– Вернуться не пробовал? – Я заискивающе посмотрел Гене в глаза.
– Куда? – удивился тот, но, уловив ход моих мыслей, нахмурился. – В болото, что ли?
Я едва заметно кивнул, продолжая пытливо всматриваться в его глаза и стараясь не упустить ни единой эмоции на лице собеседника. Он напрягся, сцепил пальцы в замок, опёрся локтями о стол, всем корпусом подаваясь вперёд, и, глядя на меня исподлобья, тихо, но твёрдо сказал:
– Даже не думай. – Он застыл, словно статуя, лишь едва заметно поигрывая желваками, и для пущей убедительности повторил, выделяя каждое слово по отдельности: – Не вздумай!
Наступила тишина. Эта немая дуэль продолжалась ещё с полминуты, после которой Гена сдался и, закрыв глаза ладонями, тихо запричитал:
– Ой, дурак… Ой, дурак! Слушай, тебе мало, что ли? А? Не натерпелся, ёлы-палы?! Чего ты хочешь добиться, подумал вообще?! – Он начинал заводиться, постепенно переходя на повышенный тон. – Тут жена твоя, дитё, ёлы-палы!.. Живые, здоровые! Мало тебе?! Хотел, чтоб живые?! Так вот они! Чё тебе ещё надо?!
– Это не они, Гена…
– Да как же не они?! А кто же, ёлы-палы?! Ты-то их узнал как-то! Значит, они! Ну, отмороженные чуток… И что? Или тебе лучше, чтобы вообще никаких не было? Ты вообще думал, что тебя ждёт с той стороны? Что с тобой будет, если живой останешься? Куда попадёшь? Ты с какого такого перепугу вообще решил, что обратно вернёшься? А если это ворота в одну сторону? А? Меня вот назад откинуло, тебя тоже… Ещё на годок назад хочешь? Валяй! И чего добьёшься? Куда попадёшь? Опять в какую-нибудь дыру? А там уже, Коля, не бездушные будут. Там чего-нибудь похлеще нарисуется! Как бы к безмозглым не попал, ёлы-палы! Вот тогда запоёшь! Только поздно будет. Ты от кого добра-то ждёшь? От чего, ёлы-палы? Ты от болота благословения искать собрался? Или до сих пор не понял, с чем связался?
– А у тебя есть догадки?
– А чего тут гадать? Чего гадать-то, Коля? Зло это! Зло, самое настоящее! И затягивает оно, как тот омут. Зовёт всё дальше идти, всё глубже в него нырять. Заставляет! Понимаешь? И будет, сука, заставлять, пока ты его сам к такой-то матери не пошлёшь. – Гена засопел, переводя дыхание после пламенной речи, а затем добавил уже чуть спокойнее: – Я послал и не жалею… – Он заглянул в свой стакан, отставил его в сторону, взял со стола большую эмалированную кружку и, наполнив её на две трети, молча опрокинул в себя. Утерев рукавом выступившие от крепкого напитка слёзы, продолжил убеждения: – Плюнь! Не дёргайся! Подожди, в конце концов. Тебя ж никто отсюда не гонит. Ты от ментов прячешься? Так пересиди у меня! Тебя тут искать не будут. Отсидишься чуток и возвращайся! Живи! Жизни радуйся, ёлы-палы! Дочку расти! Попробуй воспитать то, чего в ней сейчас нет. Ну а что? Вдруг получится?! – Язык его начинал заплетаться, и становилось трудно разобрать, что он говорит. – Сам подумай: ты знаешь обо всём, что в ближайшие полгода здесь происходить будет. Так заработай на этом бабок, заживи, как человек! Да тут такие дела крутить можно! Мама не горюй, ёлы-палы! Девок своих обеспечь и горя не знай! – Гена смолк, явно ожидая от меня согласия с его словами, но я молчал. Он махнул рукой и пробасил: – Что с тобой говорить… Дурак ты и есть дурак… – Гена глубоко вздохнул и отвернулся, уставившись мутными глазами в темноту двора.
Повисла тишина, нарушаемая лишь трелью сверчков и… Среди этого стрёкота я едва различил ещё что-то. Нечто неестественное, чужое. Какой-то низкий гул.
Мой собутыльник громко сопел и сидел, едва заметно пошатываясь. Его веки то медленно опускались, то так же медленно поднимались. Эликсир полностью овладел рассудком комбайнёра, и Гена определённо готовился постичь нирвану.
Я хотел было возобновить прерванный разговор, но заметил, что гул усилился. Это было нечто похожее на приближение большого самолёта на пропеллерной тяге. Я взглянул на Гену, но тот, сложив на столе массивные ручищи, упал на них лицом. Что-то ему говорить теперь было бесполезно. Я с тревогой огляделся по сторонам, однако безлунная ночь была настолько непроглядной, что рассмотреть что-то не представлялось возможным. Земля завибрировала, посуда на столе стала подпрыгивать, выплёскивая самогон из стаканов и опрокинув бутылку.
– Что это?! – вскочив с лавки, прокричал я. – Гена, твою мать! Проснись! Что за хреновина происходит?
Гудело и сотрясалось всё. Отовсюду доносился отчаянный лай собак, иногда срывающийся на визг. Пьяный комбайнёр не менял позы, словно ничего необычного и не происходило. Со скрипом отворилась дверь дома, но в проёме никого не оказалось. Дверь распахнулась от вибрации. Стёкла в окнах дребезжали, и казалось, в любой момент могли рассыпаться на мелкие осколки. Я расставил руки в стороны, стараясь удерживать равновесие на дрожащей земле. Воздух сильно наэлектризовался, одежда и волосы начали слабо потрескивать и искрить крошечными разрядами. Ощущался запах озона. Свет лампы становился всё ярче. По спине прошла волна холода, а когда нижнюю челюсть от невыносимо низкого гула начало сводить судорогой, раздался оглушительный хлопок, и всё внезапно стихло. Будто по команде умолкли собаки, сверчки и прочая живность. Гена лежал лицом на столе и тихо похрапывал. На огороде кто-то сильно кашлял. Я отошёл в сторону от яркой лампы и, привыкнув к сумеречному свету, попытался всмотреться в ночную тьму, но ничего, кроме чёрных силуэтов фруктовых деревьев, растущих в конце огорода, не увидел. Решил подойти поближе и вышел на огород.
Переступая через вскопанные грядки, я сосредоточенно вслушивался. Дошёл почти до сада и, ничего и никого в итоге не обнаружив, решил вернуться назад. Обернулся. Во дворе, в свете одиноко горящей лампы, всё так же мирно спал Гена, распластавшись лицом по столу. А на огороде, между мной и двором, на расстоянии всего нескольких десятков метров от меня, стоял человек. Я видел только его силуэт. Судя по телосложению, это был худой мужчина. Он сильно сутулился, руки бессильно свисали вдоль тела. Мужчина смотрел во двор и перетаптывался с ноги на ногу, стараясь удержать равновесие. От этого создавалось впечатление, что человек сильно пьян.
– Эй! – окликнул его я.
Тот рывком обернулся на мой голос и замер. Я хотел было поздороваться, но вовремя вспомнил, что здесь это не принято, поэтому спросил первое, что пришло на ум:
– Вы что-то хотели?
Он не ответил. Ещё некоторое время он смотрел на меня, затем сорвался с места и ринулся бежать куда-то в сторону. Зашелестела листва, послышался треск ломаемых кустов и ветвей деревьев. Гулкие шаги удалялись и скоро совсем стихли.
Я вернулся во двор и уселся за стол. Руки тряслись от напряжения. Сердце выпрыгивало из груди. Налил себе из опрокинутой бутылки остатки самогона. Выпил залпом, не закусывая. То тут, то там возобновлялись робкие трели сверчков. На порог дома вышла Варя, которая, не произнося ни слова, принялась убирать со стола.
– Варя, не знаете, что это было только что?
Она, не удостоив меня даже взглядом, продолжала складывать одну грязную тарелку за другой, но чуть погодя, словно передумав, сказала:
– Мне почём знать? Гроза, наверное. Мимо прошла. – Она взяла собранную посуду и демонстративно заковыляла прочь.
Я разбудил Гену и попытался убедить его идти укладываться спать. Тот немного посопротивлялся, на стой чиво требуя, чтобы я ещё с ним выпил за душу человеческую, но вернулась Варя и бесцеремонно увела буянящего мужа в дом.
Оставшись в одиночестве, я поймал себя на мысли, что единственное, чего мне хочется, – это проснуться. Рассудок отказывался принимать всю абсурдность и нелогичность происходящих со мной событий. Я прокручивал в памяти всё, что пережил за последнее время, и подумал, что могу сойти с ума, если продолжу участвовать в этом кошмарном сне. Проснуться. И будь что будет, там, наяву.
А вдруг это не сон? Вдруг я умер? Утонул в том болоте. И явь на этом закончилась. Вдруг это и есть та самая загробная жизнь? Наказание за грехи. Ад.
Внезапно, очень отчётливо, ощутил на себе взгляд. Я не раз читал в книгах и видел в фильмах, что люди могут чувствовать, когда кто-то украдкой за ними наблюдает, но не верил, что это на самом деле возможно. Сейчас же у меня не было сомнений: на меня кто-то смотрит. Я медленно обернулся к огороду и увидел его. Это грязное, худое, заросшее седой щетиной лицо я не спутал бы ни с каким иным. Я узнал бы его даже из миллиона похожих. Из чёрных, впалых глазниц на меня смотрели самые страшные из всех возможных глаза. Мои глаза!
Омут
Омут. Глава 1. Гроза
Омут. Глава 2. Нога
Омут. Глава 3. Гена
Омут. Глава 4. Эликсир
Омут. Глава 5. Утро
Омут. Глава 6. Час от часу не легче
Автор публикации
