Тик-так. Тик-так. Тик-так…
Слышите? Это часы. Они тоже кого-то нервно ждут.
Тик-так. Тик-так! Тик-так!!!
Они прямо-таки требуют чьего-то присутствия…
Я такая же, как эти часы… Я всё жду и жду кого-то, но так и не могу дождаться. Я всё требую чьего-то присутствия, но никто так и не приходит…
Я глубоко вдыхаю, концентрируясь на собственном дыхании. Нежным касанием притрагиваюсь к щеке и чувствую: она сухая – слёзы на ней высохли, растворились в её тепле. Значит, боль притупилась. Значит, вновь можно надевать маску и внушать всем и даже самой себе мысль, что всё хорошо.
Я открываю глаза и сразу же требовательно впиваюсь в первое, что попадается взгляду. В горле по-прежнему стоит мерзкий ком, который я не могу проглотить (казалось, что у него одна дорога – только наружу), но воспринимать окружающий мир мне уже намного проще, легче и, наверное, свободнее. Я прожигаю своим взглядом стену, ловлю на ней и её «одежде» – её голубоватых обоях – изгибы серебряных линий, не отрываю от неё своих глаз и даже не моргаю… Если я это сделаю, в эту же секунду образовавшаяся между нами связь выпрыгнет в открытое нараспашку окно и улетит прочь. А я не хочу этого: здесь спрятан мой комфорт…. Я смотрю СКВОЗЬ обои, в глубь стены, я вижу её голой, вижу её изнанку. Через одну-единственную маленькую, недвижимую точку я УЗНАЮ её, РАСТВОРЯЮСЬ в ней и постепенно становлюсь ЧАСТЬЮ КОМНАТЫ, таким же полноправным её жителем – предметом интерьера, только единственное – живым.
Моя комната такая маленькая, что её по праву можно назвать даже «комнаткой». Но этому званию сейчас воспротивятся все вещи, все книги, вся музыка, все слова, сказанные здесь, все воспоминания, все мысли, все страхи и страсти, прожитые здесь, а ещё – вся такая же, как и она, крохотная я. Пусть мы и маленькие, но в нас помещается целый мир.
В пространстве между этих четырёх стен стоит огромный белый шкаф со всеми вещами: вот чёрное платье-футляр, которое мне уже давным-давно немного мало, но которое до сих пор хранит свою свежесть и красоту; вот мои первые туфли на каблуке, тоже ещё сохранившие свой первозданный вид; а вот новая пуховая куртка, отныне моего любимого цвета – синего. Из этого большого матово-белого гардероба, прячущего в себе столько масок, резко выпадает двуногий зверь – мой письменный стол. По-прежнему именно в соприкосновении с ним рождаются многие самые лучшие и чувственные строки. Над столом упрямо нависают прямые губы двух белоснежных полок, выражающие только равнодушие. Они, как и полмира, прячут свои чувства: за гримасой безразличия скрывается буран тёплых ощущений. Здесь, на этих полках, – любимые или ещё не прочитанные книги, коробочка с ценными безделушками, глобус и фотоаппарат, запечатлевший тысячи пейзажей и сотни лиц, вместе с тем сотворивший память о моей жизни. С ним мы прошли палящее солнце и леденящий дождь, огонь и снег, внешний мир и мир, заключённый в границы этой комнаты…
До сих пор помню тот день, когда я в памяти фотоаппарата оставила капли дождя, стекающие по щекам окна, которое расположено по соседству, на той стене, что перпендикулярна полкам. Грусть мира в тот день осталась не только в глазах фотоаппарата, но и в порах огромного тополя, властно разбросившего свои корни в мамином палисаднике, и в порах растений, растущих среди него. Окно моей комнаты, если бы оно получило воплощение в человеке, можно было бы назвать великолепным примером сострадания, ведь оно выслушивает и принимает чувства не только природы, но и всей комнаты. Часто ей свою душу изливает ваза, которая страдает от недостатка внимания – ей почти никогда не дарят цветов, только по значимым праздникам. Иногда, лишь когда возвращается домой, жалуется на свою жизнь сумка – её используют каждый день (сидят на ней, свесив ножки, причём и в прямом, и в переносном смысле), а потом жестоко бросают в подавленном настроении. Окно слушает каждого – пусть ничем и не может помочь. Но грустно, что ему никто не платит тем же, его никто не слушает… Когда его открывают, когда оно рассказывает о своей боли, все лишь болтают о себе, не замечая никаких изменений и не слыша его жалобного голоса.
Однако окно порой ощущает себя счастливым, когда видит, что вещи с противоположной стены искренне радуются. Безмолвно ликуют лаки или баночки с уходовой косметикой, когда их, готовых сослужить добрую службу, снимают с таких же равнодушных полок, как и тех, что висят над письменным столом. Праздник случается и у белоснежного комода, когда его ящики открываются в нетерпении помочь. В остальное же время они все тихонько спят.
Эти две стены соединяет не только третья стена, но и большой бирюзовый диван, на котором сижу такая маленькая, неприметная и почти недвижимая я. Наверное, если бы я раскинулась по всему дивану – меня бы приняли за плед. Но я сижу, скрестив ноги, поэтому, скорее, меня сочтут за плюшевую игрушку – одну из тех, которых здесь так много, что новых жильцов уже просто-напросто некуда заселять.
Кажется, что нас здесь много, но ТАК ОДИНОКО я себя никогда не ощущала. Всё просто потому, что, как бы банально ни звучало, человеку нужен ЧЕЛОВЕК, а игрушки и все эти вещи его никогда не заменят – они ничего не чувствуют к себе и уж тем более к другим, да ведь и не способны они на это. Своей кульминации моё одиночество достигает ночью, когда люди пропадают с улиц и прячутся в тёплых домах, когда фонари освещают мертвенные дороги. Именно ночью одиночество душит меня своими безжалостными руками особенно сильно.
В январе, когда новый город вдохнул в меня новое дыхание, когда он просто вытолкнул из меня страх, разрушил выстроенные мною же границы, я ЖИЛА. Я бегала воодушевлённо по набережной Геленджика и старалась сфотографировать абсолютно всё: людей, птиц, волны, горы, огни. Тогда я боялась одного-единственного – упустить шанс чувствовать себя настолько живой В МОМЕНТЕ.
Тогда было хорошо, сейчас – отвратительно.
Сейчас, под конец этого апреля, я застряла в бессмысленной игре… Учёба не только по расписанию, но и во всё свободное время. Маломальский сон, быстрые перекусы на ходу и тонны работы. Я бегу за жизнью, но не успеваю за ней. Я пыталась поспеть за ней, но потеряла всё, что у меня было – все силы и даже саму себя. Я просто проиграла в этой игре наперегонки с жизнью. И теперь просто СУЩЕСТВУЮ.
Я просыпаюсь, валяюсь в кровати ещё, как минимум, минут пять. Потом тащусь в ванную комнату, смотрю на себя в зеркало, умываюсь. Наношу макияж, одеваюсь, собираю сумку, обуваюсь, выхожу из дома, бреду на остановку, еду в маршрутке, сижу в институте – и во всех этих действиях я просто существую. Но где бы я не находилась, какие бы люди меня не окружали, мои мысли своей самой незаметной частью остаются в месте, где мне всегда комфортно – в моей комнате. Куда бы я из неё не выходила, она всегда остаётся со мной, ВО МНЕ. Именно моя комната видела больше, чем все мои знакомые и друзья, именно она переживала со мной все мои чувства и никогда не мешала в их выражении. Именно она позволяет мне всегда оставаться собой, а когда я сижу не в ней, она позволяет мне хотя бы не забывать, кто я и из чего, как по кусочкам пазла, собрана.
Сейчас я всё ещё сижу, скрестив ноги, на диване и выдыхаю последние свои переживания в прохладный, апрельский воздух, пробравшийся в комнату через приоткрытое окно. В голове тихо, даже мыслей нет. А сердце издыхает от одиночества, от монотонного биения, от этой маленькой рёберной клетки, в которую оно заперто. Оно хочет вырваться в свободу, в омут бешеных чувств, в жизнь – из-за этого оно ноет внутри от боли и истекает кровью. Ему прописан диагноз – одиночество и безжизненность. Но какое лекарство от этой болезни? Порой мне кажется, что никто не узнает этого, а в особенности – я. Поэтому, как бы сильно не хотела вылечиться от этого, я приспосабливаюсь к болезни и к её симптомам. Но неужели мне делать это вечно?
Я медленно открываю глаза, но комната передо мной сразу же начинает двигаться, как волны в море, и мерцать, как блики в них, – это проявление одного из симптомов дурацкой болезни. В этих вспышках медленно возникают двери. Я оборачиваюсь – они и здесь, за моей спиной. Эти двери странны: они сделаны полностью либо из стекла, либо из пластика, потому они будто бы отражают всё, что есть за ними, и частично, что есть перед ними – меня, загнанную в угол, ничего не понимающую. Моё сознание торопится за взглядом: тысячи дверей встречаются мне прежде, чем я понимаю, что это мои воспоминания и выдумки – то, что когда-то было в моей жизни, и то, чего никогда не было.
Вот стеклянная дверь. Через неё отчётливо видно, что происходит по ту сторону, но при этом она также невероятно хрупка, как и моё сердце, готовое раскрошиться от одного воспоминания о том дне, который прячется за ней… А за этой дверью – тот первый декабрьский вторник, то страшное утро… И бабушка. Она так и не уснула той ночью от невыносимых болей. Из-за них время для неё тянулось непрерывно и мерзко, как жвачка. Наутро, когда бабушка услышала шаги на лестнице, она подумала, что сейчас ещё только пять часов утра, и спросила: «Антоша, это ты?» – но это была я, только проснувшаяся по будильнику на семь часов. Она попросила принести бутылку холодной воды с лимоном – это была её последняя просьба. И последняя наша встреча. Больше я её дома не видела… И больше никогда не слышала её голоса.
А вот пластиковая дверь. Через неё всё так же прекрасно видно, но она не способна разбиться вдребезги от воспоминаний, содержащих в себе – таким же сильным остаётся и моё сердце. За этой дверью сном маленького младенца сплю я. От одного моего движения на экране телефона, лежащего рядом, возникает время – 17:53. И я вдруг вспоминаю, что мы с другом договаривались встретиться в шесть часов вечера, но я блокирую телефон, глубоко выдыхаю и переворачиваюсь на другой бок. Я равнодушно оставила его без встречи и даже без каких-либо объяснений. Жаль, что это всего лишь нахально изменённое воспоминание, это история, какую надо было бы оставить между нами, но я не решилась… В реальности же я подпрыгнула с кровати, быстро натянула на себя одежду и выбежала из дома на встречу с человеком, который спустя четыре месяца жестоко бросил меня в одиночестве, без встреч, общения и… объяснений. Как прямо-таки делала за этой дверью я… В жизни же я не решилась разбить ему сердце, чего, к сожалению, не скажешь о нём.
Множество дверей стоят друг за другом, выглядывая совсем чуть-чуть – они остаются не навязчивыми. Это двери, которые уже закрыты навсегда, которые я не решусь, к счастью, или не смогу, к сожалению, открыть. Но это же и к лучшему: никогда не стоит возвращаться к прошлому. Оно уже ушло от нас по каким бы то ни было причинам, или, быть может, мы его отпустили… Но те дороги полностью изведаны и пройдены – у них уже был шанс, потому о них стоит только вспоминать или просто-напросто не стоит забывать, чтобы не наступить вновь на те же грабли.
Я несмело перевожу взгляд и смотрю на такие же двери, но уже расположенные перед моими глазами. Многие из них находятся в плоскости на расстоянии трёх шагов, но рядом со мной вьётся приятное, тёплое ощущение, будто бы все они – в касании со мной.
Я смотрю на эти двери и буквально ПОГЛАЩАЮ их. Я просто хочу понять, какую пользу каждая из них мне принесёт? Так рассуждает мой мозг. Но против него выступает сердце: какие чувства и эмоции каждая из них подарит мне?
Мой взгляд плывёт по скользким плоскостям. Он бегло анализирует каждую дверь: эта, например, может подарить мне множество полезных связей, а эта – интересные, но беспорядочные знакомства. Я всё-таки больше руководствуюсь не мозгом, а сердцем, потому меня ничто из этого не привлекает. Взгляд скользит и скользит равнодушно вниз, но вдруг останавливается на одной двери. Мой путеводитель подал сигнал… Я ещё не успела ничего осознать и даже распознать, но моё сердце уже окатило волной спокойствия – непривычного ощущения, потому сперва обжёгшего, но потом накрывшего теплотой.
Я разглядываю эту дверь. Она полностью, кажется, даже и ручка, сделана из стекла. Это чистое полотно – без пятен и разводов, без резьбы, а соответственно, и без иллюзий. Кажется, что в этой двери нет совершенно ничего особенного, но и обычного в ней ничего нет.
Маленький, юркий мотылёк тянет моё сердце вперёд, и я без раздумий шагаю за ним. Он огибает любую угрозу за секунду до столкновения с ней, безумно быстро входит в любой поворот, как пилот гоночного автомобиля на ралли – и вот его свет уже мелькает вокруг ярко очерченного силуэта, стоящего за дверью. Я шагаю так уверенно, что удивляюсь сама себе, но с каждым шагом моя смелость иссякает, и я останавливаюсь прямо у двери: шагать некуда, но сил дотронуться до ручки мне не хватает… Вдруг вспышкой в памяти мелькает день экзаменационного показа – 29 апреля… И никто не мог предположить, что именно в этот день закончится существование, и начнётся настоящая жизнь.
Вся неделя до сдачи – впопыхах. В ссорах. В поисках – музыки, проекций и сил. Во сне: сначала – в шесть часов, за день до сдачи – в три. В чистке шероховатостей: неудачных мизансцен, работы света, неуместных реплик. В переживаниях. В бардаке за кулисами. В натянутых нервах, готовых порваться в любую секунду. И в редчайшей любви, дружбе и понимании. Зато сам показ – на одном спокойном, ровном дыхании. Номер за номером сменяется так же быстро и незаметно, как узоры в калейдоскопе – и вот мы уже стоим на финале и громкими аплодисментами встречаем наших художественных руководителей.
Мы, уставшие и не выспавшиеся, но счастливые до неверия, стоим в блеске софитов, в шуме музыки и аплодисментов, улыбаемся от умиления до момента, пока судорогами не сводит скулы, но даже тогда уголки губ не падают в равнодушие. А потом мы танцуем вместе, поём в унисон и просто НАС-ЛАЖ-ДА-ЕМ-СЯ.
Эта минута отпечаталась в моей памяти, как след карандаша на бумаге. Этот момент дрожью в теле и спокойствием внутри подчеркнул, зачем и ради чего я утопаю в учебниках ночами, и подтвердил мою ценность. В эту минуту окружающий мир казался мне дружелюбным и готовым поддержать – вся атмосфера кричала о том, что мои мысли правдивы: тёплым светом мелькали софиты, аплодисменты согревали своими звуками. В это мгновение во мне посыпались все страхи и будто бы заново открылись горизонты. Я ощутила свободу. Я вдохнула полными лёгкими. Я ощутила настоящую ЖИЗНЬ – я здесь, и Я В НЕЙ. И я отпустила всё, чтобы расслабиться, прожить один из самых лучших её моментов и суметь лучше его запомнить.
В этот момент мне хотелось своими глазами фотографировать всё вокруг: однокурсников, их улыбки и горящие глаза, наши танцы, наши незамысловатые, совершенно простые костюмы, восторженных зрителей и… Его глаза.
Глаза, с которыми я совершенно случайно встретилась и на секунду забылась. Глаза, которые что-то неизвестное выжигали на мне. Карие глаза, похожие на замёрзшее море, море такого необычного цвета, в котором спустя долгое время от наконец пришедшего тепла тронулся маленький кусочек льда и заблестел своими резными краями. Глаза точь-в-точь, как эти, что глядят на меня сквозь прозрачную дверь…
Моё спокойствие, родившееся в объединяющей нас, стоящих на сцене, атмосфере, только укрепилось, когда я смотрела на Него. Оно будто бы росло и кричало о том, что здесь, внутри меня, и есть настоящая ЖИЗНЬ. Но тогда я это лишь чувствовала, ещё не осознавала.
Вокруг нас двоих творилась суматоха: мы, стоящие на сцене, танцевали и пели; люди, сидящие или стоящие в тесном зале, аплодировали – не было ничего необычного, это вполне естественная для финала эстрадного представления атмосфера. Но мы вдруг встретились взглядами, и от этого столкновения мир, в котором мы находились, разрушился – теперь суматоха будто бы была за километры от нас, хотя на самом деле оставалась на расстоянии вытянутой руки. В этот момент я хотела лишь как можно дольше рассматривать Его, но мне не позволяло стеснесние, которое бы овладело нами обоими: я бы начала смущаться, если бы продолжала так беспардонно долго глазеть, и по той же самой причине неловко ощущал бы себя Он. Но я за несколько мгновений – за два, если быть детально точной, – увидела достаточно, чтобы Он отпечатался в моей памяти, чтобы воспоминание о Нём без изъянов осталось в моей голове и заняло значимое место среди всех мыслей. В момент, когда моё сердце забыло о своём требовании – чтобы кто-нибудь был рядом, когда оно зажило настоящей жизнью, когда оно было свободно от тягости и постоянного ожидания, хоть и было занято делом, нашёлся Он – тот, кого я так долго ждала. Нашёлся Незнакомец, дарящий спокойствие.
Он исчез в толпе, но успев оставить в ней свой след… Я, казалось, всем в лучезарной улыбке и с детским запалом рассказала о загадочном Незнакомце, с которым мы глядели друг на друга так мало, но чувствовали себя невероятно умиротворённо, пока весь мир оставался в безумстве. В тот момент я была спокойна, просто потому что сердце тогда почувствовало родственную душу. Но после него я эту тишину внутри себя найти уже не могла, потому что вся я потихоньку начинала осознавать, ЧТО со мной случилось, и спустя несколько дней, наконец, поняла до конца.
А потом начался месяц игры в пазлы: я собирала деталь за деталью, как рождается единая музыка нота за нотой, полноценный образ Незнакомца. Но это было не так просто, как могло показаться на первый взгляд: встречи были случайными, а моя память к ним всегда была не готова.
Наши случайные встречи – это будто бы отчаянные попытки Судьбы познакомить нас… Когда в груди полыхал огонь желания и когда мы (по отдельности, разумеется) искали встречу в стенах института, в его аудиториях – мы находили выход только в воспоминаниях друг о друге или о том дне, когда случилось наше НЕ-ЗНАКОМСТВО. Но когда из груди выбегала последняя капля надежды увидеться – мы неожиданно сталкивались с Тобой, но, к сожалению, только взглядами, которые были намного честнее в этот момент, чем обычные «Привет! – Привет!» между знакомыми, потому что они, наши глаза, всегда отражают спрятанные в глубине души мысли. Эти встречи происходили так случайно, что сердце от неожиданности просто-напросто замирало, отказывалось выбивать привычный ритм и желало простого – больше запомнить этот момент. Время вокруг замедлялось, атмосфера растягивалась – всё увеличивалось для нас, чтобы момент был не секундой, а хотя бы минутой, если ему невозможно быть часом и уж тем более вечностью.
Мы сталкивались в момент настоящей жизни. Ведь только в подобные моменты мы живём «здесь» и чувствуем «сейчас». Когда мы забывали друг о друге и забывались сами, нас будто бы сталкивала сама Судьба, когда она уверенно ощущала, что всё находится только в её руках. Именно поэтому мы каждый раз были застаны врасплох – это больно, но мы были застаны настоящими – и это прекрасно…
Но сколько бы не было этих встреч, я никогда не забуду 19 мая – день, когда продолжительность нашей встречи складывалась из секунд в часы, когда образ Незнакомца я тщательно прорисовывала в своей голове при его присутствии.
Неразделимые, объединённые в единство, черты лица – губы и щёчки. Они будто бы способны жить только вместе: губы расплываются в скромной улыбке – и щёки приподнимаются в таком же стеснении; губы падают полумесяцем вниз – расстраиваются и щёчки. Если их пару разбить надвое, то они перестанут быть настолько живыми, они перестанут говорить о Незнакомце так громко и так открыто.
Голос Незнакомца теперь постоянно звучит в моей голове, лишь потому что здесь я немножко схитрила… Я записала его на диктофон и переслушиваю всякий раз, когда сильное отчаяние пытается утянуть меня на своё дно. Его голос, ровный, без изъянов, спокойный, действует на меня, как колыбельная – под него только и засыпать, когда Луна, заглядывающая в окна, убаюкать не может.
Запах – единственно не понятая мной часть. Я узнаю Его из тысячи, но я никогда не смогу его описать в точности до малейшего флюида: вроде это свежесть природы после сильного ливня, перебиваемая резким ароматом ещё не до конца остывшего асфальта, а вроде это и прохлада водопада, смешанная со жгучестью перца чили. Его запах – это что-то свежее, но вместе с тем терпкое, умеющее своим контрастом заставить трепетать сердце.
Руки… И рук его я также не знаю – их лабиринты для меня не изведаны. Но я могу детально прорисовать их, потому что откуда-то они мне очень знакомы… Мне представляется, что они по-тёплому холодные, как зима в городе, где я родилась… Здесь, в Волгограде, зимы терпкие, жгучие, а там – приятные и душевные. Они не кусаются морозами, они ласкают прохладой. Так же и Его руки… Они контрастируют с моим телом, но они всегда помогают ощутить себя как дома, как в месте, где безопасно и при этом свободно.
Этот образ, сложившийся медленно в моей голове, грел мои мысли – но я хотела, чтобы он грел меня и физически. Помню день, когда мне было отвратительно, ужасно, плохо – 14 июня. Я закружилась в колесе приближающихся экзаменов и начавшихся зачётов, тревоги и стресса, но изо всех сил продолжала жить. И тогда я просто хотела на минуту почувствовать себя расслабленной, тогда я просто жила верой, что объятия Незнакомца способны заменить сон и снять всю усталость, будто её никогда и не было. И сейчас хочется верить в это…
Ещё хочется верить, что так всё и есть: Его губы и щёки – это разговаривающее единство; Его голос – это колыбельная; Его запах – это сочетание свежести и терпкости; Его руки по-тёплому холодные, как зима в одном из моих любимых городов; а Его объятия способны подарить обновление. Но, конечно же, больше хочется не верить, а проверить и знать, разобьёмся мы о равнодушное лицо реальности или сумеем выбраться.
Но на это мне не хватает смелости. Сколько я себя помню, я всегда боялась. Боялась быть первой. Боялась с кем-то познакомиться. Боялась признаться в своих чувствах. И сейчас боюсь не меньше…
За полтора месяца случилось около десяти встреч, а может, даже чуть больше… Согласитесь, для незнакомцев это всё-таки чересчур много? Но вот, что я заметила: в случайности этих встреч была спрятана наша неслучайность, потому что в моменты, когда мы сталкивались друг с другом, были настоящими и мы сами. Именно поэтому я с уверенностью могу сказать, что составленный мною образ – он правдив, хоть и собран по ощущениям.
Но он был бы составлен не в моём стиле, если бы мне на помощь не пришло шаловливое подсознание. Оно ночами играло в прекрасную игру под названием «сны», в которой хотя бы на несколько минут делало нас с Незнакомцем ближе друг к другу. В одной из таких игр мы познакомились с Ним физически, но через эту физику тел – и ментально: через прикосновение ладоней до моей души добралась Его, и они вдруг так же сплелись, как и наши руки.
Всегда думала, что сон (не как физиологический процесс, а как сновидение) – это непостоянство. Он может быть лучшей на свете сладостью, а может – самым настоящим издевательством. Порой после сна ты становишься самым счастливым человеком на Земле, а иногда – самым мёртвым. И никогда ты не угадаешь, что сегодня принесёт в твой сон подсознание…
Каждую ночь я боялась заснуть и не увидеть Незнакомца во сне, не пройти дальше по пути нашего знакомства. Я боялась заснуть и не увидеть сладкую иллюзию, которой нагло подменяла возможную реальность. И всё боялась вспоминать о том, что сны – всего лишь выдумка подсознания, к сожалению, совершенно не зависящая от людей… А ведь если б было так, я бы в сообщении, в записке, через знакомых, да хоть через почтовых голубей, передала бы Ему единственную просьбу: «Предупреждай, пожалуйста, когда будешь собираться приходить ко мне в сон – я буду засыпать скорее». И каждую ночь я бы всё равно боялась, боялась бы, что Он пренебрежёт моей просьбой или, что ещё хуже, равнодушно забудет о ней…
Черта цеплялась за черту и становилась маленькой частичкой большого образа, боязнь капля за каплей наполняла чашу моего подсознания, день прибавлялся ко дню – так прошли почти два месяца. Но мы не знакомились… Мы стояли друг напротив друга – нас разделяла только дверь, но никто не решался открыть её первым. Не решался или всё-таки боялся…
Незнакомец не открывает, потому что им овладевает страх, что ошибки прошлого вновь пропишутся на страницах Его жизни, что Ему причинят такую же боль, какая Его только отпустила. А я же боюсь бóльшего, а точнее всего на свете: равнодушия и взаимности, взгляда и его отсутствия, чувственности и безэмоциональности, разочарования и чрезмерного воодушевления – так можно перечислять до бесконечности. Но я стою здесь, перед этой дверью, и думаю, есть ли в этом страхе смысл, если в каждой детали или в её отсутствии есть будущий опыт и настоящие эмоции? Хоть мир и не зависит от меня, но я завишу от мира, точнее, от отношения к нему, от восприятия окружающих людей и событий.
Грядут два разлучных месяца… За это время может погибнуть надежда, а можем погибнуть и мы сами. Возможно, это последний шанс познакомиться на радость Судьбе, которая так отчаянно пытается столкнуть нас. Я не хочу упускать его и не хочу, чтобы эта история канула в лету. И если этого хочу Я, почему бы не рискнуть? Почему бы не попробовать открыть эту дверь и только потом думать, что делать дальше – разочаровываться или радоваться, убегать или оставаться. Да. Наверное, сейчас я больше боюсь не разочароваться, а потерять эту возможность и не узнать, что за ней на самом деле прячется.
Нужно решиться. Нужно выдохнуть, собрать всю волю в кулак и нажать на ручку. Нужно открывать новые двери, а уж тем более – те двери, которые манят, которые кажутся не совпадением, а Судьбой. Нужно… Ведь этого хочет самая серьёзная часть меня – сердце. Оно как я: хоть и боится, но всё равно требует.
Тук-тук. Вперёд-назад. Тук-тук…
Оно ударом вылетает вперёд, заставляя меня ступить, оно же мгновенно отскакивает назад, не позволяя сделать этого шага. И я, как собственное сердце, не могу принять однозначного решения. Стоящая передо мной дверь – это прекрасная возможность стать смелее, решиться на безумство, как я бы назвала его раньше, познакомиться с интересным человеком… Я бросаю решительный взгляд на Незнакомца и замираю. Замирает и Он. Я не делаю ни вдоха – и Его грудь не вздымается. Незнакомец повторяет каждое движение взгляда, каждое дыхание руки за мной. И я понимаю, что дверь, как зеркало, отражает нас обоих, что мы чувствуем одно и то же… Он так же мечется, так же не может принять решение – Он так же хочет, но так же боится. Эта дверь изображает нас, совершенно глупых, в наших же рамках, в наших страхах и нерешительности, хотя за ними прячется наше лучшее будущее…
Подобные возможности всегда располагаются перед нашим носом – возможность стать решительнее, счастливее, научиться ценить счастье, понять себя, научиться заново любить, отпустить прошлое. Но мы так часто упускаем эти возможности… Скажите мне почему? Очевидно: или по собственной глупости, или из-за собственной гордости. Трагедия всего мира в том и заключается, что мы не примиряемся с собой и своими недостатками и уж тем более не желаем их изменять. И мы с Ним никогда, ради друг друга, а тем более – ради самих себя, не разрушили бы их. Но мы не погрязнем в этом глупом, боязливом, бездейственном мире, пока есть люди, которые готовы бескорыстно помочь…
Я собираю всю волю в кулак левой руки и тянусь к ручке двери. На первый взгляд, очень даже смело. Но через секунду улыбка исчезает с моего лица, как только я вижу, что моя рука дрожит, и начинаю понимать, что страхи вновь накрывают меня и накрывают с головой. Кажется, я даже не успеваю их толком нащупать, не успеваю осознать, но рядом уже звучит знакомый голос, голос женщины, которая читает все мои эмоции, только взглянув на меня.
Этот разговор произошёл несколькими днями ранее, а сейчас просто вспомнился мне в детальнейших подробностях. Тогда мне не нужно было слышать ничего в ответ, мне просто нужно было, чтобы все мои чувства и страхи ласково взяли в свои ладони и оберегли, но Она дала намного больше – разговор, который в этот момент, когда мне нужно принять серьёзное решение, спасает.
– Почему ты медлишь? Ты ведь этого хочешь, – голубые глаза, которые Она медленно перевела на меня, слегка были прикрыты густыми блондинистыми волосами, но от этого её взгляд только сильнее пронзал мою душу, потому мог требовать ещё больше честности от меня. Я не ломала голову отговорками и начала говорить честно, просто потому что понимала, что врать рядом с ней не хочется…
– Да, но я боюсь…
– Твой страх – это нормально. Мы всегда боимся нового, неизвестного. Страх будет сопровождать тебя всю жизнь, но только тебе решать, как с ним поступать – бороться или подчиняться. Просто помни, что, выбирая второй вариант, ты упускаешь каждую возможность, которая может изменить твою жизнь и тебя, – её нежная улыбка расплывается в моей памяти, и через секунду я уже смотрю на всё ту же дверь, за которой прячется Незнакомец, окружённый пейзажами мая. И, больше не раздумывая ни секунды, нажимаю на ручку…
Дверь, чуть поддавшись моему напору, открывается с небольшим скрипом, будто бы восторженным – она радуется, что я решилась, что я, наконец, выбрала своё ЖЕЛАНИЕ. В груди от небольшого мандража колотится сердце, но душу греет атмосфера, открывшаяся моим глазам: к моей коже аккуратно прикасается тёплый, июньский ветерок, от чего по ней бегут мелкие-мелкие мурашки; к моим щекам, приподнявшимся от улыбки, – жаркие солнечные лучи; к моим ушам – заливистое пение птиц.
Здание общежития (нашего храма науки – странно, согласитесь?) выглядит таким же старым, но сейчас от него веет чем-то особенным. Свет, горящий в его окнах, не кажется отталкивающим. Он, наоборот, притягивает своим теплом, хоть там даже и нет моих знакомых. Тополя, растущие на маленькой аллейке, не пугают своей высотой, они манят своей способностью защитить. Мир изменился, он стал привлекательным…
Мне по-прежнему немного страшно, но не настолько, чтобы сбежать. И я делаю два шага вперёд… Комната, в которой я так долго просидела, боясь всего подряд и оберегая себя от всего того же, наконец, осталась позади – и теперь она прячется за одной из дверей за моей спиной. Я с небольшим сожалением смотрю на неё, выдыхаю оставшееся волнение и делаю ещё несколько шагов вперёд – больших, смелых. Но меня останавливает внезапно появившаяся мужская рука… И я поднимаюсь вдоль этой дорожки, а в её конце встречаюсь со знакомыми карими глазами.
– Привет, – раздаётся знакомый тембр, как из той записи в моём диктофоне. Я рассматриваю молодого человека, стоящего передо мной, медленно (не от того, что боюсь, а от того, что ещё не верю, что это происходит на самом деле) протягиваю руку в ответ, смотря так же очарованно на Незнакомца. Наши ладони соприкасаются. И я понимаю, что ничуть не ошиблась, что Его руки вправду по-тёплому холодные, что всех они лишь отталкивают, а меня притягивают, что во всём пазле собранного образа нет ни единой ошибки.
– Привет, – я ещё ярче улыбаюсь, ощущая, что внутри разливается только спокойствие…
И зачем я только боялась…
Автор публикации
