В тот день Седов дошёл до края. Когда мозги, затуманенные алкоголем, длительное время не получают привычную дозу, наступает похмелье — адская болезнь, скажу я вам! Вот тогда, в какой-то миг человек сам не ведает, что творит, и идёт на крайние меры, чтоб раздобыть несколько глотков привычной отравы.
Именно это и происходило с Седовым в злополучный вторник последней недели мая. Вокруг вовсю цвели яблони и каштаны, девушки, и без того красивые, были ещё прекраснее, гомонила детвора, выходящая на финишную прямую к летним каникулам, но алкоголик со стажем всего этого не замечал. Его мир сузился до одной-единственной бутылки водки — даже не стандартной пол-литры, а крохотной, пресловутой чекушки, которую проще незаметно вынести из магазина, спрятав в рукав.
Ларёк с весёлым названием и яркой вывеской «Фасоль» располагался на пятачке между панельных пятиэтажек. Туда и держал путь наш герой. Он бывал там довольно частым посетителем и успел изучить, в какое время продавцы принимают товар, а в какое — пьют кофе, нехотя выходя к раннему покупателю, да и охранника там отродясь не было, что так же было на руку.
Седов надолго завис перед стеллажом с пивом, дёргая острым кадыком и незаметно косясь на соседние полки с крепкими напитками.
— Алкоголь с десяти продаём! — бросила проходящая мимо продавщица.
— Уу-у, — сипло промычал пьяница и вроде как с сожалением собрался уходить.
Но её-то он заприметил сразу. Небольшая бутылочка с синей пробкой словно специально стояла чуть в стороне от остального ассортимента, протяни руку — и она твоя, даже не звякнет.
Седов воспользовался моментом, когда продавщица, таскающая коробки и кульки, исчезла из поля зрения, и ловко ухватил бутылку за горлышко, тут же запихав её в рукав под тугую манжету. «Теперь быстро, но не сломя голову и не привлекая внимания, выйти из ларька — и за угол пятого дома, а там пустырь, кусты, не догонят» — на удивление резво пронеслась мысль в мозгу пьяницы.
Седов повернулся на девяносто градусов и, уже делая первый шаг к отходу, вдруг наткнулся на что-то твёрдое. Отпрянув и ощутив терпкий запах парфюма, он поднял глаза и увидел перед собой человека. Мужчина лет сорока, гладко выбритый, в светло-голубой сорочке и синем галстуке в косую широкую полосу пронзительно глядел на пьяницу немигающими серыми глазами.
— Нехорошо, Пётр Петрович, красть! Нехорошо! — негромко произнёс мужчина голосом уверенного в себе человека, готового разрешить любую ситуацию на месте.
У Седова от страха поледенело всё внутри и нестерпимо захотелось по нужде, на миг даже похмельная головная боль отступила.
— Я н-не Пётр, — проблеял он, автоматически пятясь назад, пока не упёрся спиной в пузатые полторашки«Жатецкого Гуся». Проблеснула надежда, что расхохоренный мужик обознался. Седов ведь не Пётр, а тот его так назвал. Но в следующий миг все надежды рассыпались в прах.
— Да так ли это важно, Пётр ты, или Иван, или Сигизмунд — права красть нет ни у одного человека на земле. А вы, что ж вы так, Пётр Петрович. Очень плохо поступаете.
— Я… ик… — на Седова вдруг напала икота, и он никак не мог остановиться икать.
А «джентльмен» продолжал его упрекать:
— Поймают на краже, закроют в клетку, и ради чего всё? Ради глотка водки? А там, полагаю я, очень несладко. Мда-а! Что ж, Пётр Петрович, доставайте свою кражу, я готов великодушно её вам оплатить, и совершенно безвозмездно. Ну, практически безвозмездно, за сущий пустяк. Можете вот шпрот ещё прихватить или сырок плавленый. Чем там принято такое пойло закусывать.
Седов слушал мужчину, хлопал глазами, икал и до сих пор не мог понять — шутка это, розыгрыш или издёвка перед тем как сдать нерадивого вора ментам.
Даже когда «надушенный галстук» и вправду всё оплатил на кассе и шёл к выходу, Седов ещё не верил своему счастью. Заветной бутылочке с синей пробкой и прозрачной жидкостью, обещающей временное спасение и забвение, которую его спаситель так небрежно, а то и брезгливо нёс за горлышко, зажав между средним и безымянным пальцем.
Двое — эдакая странная парочка, франт и бродяга — подошли к блестящей «вольво» цвета «мокрый асфальт», звонко пискнула сигналка, пару раз мигнув фарами. Автовладелец сел в машину, открыл бардачок, немного там покопался и через полминуты предстал перед Седовым с обычным белым листком бумаги.
— Я ведь, можно сказать, вас выручил, незадачливый мой Пётр Петрович. Конечно, могли и не поймать, но тогда через день — снова на дело, а удача притупляет бдительность. А если поймают, как я уже ранее говорил, ничего хорошего за решёткой вас не ждёт. И не верьте россказням про бесплатную пайку трижды в день, ибо её — эту пайку — очень хорошо отработать надо. И всё это на фоне ограничения свободы и замкнутого пространства, уж я-то знаю, о чём говорю. Не лучше ли тем же самым на воле заниматься? Впрочем, довольно слов, вижу, вы беспредельно голодны. Наверное, со вчера во рту маковой росинки не было, как и водочной. Посему, дражайший Пётр Петрович, я незамедлительно вручаю вам эту непочатую бутылочку водки и банку шпрот и попрошу взамен ни много ни мало, но всего лишь одну сотую часть вашей грешной души.
Седов смотрел на странного мужчину, и глаза его становились всё шире, а алкогольный мозг с трудом улавливал суть сказанного.
— Денег у меня нет, — сипло протянул алкоголик.
— Ну что вы, какие деньги, когда речь идёт о душе? Душу не купишь за монеты. Душой можно оплатить лишь добрые дела и поступки, так-то! Не будем затягивать, спешу на заседание членов правления, поэтому, — странный незнакомец посмотрел на трясущиеся руки пьяницы, — пожалуй, расписку я составлю сам, а вы лишь подпишете. Итак…
Мужчина принялся что-то писать размашистым почерком, склонившись над капотом автомобиля, а недоумевающий Седов переводил взгляд с листка бумаги на стоящую рядом бутылочку и жадно дёргал острым кадыком, сглатывая накопившуюся слюну.
— Готово! — провозгласил мужчина в галстуке. — Прошу ознакомиться и подписать.
Трясущиеся руки алкоголика потянулись к протянутой ему авторучке и листку, трепещущему на ветру, и Седов, не читая, подмахнул странную бумагу, предвкушая праздник организма и благополучный исход неприятной утренней истории.
— Итак, согласно этой расписки, я передаю вам, уважаемый Пётр Петрович, одну бутылку водки и одну банку шпрот, взамен чего становлюсь владельцем одной сотой части вашей души. Вы не тревожьтесь, весь контрольный пакет акций, девяноста девять сотых, останется при вас. На этом прошу позволить откланяться, дела-с! Да забирайте, забирайте скорей!
Не успел франт убрать сложенный вчетверо листок в нагрудный карман, как пьяница уже жадно ухватил бутылку, шпроты и стремительно рванул прочь, пока странный мужик не передумал, не отобрал и не сдал незадачливого грабителя органам правопорядка.
— Вот дурак! — ругал про себя своего благодетеля Седов, заворачивая за угол. — Какой же дурак!
За что ругал — неясно, наверное, за всё сразу.
Пьяница спустился в низкий лаз, ведущий в подвал пятиэтажки, и, когда глаза привыкли к полумраку, почти на ощупь направился знакомым путём в свой закуток, где жил с тех пор, как пропил свою квартиру за бесценок.
***
— Вот дурак! — ругал Седов. — Какой же дурак!
На этот раз пьяница ругал себя.
За что ругал — неясно, но, наверное, за всё сразу.
Седов болел, а возможно, просто медленно умирал. На перевёрнутом ящике, служившем подобием стола, стояла так и недопитая бутылка водки с синей крышечкой. В несъеденной банке шпрот копошились мухи.
Второй день он лежал в углу своей каморки в куче тряпья и, корчась от боли, скулил. Матерился. Утирал грязным рукавом с лица слезы и пот. Водка просто не полезла в горло, несколько заходов делал к ней пьяница, но от одного запаха воротило и становилось только хуже. Всё неимоверно болело, но не так, как обычно, не как раньше — сколько уже похмельных отходняков перенёс Седов. Сейчас боль ныла во всём теле одновременно и где-то в нутре, смешиваясь с тошнотой, пульсируя и выворачивая наизнанку. Словно из души наживую изрядный кусок вырвали.
А к вечеру второго дня поотпустило. Боль вроде никуда и не делась, но притупилась, что ли, привычной стала, терпимой, а главное — голова прояснилась, и всякие в неё мысли полезли. Вспомнился странный мужик с пахучим одеколоном, расписка про душу…
«Выходит, я душу дьяволу за бутылку водки продал» — размышлял пьяница. «Да не дьявол он. Простой мужик в магазине. Странный. Но я-то хорош. Кусок души ему отдал. Нехорошо это. Потому и выворачивает теперь. Уж лучше бы сел за бутылку эту. Свободой можно рискнуть, что тут я в клетке, что там. А вот душой… Душой я зря так. Зря так поступил. Что там этот мужик ещё говорил? Что душой за добрые дела только платят? Нет уж. Надо его разыскать. Пусть возвращает, что взял. Пусть лучше ментам потом сдаёт. Но душу не отдам. Не отдам…» — Седов провалился в тяжёлый сон.
Утром было чуть легче. Пьяница долго гипнотизировал взглядом недопитую бутылку, вздыхая с тоской, но подходить не стал, не хотел снова здоровьем рисковать. Кое-как, держась за стены, Седов выбрался на белый свет и долго щурился, пока глаза не привыкли к дождливому хмурому дню.
Седов несколько дней караулил около магазинчика «Фасоль» в надежде, что «надушенный галстук» снова заедет сюда, но безуспешно. Тот больше не появлялся. Пару раз Седов обознался, подходя с расспросами к другим людям, и когда схлопотал по зубам, то на рожон больше не лез, наблюдал из придорожных кустов.
Когда все надежды уже истлели, и пьяница сидел наблюдателем в кустах скорее по привычке, нежели с явной целью, ему повезло! Седов аж подпрыгнул от неожиданности, когда увидел тёмно-серую «вольво»и того мужика в галстуке, выходящего из машины. Продираясь из своего укрытия, пьяница поспешил к водителю, направляющемуся в магазин, окликая его:
— Мужик? Эй, мужик. Погоди? Ну погоди, а? Слышишь?
Уже перед дверью, остановившись и взявшись за ручку, мужчина в галстуке обернулся и пристально посмотрел в сторону приближающегося к нему пьяницы, пытаясь вспомнить, где его уже видел.
Когда запыхавшийся Седов остановился в двух шагах, уперев руки в колени и тяжело переводя дух, франт лишь покачал головой.
— Ах это вы, Пётр Петрович. А я смотрю, какой знакомый незнакомец, и не могу припомнить! Так что же? Какими судьбами?
— Я это! Я… Верни мне ту бумажку. Верни душу, а?
— О как! Интересный поворот событий.
— Не могу я так. Болит. Прямо вот всё болит. И водка в глотку не лезет. Подохну! Верни, а? Я всё что хочешь для тебя сделаю!
Мужчина пронзил пьяницу ледяным взглядом, словно сканируя, действительно ли правду Седов говорит — тот аж поёжился, будто пальцем ему в незажившую рану ткнули и разбередили.
— Пусть так, Пётр Петрович. Пусть так. Для меня, собственно, делать ничего не нужно, а вот как доброе дело сделать и другого человека с пропащей душой из беды вытянуть, я на примере показал. Если прониклись вы, то однажды тоже мимо не пройдёте — и руку протянете, и урок преподать сможете.
С этими словами мужчина в галстуке протянул сложенную вчетверо бумажку, которую Седов тут же развернул трясущимися руками и три раза перечитал. Да, бумажка была та самая, у пьяницы прям от души отлегло. А владелец «вольво» не уходил, протягивая Седову что-то ещё. Тот перевёл взгляд на руку: в ухоженных пальцах подрагивала на ветру пятисотрублёвая бумажка.
— За что? — удивился Седов, снова непонимающе глядя на странного мужика.
— Считайте, это вам на добрые начинания, уважаемый Пётр Петрович, — мужчина холодно улыбнулся. А когда Седов взял банкноту и потянул на себя, «надушенный галстук», прежде чем разжать пальцы, добавил: — Или как искушение. Уж вам решать!
С этими словами он развернулся на пятках и, не оборачиваясь, исчез в магазине, а Седов ещё долго стоял на пятачке между панельных пятиэтажек, сжимая в одной руке денежную купюру, в другой — расписку о продаже одной сотой души, и глупо улыбался.
***
Долго бродил в тот день Седов по району, спотыкаясь на кочках, сжимая потными пальцами заветную пятисотку и часто перепроверяя — не выпала ли из кармана расписка. Ближе к вечеру вся история казалась надуманной, и Седов сам себе ухмылялся, но и хвалил за находчивость. Да мало ли — водка палёная оказалась, траванулся, а мужик в галстуке и вовсе с приветом, кто их поймёт, богатых, что у них в голове. Пошутить над Седовым захотел. Зато теперь — деньги на кармане, за такие шутки Седов готов был и шутом побыть. Вдруг нестерпимо захотелось выпить, и, с минуту подумав, Седов пришёл к выводу, что вполне может себе это позволить. И так уже сколько дней не пил, да и ел через раз, что придётся. Но в «Фасоль» решил не идти — неприятные чувства возникли от мысли об этом магазине, и Седов направился к супермаркету.
На душе потеплело, было привычное предвкушение приятного вечера — когда есть выпивка, — и Седов бодро шагнул к прилавку с алкоголем. Правда, чем ближе становились блестящие ряды разноформатных бутылок, тем тревожнее было у пьяницы на душе. Вроде и не болело ничего, а вот ощущение неправильности предстоящего поступка только нарастало. Уже когда заветная выпивка была в полуметре — только руку протянуть, — Седов надолго завис, не в силах сдвинуться с места. Какой-то страх появился в душе: что если сделает сейчас этот шаг, то назад уже точно пути не будет. Пьяница аж до боли губу прикусил, пытаясь совладать с этим страхом и заставить себя протянуть руку за пойлом. По радиотранслятору в магазине передали, что через десять минут будет прекращена продажа алкоголя. А Седов так и не сдвинулся с места. Стоял, пялился куда-то сквозь бутылки, только острый кадык его дёргался на покрытой щетиной шее.
Когда пьяница, всё же мысленно махнув рукой, развернулся и пошёл прочь, то с каждым шагом, уводящим его от алкоголя, чувствовал облегчение. Вот тогда он и вспомнил слова того странного мужика про искушение. Кажется, только сейчас Седов всё понял. Бесцельно блуждая по супермаркету ещё минут двадцать, он наткнулся на стеллаж с кормами для животных и, сам не ожидая этого, купил большой пакет собачьего корма.
Ещё через двадцать минут Седов кормил бездомную псину со впалыми боками, которая недавно ощенилась. Примелькалась она пьянице, в одном районе жили, да и образ жизни почти похожий был — оба бродяги. Мужчина сидел на корточках, опершись спиной о бетонную стену пятиэтажки, и, высыпая корм в ладонь, давал собаке, которая жадно слизывала сухие шарики и просила ещё.
Седов был так поглощён этим процессом, улыбаясь своим бесхитростным мыслям, что не заметил, как рядом остановилась молодая девушка. Она долго наблюдала за ним припухшими от слёз глазами. А бродяга обратил на неё внимание, лишь когда девушка всё-таки подошла и, присев рядом на корточки, начала гладить собаку. Насытившись, та лежала около ног Седова и сама теперь кормила забавных пёстрых щенят.
А потом девушка заговорила:
— Здравствуйте, я Анна. Председатель клуба защиты бездомных животных. «Рыжий кот» — так мы называемся. Видела, как вы кормили бедную собачку. Вы очень добрый, это сразу чувствуется. Знаете, нашему клубу сейчас очень нужен такой человек. Приходите к нам, а? Дело в том… — девушка замолчала, отвернувшись, пытаясь сдержать слёзы, но не вышло. Она часто заморгала, и по щекам потекли крупные капли, которые Анна вытирала тыльной стороной ладони. — Дело в том, что у нас работал Иван Семёнович, — продолжила она, всхлипывая. — Он очень нам помогал, но ему семьдесят два года было, а сегодня сообщили, он умер. От инсульта. И как нам теперь без него, я совсем ума не приложу, мужских рук у нас нет. А тут вы, словно Бог мне вас послал или судьба. Вы приходите, обязательно приходите. Вот адрес, — Анна протянула Седову визитку. — Вот прямо завтра и приходите. Я верю, что вы добрый и хороший человек.
Анна ушла, а Седов смотрел ей вслед и задумчиво трепал заснувшую собаку по загривку.
Так вот, шаг за шагом, начала меняться жизнь сорокасемилетнего Алексея Седова. Устроился в клуб «Рыжий кот». Хотя как устроился — помогал девчонкам за небольшую плату и горячий обед. Делал всё, что придётся, но делал с душой, как и все в клубе, потому что энтузиасты там были. Вот и Седов к ним влился. Выпивать перестал, не тянуло его к алкоголю. Не сказать, что завязал, не сказать, что сорваться боялся, просто как-то иначе к вину стал относиться. Мог и выпить пару бокалов в компании или бутылку пива с воблой после бани в субботу, но особого трепета при этом не испытывал, как и тяги «добавить еще».
Однажды затеяли в клубе туалет отремонтировать, кафель давно осыпался. Плитку шустрая Анна где-то раздобыла, и два мешка клея в придачу. А вот кому плитку класть, всё никак найти не могла — мастера́ ломили слишком неподъёмную цену для клуба. Глядел на её чаяния Седов пару дней, потом и говорит:
— А ну, включай свою «ютубу», найди, как плитку класть, сам попробую. Должно выйти, сложного-то вроде ничего нет.
К вечеру следующего дня санузел был аккуратно выложен новой сверкающей плиткой. Вот где талант Седова был зарыт — словно всю жизнь только этим и занимался.
Так мало-помалу Алексей начал шабашки брать, вначале попроще, а со временем его самого в стройбригаду пригласили, на серьёзные объекты. Спустя год он уже на себя работал, нанял несколько помощников, дела шли в гору.
Клуб Седов не забывал, появлялся и там несколько раз в неделю, да и деньгами теперь сам им помогал — мог себе это позволить. Вроде и жизнь свою наладил. Из подвала давно в общежитие переехал. Машину старенькую заимел, «Мерседес 190-й», подлатал немного да и ездил на ней, то на шабашки, то в клуб «Рыжий кот».
Прошло года два, с тех пор как Седов в магазине повстречал странного мужчину в галстуке, после чего жизнь его кардинально поменялась. Алексей уже и забывать ту встречу стал, как однажды некие события всколыхнули в нём роковые воспоминания.
А дело было в сентябре, жара на улице, словно лето уходить не хочет, душные вечера вперемешку с дождями и ливнями.
Седов с шабашки ехал на своём «мерседесе», поздно уже было, к полуночи дело. И тут на безлюдной трассе, на неприметной отвёртке куда-то в промзону, стоит девушка, голосует. По одежде сразу понятно, кто такая да чем занимается. Седов никогда с такими не связывался, да, признаться, последние годы вообще никакой тяги у него в эту сторону не было. Пока женат был — и секс был, потом, когда жена умерла в сорок с небольшим, пить начал, иногда бывали у него случайные. А после и их алкоголь заменил, из-за которого и по мужской части здоровье подорвал.
А тут, сам не зная почему, но скорость сбавил, к обочине прижался, дожидаясь пассажирку. Словно велел ему кто-то так сделать. Когда девушка села на переднее сиденье, Седову пахнуло духами и табачным дымом.
— Куда тебе? — спросил он.
— Хм! Куда отвезёшь!
— Ну, поехали! — Седов плавно тронул «мерседес», медленно выползая на ночное шоссе.
***
У Лёльки Белокуровой была неплохая, в общем-то, семья. Мать, отец, оба работали. Мамка — учительницей начальных классов, отец — инженером в конструкторском бюро. Жили небогато, но в достатке. Пусть не каждый год, но на море ездили, отдыхали в пансионате. Единственной дочке отказа ни в чём не было: красивая одежда, обувь, музыкальная школа, компьютер. Но зачастую так бывает — несправедлива судьба, вот и у Белокуровых дочь слишком рано красивой жизни захотела. По примеру родителей честным трудом копейки зарабатывать она не желала, а хотела всё и сразу, и чтоб не особо напрягаться. Вот всё та же судьба-прохиндейка и свела её с Кариной. Та постарше была, в свои девятнадцать уже успела и замуж выйти, и развестись, и аборт сделать. А теперь жила для себя, благо от бабки квартира досталась, там и клиентов принимала, зарабатывая тем самым не очень интеллектуальным способом. Не суть важно, как она с Лёлькой познакомилась, на дискотеке ли, или на вечеринке общих знакомых. Но суть в том, что Лёля Карине в рот смотрела и во всём хотела похожей на неё быть. Карина вроде как нехотя (Лёльке-то только шестнадцать исполнилось), но ввела её в постыдный бизнес. Через пару месяцев Лёля под наставлением Карины набралась опыта и имела пока небольшую и нерегулярную, но зато свою клиентскую базу. Правда, порой всё же приходилось и «попутки ловить», как в тот вечер, когда её Седов подвозил. Дело в том, что у Карины с Лёлей уговор был — девочка своей покровительнице с каждого клиента десять процентов выручки отдаёт. Карина баба хитрая была, рисовала малолетке радужные горизонты и говорила, что всё это временно, а той только того и надо, чтобы кто-то пообещал и чтоб надежда теплилась.
— Мы с тобой немного поднакопим, — делилась Карина, сидя на кухне в одной футболке, подогнув под себя голые ноги и прикуривая одну сигарету от другой, — купим компьютер мощный, камеру, осветители и выйдем на новый уровень. Будем онлайн услуги продавать, видео снимать, это сейчас знаешь какие бабки! Тут ты только полрайона обслуживаешь, а там у тебя — весь мир, для интернета границ не существует. У тебя с английским как?
— Тройка в аттестате.
— Это дело подтянем — язык нужен! А деньги-то принесла? Ага, да вон на стол положи. Ладно, иди, а то у меня клиент через полчаса.
Так и жила Лёлька: зарабатывала, делилась да строила планы своей будущей красивой жизни.
***
Седов бросал на девушку взгляды, когда её освещали фары едущей навстречу машины. Совсем юная — по лицу видно, по поведению. Юбка джинсовая едва трусы прикрывает, колготки капроновые, полусапожки на шпильках.
— А лет-то тебе сколько?
— Мне восемнадцать! — тут же отозвалась девушка, словно всю дорогу только и ждала этого вопроса.
— Что, и паспорт с собой есть?
— Есть! То есть паспорта сейчас нет, мы переехали недавно… и я его на прописку отдала. Но у меня ксерокопия есть, могу показать.
Эту легенду ей всё та же Карина придумала, она же и поддельную ксерокопию распечатала, изменив в «фотошопе» дату рождения. Пару раз помогло, а остальные клиенты даже и не интересовались её возрастом.
— Значит, работаешь сегодня?
— Работаю. Что, не видно? А мы скоро приедем?
Лёля начала волноваться. Конечно, рисковую она выбрала профессию и привыкла полагаться на свою чуйку. Вот и сейчас вдруг очень тревожно ей стало.
— Да скоро! Тут ехать-то всего ничего! — отозвался Алексей, выворачивая на более оживлённую улицу, освещённую фонарями, что немного успокоило его попутчицу.
— И каковы расценки? — поинтересовался водитель, притормаживая на светофоре.
Лёля назвала, бросив на клиента быстрый взгляд, и, когда он удовлетворённо кивнул, отвернулась к окну.
Метров через пятьдесят, после светофора, Алексей припарковался у края дороги. Лёля настороженно посмотрела на него, а мужчина тем временем вытащил потёртый бумажник и, отсчитав несколько купюр, протянул девушке названную сумму.
— Обычно я деньги потом беру, — удивилась Лёля, но банкноты быстро исчезли в её маленькой руке с пёстрым маникюром.
— У меня есть к тебе необычный, наверное, заказ, — начал Алексей, пристально посмотрев на девушку.
— Если вы хотите, чтобы я… — тут же затараторила Лёля, но Седов её прервал.
— Я не хочу, чтобы ты делала это со мной. Мне твои услуги не нужны. Но я заплачу тебе ещё столько же, если мы просто покатаемся по городу. Час, не больше.
Девушка просмотрела на клиента как на больного и уже потянулась было к автомобильной ручке. А Седов продолжал:
— Или, может, заплачу больше, чем столько же. Просто я очень одинокий человек, и мне хочется иногда с кем-нибудь поговорить.
Возможность заработать ещё, ничего при этом не делая, прельстила девушку, и после секундного раздумья она согласилась.
— Тоже мне, нашёл собеседницу! — пробурчала девчонка себе под нос, а громче сказала: — Поехали. Только деньги вперёд!
Седов заплатил, плавно тронул машину и начал свой рассказ.
***
Алексей родился в этом городе, в нём же и вырос, и с женой будущей познакомился сразу после дембеля из армии. Жили неплохо, он в депо работал механиком, она — технологом в кондитерской. Детей, правда, не было, но не горевали, смирились, а нерастраченную любовь племянникам дарили — по линии жены их аж трое было, две девчонки и мальчуган неугомонный.
Так и жили — как многие, да как все почти в этом городе. А потом жены не стало. Очень быстро ушла, буквально за несколько месяцев сгорела — рак. Седов долго не верил, что её нет больше рядом, пил, пил, снова пил. А потом уже и не помнил, как спился да на улице оказался. Про клуб много рассказывал: про собак, кошек, про людей, которые там работают.
Невольно Лёлька заслушалась пожилого водителя. Где-то смеялась, где-то поддакивала. Она ведь, по сути, в душе ещё девчонка была, хотелось и ей романтики, сказок со счастливым концом, приключенческих историй. А Седов умел интересно рассказывать и, казалось бы, банальную и скучную историю жизни смог передать как роман. А потом он вдруг сказал:
— Теперь ты?
— Что я? — удивилась девушка.
— Твоя история. У тебя тоже ведь судьба непростая. Поделишься? — Седов лихо обогнал троллейбус и свернул в какой-то очередной переулок. Они колесили по городу уже минут сорок.
Лёля отвернулась к окну и надолго замолчала. Раскрыть перед незнакомцем душу оказалось гораздо сложнее, чем раздвинуть ноги.
— Просто мне очень нужны деньги!
— В чём такая нужда, что заставляет идти на такие крайности? Болеет кто?
Девушка хотела вначале соврать, глядишь, сердобольный мужик бы расщедрился, ещё «капусты» отвалил. Но не смогла.
— Глупая затея. Мне очень нужен мощный хороший компьютер. Камера ещё, другие приборы разные. Хочу накопить на всё это и потом стану блогером, буду канал на «ютубе» вести, этим и зарабатывать неплохо можно. Давно об этом мечтаю, у родителей таких денег нет, вот я ничего другого и не придумала, как лёгких денег получить. На работе тоже таких сумм быстро не заработать, да без опыта и не берут никуда.
Седов нахмурился, замолчал, задумался, а потом вдруг спросил:
— А ты в душу веришь?
— Как это — в душу?
— Ну, что есть помимо тела — душа, живёт она в нас, вроде как основа человека, его наполнение.
Лёля призадумалась, а потом вспомнила, что мужик-то странный, придурковатый, надо было заканчивать эти покатушки и валить восвояси. Но на всякий случай ему подыграла.
— Верю, наверное.
А затем прислонила телефон к уху, словно звонят ей, и сымитировала разговор — обычно это помогало в сложных ситуациях, когда требовалось от кого-нибудь по-быстрому отделаться.
— Алло? Уже возвращаюсь. На проспекте Мира, около библиотеки. Приедешь за мной как обычно? Хорошо, буду через пять минут.
Вроде как дала понять водителю и то, что её знакомые или близкие знают, где она находится, и то, что время их истекает. Теперь бы ещё с деньгами не кинул, и можно гулять. Можно к Карине заехать, в бар позвать, или одной пойти потусить, а то ещё за подругу платить придётся. Любит она всё на халяву.
— Тебя где высадить? — спросил Алексей.
— На остановке, на следующей, меня там встретят.
— Я вот что подумал. Я тебе с деньгами помогу. Не всю сумму сразу, конечно. Но постепенно. С работой тоже попробую подсобить, поспрашиваю, может, возьмут. А ты взамен перестанешь этой гадостью промышлять. Я вот как подумаю, моей дочке сейчас как тебе могло лет быть, и если бы она… — Седов замолчал, не зная как закончить это предложение, а под кожей у него заходили желваки.
Припарковавшись у автобусной остановки, Седов достал бумажник и демонстративно пересчитал всю наличность.
— Тут пятьдесят тыщ. Отдам тебе всё, что есть. Потом ещё помогу. Купишь, что задумала, будешь канал вести. Но пообещай, что с сегодняшнего дня больше не будешь работать… проституткой, — последнее слово далось Седову с трудом, будто выдавил его из себя, да и Лёле оно прозвучало словно удар поддых.
— Пообещать и всё? И деньги мои?
— Нет, не всё. Я же не зря про душу спросил. Мы составим расписку, в которой укажем, что если ты нарушишь данное обещание и продолжишь так зарабатывать деньги, то я буду владеть одной сотой твоей души.
— Что? — девушка нервно хохотнула. — Ты разыгрываешь. Я, как дура, каталась, бредни твои слушала, а теперь — расписка про душу. Ты больной?
— Ты ничего не потеряешь, но приобретёшь то, к чему шла, даже таким тернистым путём. Решай. Это не розыгрыш. Я на полном серьёзе. Ты ничего не потеряешь, если не нарушишь обещание. А если нарушишь, то мне жаль. Но таков уговор.
Девушка терзалась в сомнениях и кусала губу. Ей очень хотелось получить такую крупную сумму за просто так. Это ж можно несколько недель не работать. А расписка про душу — ну чем она ей навредит? Да ничем!
— Я согласна! — выдохнула девушка.
— Вначале пообещай!
— Я обещаю и торжественно клянусь больше не промышлять… проституцией. — Внутренне она уже ликовала и паясничала, предвкушая, как расскажет Карине про щедрого придурка, отвалившего ей пятьдесят кусков за пустую расписку и якобы данное обещание.
— Хорошо, — негромко сказал Алексей. Достал блокнот, вырвал из него листок в клеточку и принялся писать. — Подпиши тут и бери деньги. А насчёт остальной суммы — позвони мне через пару недель, вот номер.
Лёлька подмахнула не глядя, даже не подписью, а просто закорючку нарисовала. И когда Седов протянул деньги, схватила их, не считая, и, выскочив из машины, исчезла в темноте, даже не попрощавшись.
Мужчина лишь пожал плечами, убрал расписку в опустевший бумажник и плавно выехал на дорогу. Он знал, что в скором времени их пути обязательно пересекутся.
