Яркий свет понемногу стал меркнуть, вернее, глаза начали привыкать к нему, а потом и вовсе проступили очертания силуэта — очень знакомого и в то же время почти забытого.
— Отец? Что ты тут дела…
— Ну ты молодец, конечно! — отец, как всегда, начал без прелюдий. — Устроил представление. М-даа! Разочаровал ты нас, сын! А ведь сколько было планов у тебя. Сколько амбиций. И фильм снять хотел, и книгу издать, и фотовыставку своих работ задумывал… И вот так, одним штрихом… Р-раз и всё в бездну, — отец рубанул воздух ребром ладони — его излюбленный жест.
И пока он переводил дух, собираясь разразиться очередной тирадой, я спросил:
— А где мама? Почему её нет?
— А что ей тут делать? Гордиться твоим поступком? Сокрушаться как я? Она не пошла. И правильно сделала!
— Да что такое произошло-то? — я сам повысил голос.
— Пошёл купаться ночью пьяный и утонул в море.
— Я?!
— Ты! Кто ж ещё? Я, если помнишь, от рака помер.
Я уткнул лицо в ладони, пытаясь привести мысли в порядок.
— Как же так… — с грустью бубнил отец. — Мы ведь думали, всё иначе будет. Не так вот — глупо и нелепо! Утонул в море. Пьяный. В сорок лет. Эх, ты!..
Когда я поднял голову, отец уходил прочь. Его силуэт растворялся в ярком белом свете. Я попытался пойти следом, но не мог пошевелиться, ощущая во всём теле онемение словно был слеплен из гипса.
— А мне что делать? Куда идти? — прокричал я вслед отцу.
— Возвращайся, откуда пришёл! — донеслось до меня. Отец даже не повернулся. — И не майся больше херней! За ум, наконец, возьмись. И мать не тревожь больше, пловец, мля!
Силуэт отца растворился в белой бездне. А потом свет начал меркнуть, сменяясь разрастающимися чёрными пятнами…
…и мои лёгкие — будто разорвало в клочья, рвотные спазмы, выталкивали из желудка солёную воду, дикий кашель, раздирал горло. И, наконец, этот первый вдох.
Придя в себя и откашлявшись, я откинулся на мокрый песок, жадно хватая ртом воздух. Грудь давило, словно на неё положили камень. В горле стоял ком. Меня всё ещё мутило и жутко раскалывалась голова.
— Слава богу, ожил! — донеслось до меня откуда-то издалека.
Я открыл глаза и попытался сфокусировать зрение, но не вышло. Голова закружилась, и я снова опустил веки.
— Ну и напугал ты нас! — говорила девушка, голос был приятный, низкий и очень гармонировал с шумом волн.
— Вас? — просипел я, не узнавая себя, и снова сделал попытку открыть глаза и разглядеть свою спасительницу.
— Меня, я хотела сказать.
Она была в купальнике. Сидела рядом, подогнув под себя ноги, и щупала на моём запястье пульс. Толстая коса прилипла к плечу. В лунном свете поблёскивали её глаза и темнел бантик пухлых губ. Возможно, это была галлюцинация, вызванная агонией, но за миг до моего возвращения я ощущал её губы на своих, готов был в этом поклясться.
— А ты что тут делаешь? Один, в море, да ещё и… голый совсем, — при этом девушка с любопытством стрельнула взглядом «ниже пояса», и я поспешил перевернуться на живот, решив, что в данной ситуации ягодицы — менее срамная часть.
От резкого движения я поморщился: рёбра болели все до единого.
— Мы тут… с ребятами… отдыхаем. А у меня… традиция… я всегда ночью хожу… купаться… голый, — еле выдавил я из себя.
— Ты уж поаккуратней с традициями. С кем-то ходи. Для подстраховки. И с алкоголем тоже… осторожнее. А то вдруг в следующий раз меня рядом не окажется.
— А ты… как… тут?
— А я — инструктор по плаванию, в санатории. Там, неподалёку. Решила искупаться при луне. Только в воду зашла, смотрю — плывёт тело. Ну а дальше как учили — на берег и откачивать. Грудь поболит ещё с недельку, но рёбра вроде целые. Главное, что живой, что вернулся.
— Спасибо! А как зовут тебя?
— Аля. Алевтина…
— Аля, — задумчиво произнёс я. — Очень красиво! А знаешь, Аля? Можно ты станешь главной героиней моей новой книги?
Девушка лишь пожала плечами и, глянув на меня, ответила:
— Если завтра ты не будешь считать, что я тебе приснилась, то… думаю, можно!
Аля легко, даже с некоей грацией поднялась на ноги.
— Проводить тебя к друзьям?
Я чуть было не согласился, но, вспомнив в последний миг, что я нагишом, — отказался, засомневавшись, что смогу сейчас найти на берегу свои плавки и полотенце.
— Ну, тогда прощай, ночной пловец! Береги себя! И удачи с твоей новой книгой.
Её ладная фигура растворялась в ночи, превращаясь в еле видимый белый силуэт.
— Спасибо! — крикнул я запоздало, но слова мои, наверное, не долетели до Алевтины, потонув в шуме морского прибоя.
