Я лежу в собственном доме, в собственной постели, обнимаю женщину, с которой прожил добрую треть жизни. Говорю с ней по душам. Я чувствую её дыхание, слышу её голос, узнаю в нём каждую интонацию. Улавливаю тонкий запах её волос…
Историю о попугае я уже слышал сотню раз. Да и об однокласснике Маша однажды рассказывала. Но прерывать не хотелось. Я слушал её и узнавал в лежащей рядом Марии ту самую Машу, которую потерял, но так и не смог вернуть.
В соседней комнате беззаботно спала дочурка. Всё было так буднично, обыденно и в то же время замечательно. Если бы можно было остановить время и остаться так лежать в обнимку навсегда, то я без раздумий согласился бы. Лежать, глядя на звёздное небо, и делиться сокровенным с самым дорогим человеком. С человеком, который каким-то волшебным образом перестал быть холодной, бездушной, расчётливой куклой.
– Маш.
– М-м-м?
– Ты никогда не задумывалась над тем, почему дети счастливее взрослых?
Она удивлённо хмыкнула:
– Да как-то надобности не было. А с чего ты взял, что дети счастливее?
– Не знаю. Мне кажется, это очевидно.
– Может, и так. Наверное, дело в ответственности. Ты вырастаешь, у тебя появляются какие-то обязанности, заботы, долги. А пока ты ребёнок, какие у тебя заботы? Бегай себе во дворе, гоняй кошек палкой, ешь песок.
– А какой период в жизни для тебя самый счастливый?
Она снова хмыкнула. На этот раз чувствовалась в этом «хм» определённая доля раздражения и недовольства. Она отстранилась от меня и улеглась на спину.
– Что это тебя на философию потянуло, Семёнов?
– Просто мне иногда кажется, что мы недостаточно знаем друг друга.
– До недавних пор не казалось. Но в последнее время ты стал другим. И, честно говоря, меня это очень беспокоит.
– И что именно беспокоит? Три оргазма за час? – Я хотел разрядить обстановку, но на этот раз Мария была настроена на серьёзный разговор и никак не отреагировала на шутку.
– Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. У нас нормальная семья, Николай. По крайней мере, всегда была нормальной. И мне очень не хотелось бы что-то менять. Но ты, видимо, считаешь иначе. Нет? – Она помолчала, давая мне возможность высказаться, но я не отвечал. – Ты хоть сам замечаешь, как изменился? Ещё месяц назад ты гордился своей работой, карабкался вверх по карьерной лестнице… по головам шёл! Жёсткий, лаконичный, уверенный в себе мужик! Я себя чувствовала как за каменной стеной! Знала, что в любой жизненной ситуации ты способен защитить семью от любого… удара. И что происходит сейчас? Вместо того, чтобы быть главной опорой, ты превратился в мягкотелого занудного слюнтяя! Сюсюкаешь с ребёнком, как старый маразматик, ноешь о матери, как девчонка об улетевшем попугае, звонишь посреди рабочего дня и пускаешь слюни в трубку: «Машенька, мне плохо, я заболел…» Что с тобой, муж? Где твоя гордость? Где самолюбие? Где логика, в конце концов? К чему эти выходки?
– Маша…
– Хренаша! – рявкнула жена, перебивая меня на полуслове. – Не называй меня так, будто мне три года от роду! Ты меня ещё солнышком назови, как Юлию! Может, проблююсь. Семёнов, наша семья рушится, как ты не понимаешь?! Или ты этого и добиваешься? Под идиота косишь? Или как там в психиатрии это называется?
– Синдром повышенной сензитивности, – механическим голосом ответил я.
– О! Вижу, ты даже книжку умную почитал! Интересовался диагнозом? Браво, муж! Аплодирую стоя! Молодец! Видимо, догадываешься, в какую сторону понесло, раз такие сложные термины в голове держишь. Ну а если догадываешься, то и с последствиями диагноза, наверное, тоже потрудился ознакомиться. А? Семёнов! Признайся. Потрудился? Хотя, к чему вообще трудиться? Достаточно было у мамаши своей чокнутой спросить. Уж она тебе рассказала бы, если бы могла, конечно.
Мария закипала всё сильнее. Она уже не лежала, а сидела на коленях рядом со мной и жестикулировала, как Гитлер на трибуне во время пламенной речи перед беснующейся толпой фашистов.
– Думаешь, я не знаю, что ты хотел её перед эвтаназией из хосписа забрать? Мне участковый в тот же день позвонил! Расспрашивать стал, не замечаю ли я за тобой каких-нибудь странностей в последнее время. Хотя ты от своего синдрома так отупел, что не в состоянии был сам додуматься, что подобные выходки не остаются без последствий.
– И что ты ему сказала?
– Что я сказала? Ты у меня спрашиваешь, Семёнов? Что я ему сказала? Нет, ты и вправду больной на всю башку! Боже, с кем я живу?! Даже не верится!
– Что ты ему сказала?! – на этот раз голос пришлось повысить мне.
– Всё, что должна была сказать! А завтра ещё и об этом разговоре расскажу! Тебе лечиться надо, Николай! Ты больной человек! И если не понимаешь этого, мне самой придётся сделать всё, чтобы обезопасить семью!
– От кого обезопасить? От чего?
– От тебя, псих недоделанный! От тебя и от твоих диких выходок! У нас дочь растёт, она смотрит на всё это!
– На что смотрит? На то, что отец наконец осознал, что он должен заботиться о ней? На то, что ей с ним интереснее, приятнее и комфортнее, чем с тобой? На то, что я пытаюсь вырастить из дочери человека, а не бездушный манекен? На что она смотрит?
Мария застыла в изумлении. Её размытый силуэт в лунном свете некоторое время оставался недвижимым. Затем она медленно отползла к краю кровати, встала с неё, указала на дверь и процедила сквозь зубы:
– Пошёл вон!
– Твою мать… Какая чушь!
– Именно! Чушь в тысячной степени! Проваливай!
– Да одумайся ты, дура! Посмотри на меня! Я люблю вас с Юлькой! Я жить без вас не могу! Тебе нужна опора? Столп нужен? Да эти чувства – это лучшая опора для любой семьи! Пойми ты, наконец! Я за вас обеих сдохнуть готов без размышлений! Тебе мужик нужен? Брутальный? Уверенный в себе? Так дай ему почувствовать себя мужиком! Нужным! Любимым! Не из-за должности, не из-за статуса! Просто нужным! Таким, какой он есть! И этот мужик для тебя горы свернёт!
– Посмотри на себя, Николай. Ты жалок. Жалок и убог. – На этот раз голос её был контрастно спокойным. – Если в тебе ещё осталась хоть капля достоинства, ты завтра же пойдёшь к психиатру и пройдёшь курс лечения. И, будь добр, не заставляй меня принимать в этом участия. Избавь от хлопот.
Она развернулась и вышла из спальни. Больше той ночью я с ней не разговаривал. Последняя надежда на то, что у меня получится пробудить в ней забытые чувства, растворилась с первыми лучами восходящего солнца.
Я уже привык к тому, что эта женщина стала для меня чужим человеком. А если быть более точным, эта женщина никогда для меня своей и не была. Моя жена, моя Маша, погибла в ноябре две тысячи восьмого. Сейчас же со мной жила её точная копия. Её сестра-близнец, если хотите.
Маша умерла. Вместо неё теперь была Мария. Но дочери удалось выжить. Удалось чудом спастись. И когда я говорю «чудом», то не имею в виду метафору. Это было именно чудо. Потому что как-то иначе объяснить то, что произошло, не могу. И единственной причиной, по которой я до сих пор не ушёл из дома, была именно она, Юлька.
Омут
Омут. Глава 1. Гроза
Омут. Глава 2. Нога
Омут. Глава 3. Гена
Омут. Глава 4. Эликсир
Омут. Глава 5. Утро
Омут. Глава 6. Час от часу не легче
Автор публикации
