Нашедшийся

– Так, давай, я готов

Бьёрн еще раз торопливо отхлебнул пива, стряхнул крошки с растянутой линялой майки и поерзал в протяжно заскрипевшем кресле устраиваясь поудобнее.

В рубку вошла блондинка, одетая лишь в символические белые трусики, и скептически себя осмотрела.

– И кто я на этот раз?

– Скарлетт… – восторженно прошептал Бьёрн, – Скарлетт Йоханссон.

– Ну ничо так, – Скарлетт качнула грудями и осмотрела крепкую задницу, – могло быть и хуже. – девушка тяжело вздохнула и косолапя пошлепала голыми ногами к мужчине, размахивая руками и сутулясь.

Бьёрн скривился, будто проглотил селедочный хвост.

– Ну вот хоть бы раз красиво прошелся, а! Ну разве ж так ходит самая желанная женщина на свете! Ну что ты как медведь после спячки!

– Как умею, так и хожу. И вообще, тебе не всё равно? На самом процессе это никак не сказывается.

– Вот представь себе, не все равно. Кроме процесса ведь хочется ощутить присутствие женщины, ее плавную грациозность, сладкий зуд чресел от приближения богини, нарастающие вожделение.

– «Очарование», «зуд», «присутствие женщины»…  И трахал бы тогда свою Фриду, – девушка, стоя на коленях, уже неловко пыталась расстегнуть тугую железную молнию на штанах мужчины, – она даже в свои сорок восемь очень женственна и очаровательна. Но нет, ему актрис на двадцать лет моложе подавай. Ай, ноготь.

– Она мой друг, – жестко сказал Бьёрн, сам расстегивая молнию.

Девушка тут же отстранилась и рассержено сверкнула глазами.

– Так. Погоди. А я не твой друг? Меня значит можно трахать? Или у вас понятие «друг» только на таких же как вы распространяется?

– Стоп, – мужчина застегнул молнию обратно, – Давай сразу разберемся. Ты так-то сам мне это предложил. И я, если ты помнишь, очень долго отказывался, пока ты не настоял на эксперименте!

– Было дело, – не стала отрицать Скарлетт, нервно обгрызая сломанный ноготь.

– И убеждал, что тебе это абсолютно безразлично, как физически, так и морально и даже, цитирую: «приятно мне сделать приятно»?

– Убеждал.

– Врал?

– Нет.

– Так в чём дело то?

– Все течет, все меняется, – Скарлетт философски осматривала ноготь, стараясь не смотреть на Бьёрна.

– И ты выбрал именно этот момент, чтобы мне об этом сообщить, что у тебя что-то протекло и поменялось?

Девушка виновато потупилась.

– Извини, ты прав, давай вернемся к вопросу утром – я не хочу тебе портить вечер. Ты так давно ждал Скарлетт, – она попыталась снова расстегнуть молнию, но Бьёрн решительно оттолкнул её и, кряхтя, встал.

– Уже испортил. Пойду чайник поставлю. Будешь чай?

– Буду, – вздохнула девушка, оплывая, как тающая свеча и растекаясь в большую упругую кляксу, которая собралась в иссиня-черную фигуру, будто отлитую из резины. – А у нас тех вкусных галет больше нет?

– Никогда к этому не привыкну, – пробурчал мужчина, передергиваясь. – Были вроде, сейчас гляну.

***

– Совсем уже седой весь, – Фрида нежно погладила по коротким волосам голову, лежащую у нее на коленях.

Бьёрн потянулся и поцеловал в нависшую над его лицом грудь. Она хихикнула.

– А я все думала, когда ты меня навестишь. Внезапно надоело одиночество?

– Типа того…

– Может, ну его этот траулер? Эту рыбу, эти сети, это шторма. Хватит бросать всё и нестись к любом найденным обломкам кораблей. Будешь картины писать спокойно. Вон как «Одинокий маяк» хорошо продался – два дня провисел всего – забрали не торгуясь. А одному в море ходить – не дело. У тебя ж сердце…

– Не могу, – задумчиво протянул Бьёрн и сжал в кулаке ключик на шее, который сейчас был его единственной одеждой, – вот найду его, тогда и отдам швартовы.

Фрида только грустно покачала головой.

– Олаф пропал без вести десять лет назад. Может, пора уже его отпустить?

Бьёрн угрюмо молчал, не отпуская ключ.

– Помощника хоть возьми – вон сколько молодежи штаны просиживает. Опыт свой передашь салагам.

– Я подумаю.

***

– Матс, ты где? Тут Фрида идею подкинула насчет, как тебе легализоваться – ты ж давно мечтал.

Бьёрн, погруженный в мысли влетел на камбуз траулера и нос к носу столкнулся с веснушчатой круглолицей девушкой с розовыми оттопыренными ушками и копной торчащих во все стороны ржавых волос.

– Ой, – пискнула девушка, роняя кастрюлю.

– Матс?! – Бьёрн ошалело рассматривал застывшую девушку, обходя её по кругу, –  Это ты что ли дочку Михаэлья скорпировал?

– Лив, у тебя там все хорошо? – в дверь влетел крупный плечистый юноша, – ай!

Оба мужчины, столкнувшись, рухнули на пол к ногам успевшей отпрыгнуть девушки.

– Лив, это Бьёрн, мой отец. Отец, это Лив, – затараторил Матс, вскакивая и задвигая растерянно хлопающую глазами Лив себе за спину, – я сейчас все объясню.

–  Ща я тебе покажу «отец», – Бьёрн с трудом поднялся, – а я-то все думаю, что у него там течет, а вот она – течь та.

Но стоило ему поднять глаза на закрывающего собой девушку юношу, как Бьёрн изменился в лице, губа искривились, а лицо смертельно побелело. Он пошатнулся, пытаясь удержаться за переборку, и, не устояв грузно рухнул на пол.

Матс тут же кинулся к нему, легко переворачивая тяжелое тело на спину и разрывая ворот бушлата вместе со свитером.

– Лив, бегом наверх – на мостике аптечка, там сердечные капли.

Девушка убежала.

– Бьёрн, это я Матс, ну ты чего! – он поднял голову и положил себе на колени, тревожно вглядываясь в распахнутые помутневшие глаза.

– Олаф, – прошептали непослушные губы, а непослушная рука с трудом коснулась щеки юноши, – Олаф, мой мальчик, ты нашелся… Ты нашелся…

***

–  Бьёрн, успокойся! Я думал это твоя фотография в молодости! Вы так похожи! Честно! Я не знал! Я думал пошутить над тобой, а там Лив. И она мне улыбнулась. А я ей улыбнулся… Она мне: «Привет». А я ей «Привет». Короче, всё завертелось… Ну прости меня! Тебе нельзя сейчас волноваться! Врач запретил! Прекрати, мне страшно!

Тяжелая дверь в машинное отделение, куда успел спрятаться Матс, сотрясалась от ударов. С той стороны раздавались только ругательства и нечеловеческое рычание. Внезапно, все прекратилось и послышался грохот падающего тела.

– Ну вот опять… – Матс быстро разблокировал дверь, доставая сердечные капли и устремился к хрипящему и держащемуся за грудь Бьёрну, по пути отпинывая подальше пожарный топор.

– Я правда не знал, – говорил он нежно, держа руку на покрытом испариной холодном лбу, – Бьёрн, я не знал. Прости меня. Ты слышишь? Ты только не умирай.

***

Двое пили крепкий чай в полной тишине, нарушаемой лишь мерным плеском волн о борт и гудящими порывами ветра, влетающего в распахнутый люк. Один все еще дышал с трудом и был смертельно бледен, второй, в виде непроницаемо черного резинового манекена, сидел поодаль.

– Никогда, – чужой каркающий голос, так не похожий на обычный глуховатый с легкой хрипотцой голос Бьёрна прервал гнетущую тишину, – никогда, ты слышишь, Матс, никогда так больше не делай!

Матс кивнул и опустил голову в знак понимания, что именно никогда.

– Завтра мы уходим в Свольвер.

Черная голова на неестественно тонкой шее вскинулась, но тяжелый кулак грохнул по столу, пресекая возможные споры.

***

Густая пелена дождя загнала всех по домам. Улицы мгновенно превратились в грязевые реки, стекающие в серое неспокойное море. Лишь одинокая сгорбленная фигура с мешком за плечами, двигалась вниз по улице в сторону порта.

Фрида стояла в дверях своего трактира «Старый викинг» и тайком, чтобы не видели посетители, вытирала краешек глаза передником, понимая, что на этот раз старый упрямец уходит навсегда.

Шлепая по грязи огромными сапогами, пронеслась расхристанная девичья фигурка в бушлате.

– Гер Ларсен! Гер Ларсен! Подождите!!!

Бьёрн остановился и дождался, пока Лив добежит до него.

– Гер Ларсен, – она тяжело дышала, – а где Олаф? Он давно не появлялся в городе, никто его не видел. Где он? Я… Он… Мы…

– Мой сын погиб в море десять лет назад. Иди домой, девочка.

Лив, в ужасе, прижала руки к лицу и горько разрыдалась, упав на колени прямо в текущие бурые потоки воды. Бьёрн, оглянулся на все ещё стоящую в дверях Фриду, сгорбился еще сильнее и побрел дальше, более не оборачиваясь.

***

Траулер дрожал и гудел под ударами волн в небольшой бухте, куда они кое-как смогли спрятаться от шторма. Ветер грозно ревел, силясь оторвать от корабля что-нибудь еще не оторванное. Жалобно звякали натянутые цепи якорей. Особенно сильный порыв сорвал крепление и распахнул один из иллюминаторов. Мостик тут же наполнился грохотом и водяными брызгами.

Бьёрн вывалился из тягучего сна, который застал его прямо в кресле.

– Матс, опять крепление сорвало. Почини.

Тишина.

– Матс?

Бьёрн все-таки разлепил опухшие от недосыпа глаза и осмотрел мостик. Брови обеспокоенно нахмурились.

– Мааатс? Ты где? В гальюне опять засел?

Но там его не было. Как не было ни на камбузе, ни в кубриках, ни в машинном отделении.

– Матс! – на палубе царила непроглядная тьма, которую силился рассеять раскачивающийся как бешенный штормовой фонарь.

Бьёрн с трудом устоял после налетевшего шквала, хватаясь за распахнутый рундук – одного из спасательных плотиков не было.

– Мааатс, да что ж ты…

Лестница норовило вырвать из рук, пальцы соскальзывали, но он полз. Взобравшись и распластавшись на крыше, он ползком, срывая ногти, пополз к прожектору.

Могучий луч света вспыхнул, как маяк и зашарил по черной беснующейся воде и мокро блестящим угольно-черным рифам, силясь разглядеть… Как и тогда, пять лет назад…

***

– Гер Ларсен! – на палубу, громко топая сапогами, вбежал Тоби, сразу начиная кричать: – Тетя Фрида просила передать, что рыбаки, которым пришлось вернутся из-за надвигающегося шторма, проходя мимо Ойхомена, заметили разбившееся неизвестное судно. Гер Ларсен, вы тут?

Взревевший дизель, был ответом на вопрос. Паренек едва успел отдать швартовы, как корабль, оставляя густой дымный шлейф, ринулся из бухты прямо навстречу черному, клубящемуся, сверкающему молниями, небу.

 

Луч прожектора шарил по лабиринту скал. Хлещущий дождь заливал глаза, но Бьёрн упрямо всматривался в темноту. Он уже почти обошел вокруг острова, но все еще не видел следов кораблекрушения. Шторм все усиливался и находится у острова становилось все опаснее – якоря иногда срывало, а натянутые как струны цепи недовольно гудели при каждом рывке. В очередной раз он задумался, а не взять ли ему помощника – насколько бы все было проще, если бы не приходилось поднимать якоря, перемещаться дальше вдоль берега, снова отдавать якоря и вставать за прожектор. Но тогда бы пришлось освободить каюту сына и признаться себе… Бьёрн нащупал через одежду ключ на груди. Нет, пока он на это не готов.

Силы уже оставляли его, когда луч наконец уткнулся в что-то матово блестящее и тут же начал жадно шарить, ища вожделенную надпись «FR-894». Но её не было. Зато была большая дыра с оплавленными краями, через которую были видны внутренности корабля и лежащая на развороченной переборке темная бесформенная куча, вяло зашевелившаяся в луче света.

– Эй, вы в порядке? – заорал Бьёрн в рупор, надеясь, что его услышат через шум ветра и яростно махал запаленным фаером. Луч прожектора плясал, лишь изредка выхватывая темную фигуру, в которой с трудом угадывался высокий худой человек в костюме аквалангиста, который видимо тот одел, чтобы спастись от холода. Хорошее решение.

– Вы меня слышите? – снова закричал Бьёрн. – Если слышите, махните рукой.

Человек нерешительно дернул рукой.

– Ждите меня. Не двигайтесь.

Человек поднялась во весь рост и еще раз махнул рукой. Будто ожидая этого волны с новой силой набросились на обломки. Раздался угрожающий скрежет, и конструкция разом осела на несколько метров, сильно накренившись. Черная фигура, нелепо взмахнув руками, закачалась и, не удержавшись, рухнула в воду.

Бьёрн только выругался сквозь стиснутые зубы, направляя прожектор в воду и нашаривая темный силуэт. Тот бестолково барахтался, пытаясь влезть на скалы, но его раз за разом смывало волнами обратно. Не раздумывая более не секунды, он скатился по лестнице вниз, разделся, сбросил с борта сеть, обвязался страховочным концом и прыгнул за борт.

 

Когда он добрался до человека, тот уже почти скрылся под водой, перестав бороться. Костюм был гладкий и постоянно выскальзывал из рук. Подтягиваясь на канате, Бьёрн, не обращая внимания на жгучий сводящий с ума холод и боль в отвыкших от таких нагрузок мышцах, смог доплыть до сетки. Обвязал спасенного канатом, влез сам и потом лебедкой затащил тело на борт.

Только когда оба оказались отгорожены от беснующейся стихии стенами, удалось перевести дух. Аквалангист не подавал признаки жизни и лежал на полу изломанной куклой.

– Эй, – Бьёрн потормошил рукой тело, удивляясь, как оно пружинит под рукой. – Эээй.

Он приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть лицо. Но лица тоже не было –все таже матово-черная упругая на вид ткань. Грудь спасенного оставалась неподвижной. Оставалось только пытаться сделать непрямой массаж сердца и ругаться. Он неловко, вспоминая курсы первой помощи, качнул грудь сжатыми в замок руками, руки просто пружинили – нужно было снять костюм. Молнии или даже малейшего шва на костюме не было.

– А ну живи! Что я зря тебя тащил!!! – заорал в бессилии Бьёрн, тряся человека на плечи.

Внезапно, фигура стала оплывать, скукоживаться, стекаться в большую черную кляксу, которая, замерев на мгновение, снова начала собираться в человеческую фигуру, с каждой секундой становясь все более похожую на Клаудию Шиффер, чей постер «в полный рост» висел на стене.

Клаудия, полностью сформировалась, распахнула глаза, резко вздохнула, выгнувшись в спазме и, перевернувшись на бок, извергла из себя целый поток воды, после чего откинулась обратно на спину, зайдясь в кашле.

– Пииить, – прохрипела она пересохшими губами.

Бьёрн еще секунду переводил взгляд с плаката на лежащую на ходящем ходуном полу старого рыболовного траулера почти обнаженную мечту миллионов мужчин, что-то для себя решил, встал и поковылял к бутылке с питьевой водой, которую он всегда держал около своего кресла. Но перед тем, как отнести воду все еще надсадно кашляющей и дрожащей крупной дрожью девушке, свернувшейся в позе эмбриона, он откупорил бутылку виски, которую он держал там же и хорошенько отхлебнул.

***

В воде Матса не было. Куда он мог деться? Бьёрн завертел вертлюгой с прожектором. На берег бы он не выбрался – волны одна за одной били в острые прибрежные камни, не оставляя ни малейшего шанса выжить. Тут ему в голову пришла идея – он вспомнил любимое место Матса на корабле.

 

Он был там – сидящем на самом верху кран-балки.

– Матс, спускайся – свалишься еще, – заорал Бьёрн в рупор, – Я тебя из таких волн уже не выловлю.

Матс посмотрел вниз и снова уставился на штормовое чёрное небо.

– Да чтоб тебя разорвало! – выругался Бьёрн.

 

Ему понадобилось почти пять минут, чтобы по уходящей из-под ног палубы, держась за всё, за что только можно держаться, добраться до балки крана, на которой, шестью метрами выше, сидел, болтая ногами, Матс.

– Слезай, говорю!

– Зачем? – голос был безразличный и усталый. – Как я не пытался, я не могу стать для вас своим. Даже для тебя я чужой – ты мне ясно дал это понять. Кем бы я не был, я всего лишь чье-то отражение, чья-то копия. Никогда я не буду кем-то по-настоящему. Зря ты меня тогда спас… Прощай. Передай Лив, что я её…

Бьёрн внезапно осознал, что Матс, вставший во весь рост и запаливший фаер, еще более черный и блестящий чем обычно.

– Ты чего удумал!!! Эй!!!

Но Матс молча воткнул импровизированную спичку себе в живот. Пламя мгновенно растекается по всему телу, превращая фигуру в живой факел.

– Нет! Нееет!

Он заметался, завыл как раненный зверь, потом одним рывком оказался около рычага сброса кормового якоря и рванул его на себя. Освобожденная цепь со звоном утекла через клюз, а корабль, как норовистая лошадь, тут же взбрыкнул кормой, сбрасывая с себя наездников… Две фигуры полетели в море, тут же их жадно поглотившее.

***

– Зачем?

Глаза не хотели открываться, их нестерпимо жгло, как и грудь, будто налитую свинцом. Но Бьёрн заставил себя их раскрыть. Над ним склонился Матс, мокрый, воняющий мазутом, но целый и невридимый.

– Живооой…

– Зачем? Ты же мог погибнуть.

Бьёрн протянул руку и прижал ладонь к щеке.

– Потому что ты я нашел тебя и не мог потерять.

Силы покинули его, и он снова отключился.

***

– Бьёрн… Ты не должен…

– Заткнись.

Они стояли в коридоре около запертой двери.

Бьёрн полез за шиворот, решительно оборвал веревку и вручил ключ Матсу.

– Открывай. Это теперь твоя каюта.

Матс взял ключ, вставил в скважину и с хрустом провернул. Хрупнул проржавевший замок и дверь, скрипя петлями, отварилась.

Маленькая каюта. Личные вещи, рисунки, тетради, письма, книги. Аккуратно сложенная стойкой на койке одежда. Все покрыто тонким слоем пыли.

Бьёрн достал фотографию, на которой отец и сын в одних плавках стояли на палубе траулера, еще когда они ходили вместе.

– Превращайся.

Бьёрн смотрел, как черная фигура оплывает, потом разбухает, прорисовываются общие черты, потом детали. И вот перед ним стоит почти его сын. Почти.

– Здесь шрам от сюда и до сюда, – Бьёрн пальцем чиркает по коже, – тут родинка в форме овала. Здесь нет волос – ожог. Тут шрам от рыболовного крючка. Он вспоминал, показывал, и идеальная копия переставала быть идеальной. Искривился сломанный нос, появилась легкое косоглазие, стали реже волосы, в зубах выросли пломбы.

Наконец, Бьёрн кивнул.

– Одевайся.

– Но мне не нужна одежда, – Матс вырастил на себе копию свитера и грубых брюк.

– Убери немедленно и навсегда забудь, что ты это умеешь! Одевайся!

Матсу было в одежде не комфортно: колол толстый вязаный свитер, давили трусы, жали ботинки.

– Как вы в этом ходите?

– Садись, – Бьёрн проигнорировал жалобу.

Они сели друг напротив друга, глядя друг другу в глаза.

– Тебя зовут Олаф Ларсен, ты родился двенадцатого сентября в Фредрикстаде. Твоим первым словом было «силд»…