Последняя ночь осени

Ноябрьские сумерки вещь обманчивая. Вот только что светло было и видно насквозь весь осенний сад. А вот уже к машине на ощупь идешь и руками перед собой разве что не водишь.

Солнце есть – оно вон за тем осинником, ещё не упало в сосновый лес на горизонте. Сосны – этим что октябрь, что ноябрь, что декабрь – темнеют себе и никакой тебе романтики. А небо красивое – как краску синюю и фиолетовую пролили и этим раствором повозякали по серому листу. Какой там розовый закат – расплескалась синева. Красивое, но тяжелое небо, давящее, угрюмое, обиженное на всех и вся. Словно говорит: сейчас как упаду на землю и раздавлю всех!

Страшно? Нет – я уже в машине. Тут желтый свет светильников и тепло. А через секунду, вот те черные страшные монстры, встающие с колен и распрямляющие свои горбатые спины под лучом фар, снова станут мокрыми останками зарослей дикого винограда на заборе соседа. Из хулиганства даже дальний включил – чтобы усугубить ощущение власти над сумеречными страшилами – вон как прыснули во все стороны, превращаясь в яблони, груши, кучи ботвы и забытые грабли у колодца. То-то!

Двигатель весело завелся, словно собака хвостом, помахивая стрелкой тахометра, плавающей на холостых. Веди меня гулять хозяин! Подождал пока успокоится и отжал ручник. Оглянулся в зеркала – совсем темно. Еле угадываются темные строения – а ведь там тоже можно включить телевизор, наружный прожектор, вскипятить чайник, сторожко пробежать в туалет – чтобы монстры с соседского участка не сцапали, закрыться на все замки и смотреть что-нибудь тупое эфирное. А потом спать под десятью одеялами и вставать печь подтапливать всю ночь… Я передернул плечами. Нет уж – я домой. Да и есть нечего – все подмёл за день, даже одноразовую лапшу, заначенную на вечно не наступающий черный день. Из еды – сосательная конфетка в подстаканнике с намертво въевшейся в сладкое тело этикеткой, что позволило ей сделать шаг в бессмертие много лет назад. Взял, покрутил в руках, да обратно положил.

– Ну, с богом.

Машина, скрежетнув шипами по подмерзшей земле, стронулась и покатилась по темному коридору из заборов, каких-то кустов, лезущих в окна сухих обтрёпанных веток малины, и, наперекор всему оранжевых ноготков на обочинах.

Ворота. Справа – светится окно в домике сторожа. Этот наверняка со всеми чудищами давно подружился, и они за него сад охраняют, пока он ведет философские диспуты с Бахусом. Ну и счастья ему и всего хорошего, благо ворота автоматические. Пока звонил на ворота, обратил внимание на сорок шесть процентов. Не густо. Зная подлый характер Андроида и его довольно вольготное отношение к оставшемуся в реальности заряду, отстучал домой: «Выехал. Спите без меня».

Не ответили. И не прочитали. Тогда я обратил внимание на другую цифру – двадцать тридцать шесть. Ага. Без меня они уже и так. Ну сладких снов. А меня ждет дорог…

Ах ты ж пропасть!

Прямо под колеса кинулась черная кошка и шмыгнула в заросли грустной крапивы.

Нога дернулась на педали тормоза – а что это изменит? Уже все. Поплевал через левое плечо, да наперекор газу прибавил. Чтобы лесную дорогу проскочить побыстрее. Двадцать минут петляния по грунтовке, потом минут пятнадцать через поселок, там на трассу, надеюсь, к этому времени, пустую. И через десять минут…

Опять кошка! Да что такое! Вроде, даже та же.

В этот раз разглядел ее получше. Она была с белым воротничком – не совсем антрацитовая. Стоит на дороге с мышью в зубах – в свете фар видно прекрасно. И не уходит. Этакий светофор зеленый двуглазый, но, по сути, красный свет – дороги нет. И бибикнуть – все монстры с леса же сбегутся.

Открыл окно – в салон тут же влетел холодный мокрый воздух с запахами разложения листьев и ненайденных грибов.

– Кыш!

А эта, простите, божья тварь, еще и уселась, хвостиком лапки обернула. И мышь положила перед собой. Мне что ли? И как это понимать?

Я вздохнул…

Кинуть чем-то бы… На глаза попалась бессмертная конфета. Как под руку кто толкнул, и она полетела в капризную кошку. Попал. Кошка обиженно прыснула в сторону, забыв мышь. Конфета осталась на дороге. Подобрать? Да ну… Что за мысли…

Проехал, стараясь не раздавить ни то, ни другое. Эта конфета… Амулет своеобразный… Восемнадцать лет вместе ездим с этой конфетой – вот как первую машину купил, так она и завелась у меня.

Ездили…

Мне стало грустно и одиноко. Чувством невосполнимой утраты затопило. Закрыл окно, включил музыку. Мямлят что-то. На другом канале – реклама. На третьем тоже. На четвертом – надоело. На пятом – надоело. Выключил. Нет настроения – не мучай прибор. А почему нету? Было же – этакое бильбобегинсовое настроение возвращения в родной Шир оттуда, куда Макар телят не гонял. Из серо-синей тьмы к свету цивилизации. К ее негаснущим огням. Пропади они эти негаснущие пропадом. Тьфу. Неужто из-за утраченной конфеты так тяжко? Посмотрел в зеркала – лежит вон за тем поворотом одна… Вернуться? Правда, узко тут – хрен развернешься.

Короче, пока думал о конфетах, куда-то не туда уехал. Вроде: дорога и дорога. Только вот той березы я точно не видел – очень уж она своеобразная. Склонилась ветками, словно хочет обнять случайного прохожего. Летом, небось, как занавески зеленые ветви выглядят, как портал в другой мир. Представил. Понравилось. Захотелось летом сфотографировать и показать своим. А пока – просто проехал, скорее машинально. И так же машинально потянулся к телефону, открывать навигатор. Ну точно – куда-то влево уехал. Вот нитка моя, которая к поселку. А вот не моя, которая вообще в никуда, обрывающаяся в лесном массиве. Там, правда, если прямо через массив, тоже можно выехать сразу на дорогу – даже быстрее будет. Просто дорогу не нар…

Прямо на меня – фары. Большие, злые, прямо в глаза. Желтющие! Грузовик или джип. Твою мать! Ну куда прет, а?!

Так, кому сворачивать: ему или мне? А фары и не думают – им прямо. А мне видимо нет. Не выдержал: вывернул руль туда, где хоть деревьев не было – авось, там обочина или карман для таких вот бедолаг.

Фары пролетели мимо, обдав сероводородной вонью и градом мелких камушков, хлестнувших по борту, а я грустно осознал, что вечер перестал быть томным. Потому что сел я на брюхо очень качественно – влево и вправо шла хорошая такая глубокая противопожарная канава, куда у меня очень четко передние колеса сели. Как специально ширину выбирали. Был бы задний привод, может бы вылез, но тут – без шансов. Только тянуть.

Это я уже стоя на краю этой марианской впадины бездонной думал. А ведь действительно – колеса-то висели свободно. Взял лапку сосновую – кинул. Улетела и не видно куда. Захотелось повторить фокус со спичкой – а то темно в яме, хоть глаз выколи, только будто дымка легкая оттуда поднимается белесая. Зачем такие ямы копать глубокие…

«Попал в аварию».

Стер. Не авария же.

«Тут короче я это…»

Стер.

«Задерживаюсь. Вылетел с дороги – вызываю эвакуатор».

Отправил.

Полез звонить. Заряд – двадцать девять процентов.

«Служба блабла слушает»

«Нужно машину дернуть – улетел в кювет»

«Адрес?»

«Лесная дорога километрах в трех от Савушкино от СНТ «Черемушки». Там есть отвороток влево. Вот там метрах в трехстах от поворота».

«Нашла на карте. Часа через полтора. Три тысячи. Ожидайте».

«Ожидаю, спасибо».

Три тысячи… Я горестно вздохнул.

Пискнул телефон – смска пришла с номером. Видимо, назначенного мне спасителя.

Отстучал своим: «Вызвал эвакуатор. Через полтора часа».

Сообщение, как и предыдущее остались не прочитанными. Спят, видимо.

Тем временем, совершенно вне логики телефон показал девятнадцать процентов. Сфоткал машину со всех сторон для истории, сфоткал бездонную, вспышка не доставала до дня, яму с висящими колесами, и полез в салон за шнуром подзарядки.

Который почему-то отказался телефон заряжать. Шнур воткнут в переходник, но значка молнии нет. Зато есть шестнадцать процентов. Я запаниковал – а если спаситель меня не найдет и будет звонить? Бросив эксперименты с телефоном и, от греха, выключил. Включу через час. Засек время – почти десять. Мда…

А ведь прохладно. Двигатель я заглушил, и он недовольно пощелкивал. Хоть ничего там не повредил – висит же сейчас машина фактически? Фары тоже выключил, а свет в салоне сам погас. Лес тут же навалился со всех сторон, стал заинтересованно заглядывать в окна, подвывать, скрестись в так и не смазанные за лето неплотно прилегающие уплотнители на окнах. Меня пробрало ознобом. Я включил свет.

А потом и музыку. Просто любую. А не помогло – так мне страшно стало, что сижу я вот в машине, тяжко поскрипывающей и пощелкивающей, посреди какого-то непонятного леса над бездонной пропастью без связи, без еды, без воды. А чтобы нескучно было, еще и мочевой пузырь напоминает, что зря я перед выездом не посетил кабинку для медитации. От одной мысли, что придется выходить из машины и делать дела, меня снова промурашило до копчика.

И чувство это поганое, что за тобой смотрят. Оно в задней части головы родилось и сейчас развивалось в полноценную фобию. Слава богу, задние стекла тонированные – а то бы с ума сошел. А еще бы как-то не выходя дотянуться до багажника, где ломик есть неплохой постапный – зомбям головы пробивать самое то. Только у нас тут не Лос-Анжелес, а русский лес. Тут не зомби. Тут лешие, кикиморы, болотницы, водяные, навки, утопленницы, русалки, шишиги. Кстати, что за шишиги?

А почему я вдруг подумал о шишигах? А мои ли это мысли?

Раз. Два. Три. Четыре…

Это я считать начал, чтобы успокоится. А еще фары включил. А потом выключил – они осветили темный лес, где во все стороны прыснули чудища. Как в саду. Только там я хозяин положения был. А сейчас им нужно всего лишь обойти машину со стороны и …

Тук. Тук. Тук.

Это в окно.

Я, наверное, умер в тот момент. Инфаркт или инсульт – все забываю разницу. Короче сердце сказало, что ты давай теперь там сам как-нибудь, а я в пятки.

Пока вспоминал, как дышать, стук снова повторился.

В пассажирское окошко причем. Аккуратный такой.

А че я в самом деле? Может, прохожие. Увидели машину в беде – решили спросить, может помочь чем?

Я полез в бардачок и вытащил оттуда мощный фонарь, включил, посветил в темноту. Там нашлась терпеливо ожидающая девушка.

Ну всё блин, приехали. Хотя, ладно хоть не бабка, которая бы даже бы не дошла до сюда своим ходом, а значит априори – нечисть.

А эта молодая, симпатичная, в какой-то мягкой на вид куртке. В вязаной шапке и белом снуде – вроде так этот шарф-кольцо зовется. Улыбается. Темно, лес, чудища, а она улыбается. Тепло ли тебе девица, млять, только наоборот.

Мозг дорисовал огромный живой корень, тянущийся откуда-то из тьмы, на вершине которого, как кукла детского театра, надета эта улыбающаяся девушка.

Ай, мужик я или тварь дрожащая? Потянулся, дернул ручку, открыл дверь. Она прыгнула внутрь, зябко ухая.

– Замерзла. Думала уже костер жечь греться. А то иду иду… А можете печку включить?

Могу, конечно. Завел двигатель. Он, кстати, легко завелся и даже никакими индикаторами не высыпал. Газанул пару раз – норм, без вибраций даже. Еще не хватало к трем тыщам добавить еще пару десятков.

– Сейчас, чуть поработает, будет тепло.

– Алёна, – представилась она, устраиваясь поудобнее.

– Не сомневался.

– ??

– Ну что в сказочном лесу будет не Наталья или Гюльчитай, а именно Алёна.

– Почему сказочном? – девушка сняла белые перчатки и дула на пальцы. Видимо, давно по лесу шастает: не так уж и холодно. Где-то плюс два было. Даже вывел на бортовом температуру за бортом ради интереса. Однако… Минут семь. И когда успело…

– А там береза такая растет над дорогой – арку из ветвей образует. Как ворота в сказочный мир.

– Не видела такой – мы с группой из Савушкино шли на турбазу «Пищевик».

Ага, знаю такую. Только она в другую сторону совсем, о чем девушке и сообщил.

– Да я до ветру пошла. Ну, то есть до сильного ветру, с порывами. Кхе… А как вылезла из малинника, на котором, к счастью, были листья, так моих никого не было уже. И телефон сел – вроде только еще пятьдесят процентов, а вот уже и всё. Предатель! И где я, и куда… Вот вышла на дорогу по ней и топала часа два. Дороги же куда-то всегда приводят, правда же?

– Правда. Вышли бы еще через полчаса где-то к садам.

– Ну вот! Почти дошла, – девушка улыбнулась, а улыбка у нее чудесная. – Представляете, первый раз за десять лет в поход уговорилась и сразу такое приключение.

– А я вот не туда свернул. А потом меня какой-то грузовик дикий чуть не снес – пришлось в кювет сворачивать…

– Может подтолкнуть?

– Да там колеса в воздухе висят – яма какая-то нездоровая бездонная: вспышка до дна недобивает даже.

– Уууух. Жуть какая. А грузовик – у него высоко фары были?

– Да.

– Меня искали, наверное. Это Васин Буханоид. Есть хотите?

Она полезла в свой рюкзачок и вытянула из зип-пакета кусок мяса.

Я скептически на него покосился.

– Сама убивала, сама разделывала, сама вялила, – гордо заявила она. Но видя, как я напрягся, рассмеялась. – Ну что у вас за ужас на лице – кабанятина это. Под пиво идет на расхват. Пробуйте, а то обижусь!

Я попробовал. Вполне себе – жесткое только. И вкус необычный, непривычный. Хотя я солонину и прочий охотничий припас и не пробовал никогда.

– Вкусно? – она тоже грызла кусок.

– Ну такое… – я был честен, хотя кусок грыз с аппетитом. – В иных обстоятельствах бы не стал такое есть.

– Уж какие есть. А у вас конфетки какой нету?

Я только хмыкнул:

– Была одна, да истратил на доброе дело.

– Прям доброе?

– Ну… – я замялся, – скажем так, я стал жертвой обстоятельств и вынужден был расстаться со сладостью.

– Жалко.

 

В салоне стало тепло. Девушка расстегнула куртку, под которой нашелся свитер с кошками.

– Почему не с оленями? – я естественно сперва мазнул взглядам по двум очаровательным холмикам, но и кошек заметил.

Девушка улыбнулась светлой доброй улыбкой и покосилась на мое кольцо.

– А вот.

– Да…

– Да…

Мы сидели и слушали музыку. Грызли жесткое мясо и прихлебывали из алюминиевой фляги вкусную холодную воду.

– Скоро уже телефон включать, – зачем-то вслух сказал я.

– Зачем?

– Эвакуатор.

– Эвакуатор? – девушка почему-то забеспокоилась.

– Ну да.

– У вас же телефон сел!

– Дык я успел вызвать и там еще шестнадцать процентов было, когда выключал. А вы откуда…

В одну секунду хлопнула дверь и о девушке в салоне напоминал лишь зажатый у меня в помертвевших пальцах кусок мяса, да конфетка, выпавшая из кармана выскочившей в темноту девушки.

Моя конфетка! Красная та самая, которая осталась…

Ой мамочки…

 

Щелкнули замки на дверях, а я включил весь свет, какой только у меня был. Да не помогло – дрожь пронизывала до пяток и отдавалась в черепе тысячами электрических иголочек. Еще в обморок не хват…

Моргнул. Песня играет другая. Все-таки выпал в астрал. Черт. Давно не падал в обморок. Но голова ясная – не мутит, не душит, все помню. И конфетка все еще лежит. Опять передернуло, но уже не так. Всё, собрались. Я поерзал. И понял, что хочу я того, или нет, но джунгли сильно зовут.

Выставил в окно фонарь – чернеет канава, трава жухлая, все в инее вокруг – явно еще похолодало. Нужно быстро делать сделать и уже включать телефон.

 

Решался минут пять. Но решился. С фонарем выскочил… Ну как выскочил… Машина то порогом на краю ямы лежит. И ноги затекли. Короче, выцарапывался кое-как, кряхтя и ругаясь под нос. Вылез. Поводил по лесу фонарем. Кыш, чудищи!!! В лесу затрещало что-то, упала пара веток. Да ну вас…

Я начал журчать. Потом не стряхивая, уже почти не контролируя себя от ужаса, упал в машину и хлопнул дверью, представляя, как отсекаю тянущиеся ко мне щупальца.

 

– Зря вы дверями хлопаете – держатели стекол расшатываются.

Я вздрогнул.

– И не стряхнули – сейчас будет пренеприятнейшее ощущение в трусах от тех самых, ставших притчей во языцах, последних капель.

Голос доносился с заднего ряда. Но оборачиваться жуть как не хотелось. И в зеркало смотреть заднее – почему-то было полное ощущение, что там будут впритык жуткие красные глаза.

Но нет. Глаза были. Обычные усталые глаза под кустистыми бровями. И мужик был. В куртке. Под которой наверняка свитер.

– С оленями, – успокоил он меня. – Вы почему даже не пытались выбраться, скажите мне? У вас же стаж восемнадцать лет! Третья машина!

– Так там колеса…

– Ну висят. А если руль вывернуть, насовать веток, потом обратно и на самом малом назад?

– Не думал даже…

– Не думал он.

– И там чудища!

– Там просто лес! – отрезал жестко и бескомпромиссно мужчина – мужиком его язык бы не повернулся его назвать.

– А яма…

– Яма противопожарная. Два метра глубиной. Траншеекопатель рыл – характерный отвал. Еще вопросы?

– Девушка.

– Она же сказала – отбилась от группы, шла по дороге, почти сама вышла, но наткнулась на вас и решила обогреться.

– А вы откуда все знаете? – у меня откуда-то прорезалась дерзкая злость.

– А вот.

– Родственники?

– Ну так будем выбираться или так и будем сидеть?

«До утра» повисло в воздухе, но произнесено не было. Им. А я произнес.

– Зачем до утра? Скоро эвакуатор…

Мужчина засмеялся, запрокинув голову и дергая бровями. Просмеявшись, он сказал:

– Берёза.

И я понял, что никаких эвакуаторов не будет. Посмотрел на вновь серьезного виз-а-ви и грустно произнес:

– Будем выбираться.

– Тогда вылазим. И фонарь свой возьми.

Мы искали ветки, мы совали их за вывернутое колесо, мы старались не смотреть в Яму – ну нет там двух метров! Она бесконечная темная страшная яма, которая пронизывает Землю до самого Ядра. Ну или до Ада. Или до куда там Кольская Сверхглубокая или Впадина Марианская такая же сверх глубокая? Одиннадцать километров вроде? Просто не вперед, а вниз. Кстати, мне до дома где-то одиннадцать километров по прямой если… Бррр… А еще из нее все сильнее тянуло холодом. Каким-то жутким пронизывающим до печенок холодом, от которого внутренние органы сжимались и внутри появлялось чувство тянущей пустоты. арки и пороги уже покрылись изморозью снизу – не мерещится мне это дыхание глубин – двигатель бы не заморозить.

– Вот вот – а вы сидеть тут собрались.

– Что, простите?

Мужчина властно меня отодвинул в сторону, сам сел за руль и одним легким движением, буквально чуть надавив на педаль и хитро вывернув руль, выдернул машину из Ямы. Я ее теперь уважительно даже в мыслях называл – уж очень страшная штука. Страшнее всех девушек-кошек и всёзнающих мужчин

– Вот и всё, – вылез он, охлопал зачем-то брюки. – Конфету давайте.

– Что?

– Конфету, – он протянул требовательно руку. – Алёна уронила.

– Красную?

– Красную, красную.

– А вот не отдам, – конфета жгла карман, куда я ее сунул. Жгла теплом дома, теплом очага, у которого питекантропы мамонта жарили, теплом первозданного огня. – Моя конфета!

– Она уже не твоя – ты её отдал.

– Не отдавал я никому и ничего! Вернее, это была ошибка и я её исправил.

– Не жалко Алёну?

– Жалко. Но не отдам.

– Жадина говядина.

– Соленый огурец.

Мужчина внимательно всмотрелся в мое лицо, в котором не было страха, а была лишь непоколебимая уверенность, сморщил бровь, мол, ну как хочешь, и, легко толкнув пальцем машину, пошагал прочь вскоре исчезнув в темноте. Машина устало скрипнула и легко скатилась обратно в яму, хрустнув пластиковым обвесом.

Я смотрел на вновь плотно сидящую на брюхе машину с провалившимися в яму колесами и думал, что я дурак. Но по крайней мере, я теперь знал, что нужно делать.

 

И делал я это “что нужно” по ощущениям часа четыре. Двигатель не глушил – боялся, что больше не заведу. Вспотел и замерз – как это вообще может быть одновременно я не знаю, но то, что казалось в присутствии Мужчины таким простым и очевидным повторить не удавалось. Ветки выпадывали, колеса срывались, земля осыпалась и улетала в Бездну, расширяя и так широкий разлом, откуда тянуло морозом. Но я не сдавался – эвакуатора не будет. А может и утра не будет. Вечная ночь и темный черный лес.

Где-то на границе отчаянья и принятия, удалось все же найти такую ветку, об которую колеса смогли зацепиться. Я отчетливо понимал, что ничего лучше в исхоженном мной вдоль и поперек ближайшем лесу, я уже не найду, а просто сяду в машину и буду ждать чуда.

Переключил на заднюю передачу, аккуратно, плавно поддал газу, выкрутив колеса. Машина качнулась, ветка хрустнула, сжигая остатки нервных клеток. Не хватало – обратно машина плюхнулась. Совсем чуть. А если еще газу дать, то сорвется. Точно… А ветка улетит к Центру Земли.

И тут перед капотом в свете фар показалась Алёна. Грустная, расстегнутая, растрепанная, без шапки и перчаток. Она решительно приблизилась к порыкивающей машине и уперлась руками в капот.

Губы прошептали: “Ну, давай”.

И я дал.

«Чвак» – отпустила Яма машину, и, подгазовав, выдернулся на дорогу. Кое-как развернувшись, было уже собирался дать дёру, но задавил в себе панику и вышел из машины. Мороз стоял уже такой, что лицо мгновенно замерзло, а руки болезненно закололо. Быстро, пока не передумал, дошел до Алёны, все еще стоявшей перед Ямой, из которой валил белый пар, отчетливо видимый в луче от фонаря. Лицо ее было белым, как снег. Она почти не могла двигаться, превратилась в статую – живыми оставались только печальные глаза. Я схватил ее за руку, думая, не обломится ли, и вложил туда свою конфету, накрыв второй ладонью, чтобы не уронила.

– Тебе правда она так нужна?

– Д-д-да, – выдавила она через стучащие зубы.

– Тогда возвращаю. Она и правда уже твоя.

– Сп-па-па-с-сибо, – она улыбнулась уже начавшими розоветь губами, – дд-до вв-ес-сны хват-тит.

– Может тебя до дому подбросить?

– Я уж-же дд-до-мма.

– Пойдем в машине хоть согреешься.

Она покачала отрицательно головой. Я посмотрел на нее, застегнул куртку, поднял ворот повыше, натянул шапку на уши. Хотел еще варежки, да она там конфету сжимала и руки были уже розовые, нормальные. Теплые. Это я не удержался, а погладил ее по тыльной стороне ладони.

Резко расхотелось уходить, но из леса раздалось “кхе кхе” и я поспешил раскланяться.

– Ну я пошел.

– Ид-ди.

– Отцу привет.

– Передам.

– И последний вопрос, – я обернулся к оттаявшей девушке. – Это была мышатина?

Она застенчиво кивнула.

– Хочешь, завтра тебе килограмм таких привезу?

– Т-таких б-больше не вв-вып-пускают. Эт-та посс-след-дняя на всем свете.

– Я поищу! Наверняка где-то есть, – я искал повод не уезжать, не смотря на еще одно “кхе-кхе”.

Алёна скептически улыбнулась,покосилась на лес и помахала мне рукой. Жест получился что-то среднее между “пока” и “вали”.

Я сел в машину и, не смотря в зеркала, разрывая фарами стелющуюся голубовато-белую дымку, рванул домой.

 

А на следующий день выпал первый снег и наступила зима.