
– Боже упаси, – широко покрестился Рассказ. – И вообще, до тура еще два месяца, а конь, который у тебя как обычно не будет валяться, даже еще не родился.
– А тут ты не прав, – я помахал перед Рассказом кипой исчёрканных бумажек, – буквально вчера ко мне пришло Озарение.
Рассказ тут же скис – ради него Озарение за месяц так и не соизволило явиться.
– Лана не ссы, – я выбросил листочки в воздух, – там еще долго и можно даже опоздать. Давай на тебя посмотрим. Сколько там за тебя обещают?
– Ой там ваще – горы золотые. Даже за топ пять можно пару тыщ лир хапнуть, – увлеченно заливал обрадованный вниманием к себе Рассказ, выдавая желаемое за действительное. – Плюс на комментах юкки поимеешь.
– Там не юкка. Но ты прав – нужно пробовать.
Я отловил Рассказик и осмотрел со всех сторон. Конец и правда был шикарный – крепкий такой, основательный, оставляющий эмоции и желание порыться в начале-середине, чтобы его получше потом еще раз ощутить. Проблема, что начала-середины еще не было, так, общие очертания. И то, скорее представляющие обязательный скелетик для крепления конца.
– Красивый? – гордо поинтересовался Рассказ.
– Конец – да, все остальное – шлак, – грустно сказал я, достав саквояж с идеями и примеряя разные обрывки. Ни одна не подходила, а те, которые к скелету всё-таки умудрялись прилипнуть, смотрелись жалко и неестественно. – Короче, буду думать. Иди полетай пока.
Я отпустил Рассказ, и он опять подвис в неопределенном состоянии.
Прошло еще пару дней, за которые про Рассказ я успел подзабыть. Жалобные, но настойчивые вопли так и не продвинувшегося к рождению Рассказа заглушались аудиокнигами, на прослушивание которых вылез даже Талант, лишь изредка на очевидных ляпах автора вскрикивавший: «О!!! Косяк!!! А тут повтор. А тут вообще бред! А тут рояль в кустах! И вообще я так тоже могу!».
Дослушав очередную книгу и катая по языку послевкусие, которое было так себе (рояли в конце высились неустойчивыми штабелями и не влезали в кусты), сказал себе: «А и правда же – могу. Не лучше, но хотя бы также».
– Киса киса киса, – поманил я к себе Рассказ.
Учитывая, что оставалось два дня до дэдлайна без особых надежд на то, что я потрачу их на него, Рассказ почти развоплотился. Мрачно он подлетел ко мне и насуплено с укором буркнул:
– Чего тебе, морда белогвардейская?
– Дык это, писаться давай, – смутился я.
– А что, фабулу придумал? – скептически облетел он меня вокруг и тщательно осмотрел саквояж с идеями, практически скрывшись в нем.
– Там не ищи – там про любовь, войну, быт, котиков – короче банальщина всякая.
– Таак, – Рассказ завис передо мной, – а мы что, уже не ориентируемся на ЦА?
– Да я решил – ну его этот материализм. Да здравствует духовное начало и эклектика! Давно хотел что-то такое, не для всех, написать, что никто не поймет и не оценит.
– Твое и так почти никто не понимает и не оценивает, – буркнул Талант, подслушивающий разговор.
– Дык то «почти», а тут чтобы ваще никто! – я показал руками насколько «ваще» и все впечатлялись.
Талант осмотрел себя, пощупал тощие бока и фыркнул, показывая, что «жиру» в нем на такой «непознаваемый» креатив не хватит.
– Ты пробуй, пробуй, – подбодрил меня Рассказ, больно пихая локтем Талант. – Там, глядишь, Муза вернется и бах, за день нетленку соорудишь для собирания коллекции писюнов за воротник, которых непременно тебе напихают щедрые на это читатели.
Я скривился – мне было жалко ЧСВ, все еще купающееся в лучах софитов после прошлогодней победы на крупном конкурсе. Итак, все последние попытки максимум оканчивались топтанием невдалеке от пьедестала, купанием в жидких брызгах чужого шампанского. Но, раз решил…
– Короче, пока к машине шел, придумал вот такое…
Весь день я активно созидал. Рассказ отрастил «молочный» переход от завязки к фабуле. А также саму завязку, пока хрящевую и слабенькую, но гибкую, вполне себе создающую эффект объема и прекрасно вместившую в себя небольшую экспозицию, которую я позже планировал пересадить в основную часть, которая пока представляла раздутый труп Идеи, куда я набрасывал все подряд из самых темных сусеков, того, что раньше стеснялся использовать. Рассказ не мог нарадоваться и млел от моих тереблений, подставляя округлившиеся бочка.
Через пять часов он уже мало напоминал полупрозрачный рыбий скелетик с подвешенным свободно болтающимся концом, а был по-хорошему толст, упруг, с уже коренным переходом в основную часть и маслянисто блестел шкуркой. Разве что все сюжетные «пустоты» рассказа были заполнены водой, которую я планировал слить уже после рождения Рассказа при чистовой обработке напильником. Конец все еще болтался сам по себе – его я не трогал, полагая и так идеальным.
Когда совсем уже смеркнулось и спать до «наработу» оставалась цифра, рифмующееся с «не выспишься опять», глаза слиплись, я упал на лежбище и заснул. Забыв закрыть текстовой редактор и выключить компьютер…
Верный друг до последних секунд назначенного мною же срока гибернации держался как мог. Даже каким-то невообразимым способом, сагрив кота перемигиванием на мышке, смог сдвинуть курсор на значок дискетки, надеясь, что я встану по естественным потребностям, увижу намек и догадаюсь. Но я не встал. Вернее, встал, но позже, когда компьютер все-таки уснул, отключив диск с так и не сохраненным Рассказом.
На следующий вечер, компьютер отказался включаться и был тих.
– Я ж тебя вообще не выключал! – возмутился я! – Ты спал! Просыпайся!
– Твердотельный отключился ночью, а там Система была. Так что ничего не знаю – он вон не включается, будто не слышит меня, – огрызнулся компьютер. – Так что давай с кнопки питания – с такого пинка точно проснется никуда не денется. Иначе – шишь тебе, а не вжжж.
– Ок, – согласился вынужденно я, – и отключил питание.
Не первый раз.
– Вжжж, – сказал Компьютер. Система загрузилась, показав рабочий стол, где под значками и файликами фона не было видно.
– Вот сейчас Рассказ доделаю, оживлю, и приберусь, – почти честно пообещал себе я, ища нужный файлик. Но он не находился. Даже в Либраофисе в последних открытых файлах.
Твердотельный накопитель прикинулся шлангом, сказал, что никакие файлы он не видел, никаких Рассказов на нем нету, и вообще нужно было не всякое бесплатное ставить непонятное, а кошерным Вордом пользоваться, где автосохранение по умолчанию включено, а он тут ни причем, а кожаный мешок сам себе Буратино.
Я, горестно обрывая волосы на там, где обрывалось менее болезненно, пытался найти хоть следы моего похода «в Вечернее», но их не было. Ни временных скрытых кусочков, ни останков первых версий. Ничего.
Я сдался.
Из уважения к Рассказу, я не стал рождать его под другим именем, а навечно упокоил рядом с курсовой третьего курса, погибшей при схожих обстоятельствах, и парой стихотворений из нулевых.
Но его шикарный Конец все-еще торчит из «могилы», будто подталкивая нарушить принятое решение, пробраться за оградку, разорвать ленты «помним, скорбим», ножницами по металлу отрезать бессмертное и пришить к очередной поделке. Но, пока я стойко держусь, лишь изредка вспоминая о свежем холмике на задворках Памяти.
ааааа ? ? жалость то какая. а я не включаю на компе режим сна, знаю, что он из него может не выбраться. Столько трудов коту под хвост. Помним, любим, скорбим…
если бы я столько времени и трудов тратила на рассказы, я бы наверное героиней себя считала. А я по первой строчке дописываю без замысла и ладно. И то мне жаль было бы…