* * *
Вы нелюдимы? Ха! Да что вы знаете о мизантропии?
Почти не вижу людей. Иногда брожу по улицам ночью, пересчитывая фонари и далёкие звезды. По стенам домов сияют туманно-светлые окна. Они горят, как глупые светлячки, неосознанно привлекая моё внимание. Люди за окнами очень рискуют. В любую минуту я готов разбудить в них гнев, отчаяние, страдание или тоску. У меня есть право судить и наказать любого из них, не спящих. С рождения я пандемик, исключительный персонаж по прозвищу «Гнев Божий». Или, для персонала Контура, Пациент Ноль. И Ноль нуждается в неотложном контакте:
– Алло, диспетчер! Диспетчер!! Соедините с главным специалистом…
– Могу я узнать…
– Зовите срочно… доктор Цанев? Хелло, это Грабовски, Институт субмолекулярных взаимодейст…
– Я знаю, кто вы, Грабовски. К делу! У моего пациента раскрыта блокада…
– Заприте его в подвал!! Дайте две очереди в упор…
– Вы по делу? Или тоже нуждаетесь в помощи?
– О’кей. Мои люди обнаружили нечто диковинное, вот послушайте…
.
Меня изучали с детства, приписав к «отряду индиго», но выявленные пара-способности поначалу сводились к тому, что все, с кем я вступал даже в самый краткосрочный контакт, поражались неизвестной болезнью. Доктора объясняли сбивчиво, и я не очень понял…похоже, всё дело в том, что во время прямого контакта я пробуждаю в собеседнике дремлющие патогенные силы. Собственную беду, которую носит за плечами каждый из нас. И этот эффект стремительного аутопатогенеза… я сам придумал этот термин! Опровергайте, если угодно… так вот, эффект поражения человеческих особей после контакта с Пациентом Ноль передаётся со скоростью полёта мысли.
– Диспетчер! Цанев на связи. Капитана Синцова! Рейс «неотложка», категория срочности «Космос»…
– Простите, Вы не сказали, куда…
– Синцова на связь! Ещё минута, и я вас с треском уволю. Задача будет поставлена по прибытии… внимание, рейс с дозаправкой!
.
Осталось четыре дня.
Или я угроблю всё человечество, или человечество наконец-то избавится от Пандемика. Если придумает способ.
Я восемь лет провёл под замком, пока тюремщики не убедились, что даже в скафандре я готов пробуравить любой враждебный иммунитет. Затем три года я провёл в подземелье, куда мне отправляли голограмм-газеты, продукты и воду. Но и оттуда сидевший во мне всепроникающий гений зла раз за разом сводил кого-то в могилу. Четыре раза меня пытались убить. Однажды бесшумным взрывом меня разметало в пыль. Но я почему-то бессмертен. Теперь они планируют поместить меня в камеру смертников, где предстоит контакт с потоком жёсткого ионизирующего излучения. Подумаешь, невидаль! Я посещал вакуум-камеры всех четырех коллайдеров, известных и тайных.
Я обогащал вручную уран и с треском подавил в организме разгоравшуюся лучевую болезнь… вам не скучно?
.
– Пациент Ноль, вы меня слышите? – запел в левом ухе тонкий противный зуммер. – Вот дембель чёртов. На связи? Немедленно возвращайтесь в Контур!
– Сами вы… Ладно. Уже иду.
– Перед входом мигните налобным лазерофоном, трижды. Затем…
– Я помню, диспетчер. Конец связи.
.
Они поили меня тяжёлой водой и трижды окунали (бр-р!) в «царскую водку». Все волосы на теле больше расти не будут… завидуйте, крошки! Стреляли трижды, но клетки моего организма регенерировались мгновенно, а у стрелков развилась невесть откуда взявшаяся чума. Объяснений нет, но я про себя считаю, что всё из-за любимой цитаты Шекспира: чума на оба ваши дома! Разрешения на эксперименты с моими ураганными способностями к заживлению собственных ран, язв и инфекций никто больше не спрашивает. Все только и делают, что соревнуются в изобретательности. Ученых с мировым именем по моей проблеме практически не осталось. В живых, я имею в виду.
.
– Клетку, клетку надо сделать бесцветной! В три слоя пластиком…
– Некогда, капитан. Используйте то, что есть. И помните…
– А если его поджечь? Ну так, для науки. Для счастья всего человечества…
– Он тоже человек, Синцов. У него даже, кажется, есть душа. Да и поджигать Пандемика чем только не пробовали! Он тушит напалм и регенерирует любые ожоги. Короче, готовьтесь к вылету. Численность экипажа – минимум. Берите высшую спецзащиту. Возможно, это дбудет гораздо опасней, чем слепая высадка на Цереру.
– Спасибо, доктор. Я знаю своё дело.
– Выполняйте приказ!
.
Меня разбудили в три часа ночи и поделились важным известием. Кое-что им всё-таки удалось. Не зря человечество когда-то пережило гибель динозавров, моровую язву и мировую бойню. Мне нашли пару. Девчонку из Санта-Доминго, шоколадную, смешливую и худую, как высохший бычий хвост. Ей около двадцати, но, как и мне, ей столько не дашь. Вчера мне стукнуло тридцать восемь, а выгляжу на пятьдесят. Переживания старят любого – не помню уж, кто сказал. Может, я – да какая разница? Девчонку зовут Луиза, и я зову её просто Лу.
Она – такой же гнойник на теле планеты, как и ваш покорный слуга. Разве что пробуждает в окружающих всё больше разную гадость – вич, сифилис, острую пневмонию… и столь же неуязвима, как ваш покорный слуга. Что дальше, нашествие Пандемиков?
.
– А ты ничего…
– Меня все боятся, все ненавидят, и я… господи, бедная мамочка.
Счастье, что я с трудом, но разбираю этот псевдо-английский говор:
– Послушай, Лу… да перестань ты чесаться! Вон там стоит ведро с водой.
– Нет, ты меня выслушай! Давай убежим отсюда. Вместе у нас получится. Ты сильный, ты не боишься пулемётных очередей в упор. Однажды нас просто убьют…
– Они это могут, но пока не справляются. Понимаешь, Лу, тут есть логический парадокс… как тебе объяснить? Мы не наносим вреда – по крайней мере, сознательно. С точки зрения логики, мы не несём ответственности за то, что представляем собой угрозу для всей планеты.
– Думаешь, я тупая? А мировые войны? А голод в Африке?! Там что, не убивают невинных?
– В чём-то ты, безусловно, права. Может быть, мы с тобой – слишком громкое приключение? Без шума распылить на атомы не получится, вот они и…
– Поцелуй меня, Грабби… м-м, нет, подожди…
– Вот я как раз и хотел…
– Тш-ш-ш! Заткнись, идиот!
.
Первые сутки после прибытия группы капитана Синцова и выгрузкой их таинственной пассажирки мы с Лу просто отсиживались в разных вакуум-камерах. Наружный воздух для дыхания нам перестал быть нужен, теперь его генерируют внутренние процессы разложения ненужной организму металло-органики. По крайней мере, нам так сказали. Но без привычки было всё-таки душновато. Постепенно я наловчился дышать сквозь вывернутые крепления металлической дверной ручки. Ручка круглая, на запаянном диске, внутри есть сборный механизм. Не спрашивайте, как, но я управился с ним без отвертки. Обретя свободу дыхания, я знаками объяснил ситуацию Лу. Она сделала проще – открыла нам обе камеры. Мы бросились друг другу на шею, понимая, что ничегошеньки за это не будет.
.
– Знаешь, что я придумала?
– Может, расскажешь?
Я уже догадался, но виду не подавал. Меня забавляло её конфузливое смущение:
– Нам надо затеять беби! – выпалила Лу. И хихикнула.
– Чего ради? – притворно удивился я.
– Потомство нас, может быть, и не вылечит. Но интерес на себя переключит.
.
Я на минуту задумался.
Убить они нас всё равно не убьют, но переправят в итоге в какую-нибудь сволочную дыру, откуда можно вернуться разве что на воздушном шаре. А шар я где раздобуду? Пожертвую во имя успеха общего дела собственным мочевым пузырём? Почему бы не попробовать вариант «Бэби»?
– Не помнишь, – начал я, спотыкаясь на незнакомых словах. – На какой неделе достоверно срабатывает тест на беременность?
– Если возьмут английский тест, на второй.
– Вторая, это терпимо… неделю совместной жизни мы как-нибудь выпросим!
.
Раздевшись догола, мы вопросительно уставились в глазки видеокамер.
Мне показалось, что за стёклами их глазков кто-то учащённо дышит, но решение уже было принято. Через минуту по внутренней связи нас известили хриплым женским сопрано:
– Пациентам дозволено вступить в брачные игры! С нетерпением ждём результатов.
– Наблюдение и подслушку выключить! – распорядился я. – Грузин в неволе не размножается…
– Борода анекдота истлела. Работают только автоматические камеры слежения, – отозвались невидимые тюремщики.
Мы приступили к делу. Лу приходилось то и дело одёргивать: к чему эти ужимки на камеру? Тоже мне, Лора Палмер. Мы преодолевали притяжение тюремного астероида любыми доступными комбинациями, не забывая о главном – синхронном оргазме. По науке, это лучший способ обеспечить потомство. Пару-тройку часов спустя наша парочка лениво обменивалась впечатлениями. Ничего принципиально нового о себе я не услышал. Не мальчик, предложил, что имею. Лу то и дело жаловалась, что на родине её прозвали Самкой Богомола – после соития любовники гибли самыми диковинными способами. Скончалась многочисленная родня, и Лу три месяца продержали в полиции. Пока не вымер полицейский участок. Потом Лу услышала обо мне, и её потащили на беспилотном аэробусе в “Субмолекулярные взаимодействия”. Надеясь, что этим всё кончится.
.
– Алло, клиника? Грабовски на проводе! Это Грабовски… алло, алло!
– Здравствуйте, доктор Грабовски. Цанев на связи.
– Что со связью, чёрт побери?! Когда нам дадут поесть?
– Умерьте пыл, несравненный Вацлав. Здесь возникает любопытный гамбит…
.
Две недели общения пролетели шутя. Теперь я был не один, мы чувствовали себя последними из марсиан. Наконец экспресс-тест показал, что наступила беременность. Меня задвинули в угол обзора, всё внимание тюремщиков переключилось на Лу. Как она ест, спит, испражняется. Кажется, она любила меня больше всего за то, что я, единственный на свете, подобной чушью совершенно не интересовался. Наш “марсианин” родился почти что угольным. Похоже, родня Луизы была совершенно неистовой…
И самое любопытное, мы почти моментально выздоровели.
.
– Может, Лу и Вацлав что-то от нас утаивают? Например, варианты сглаза? Массовый гипноз?
– Не глупите, Варвара! Вы всё же главный иммунолог проекта. Пора бы взрослеть.
– Но все эффекты воздействия кем-то… или чем-то погашены! Это не Контур плазмозащиты, а обычный роддом! Мы спасены!!
– И всё-таки жаль… молчу, молчу!
.
Доктор Цанев поделился любопытной догадкой. Наши тела, моё и Лу – биоскафандры высокой защиты, скрывавшие организмы разведчиков, оставленных обитателями иной галактики либо пилотами машины времени.
А может, один из кораблей “Великой Армады-3003” попал в околоземную катастрофу? В какой-то момент принимающая система скафандров учуяла запах агрессии и автоматически включила комплексную систему биозащиты. Одного они, черти, так и не учли, сказал мне, вздыхая, измученный доктор Цанев, царапая ладонями угольную щетину на подбородке: где выключается эта кнопка? Не знаете?! Вот и я не знаю…
.
Наше дитя росло не по дням, а по часам, как пушкинский Гвидон, хотя своей каракулевой головкой и смуглой кожей напоминало больше его автора, знаменитого арапчонка. Малыш, которого мы назвали Марсиком (полное имя – Марсель-Мария-Эммануэль), обладал защитными способностями с рождения. Не прикладая рук ни к чему, кроме родительской груди, он излечил от малокровия, отсутствия молока и родовой депрессии свою незадачливую маменьку, которая после родов ещё больше усохла, хотя это вряд ли было возможно. Но самое главное, мы мало-помалу научились управлять другими странными способностями, не причиняя вреда окружающим.
.
В трудах и хлопотах о младенце пролетел ровно год с того момента, с которого я начал этот рассказ – с приближения казни. Через неделю нас пересадят на ближней орбите Контура в крохотную скорлупку, и малыш Марсель, испускающий, наряду с естественным выхлопом, сложного вида радиосигнал (Цанев считает, что это сигнал аварийного космо-буйка… хм, хм), свяжет нас с пролетающим межгалактическим грузовиком.
А там уж – как повезёт. Семья у нас крепкая, спаянная множеством испытаний… вплоть до ядерного оружия.
"Иные миры"
Автор публикации
