Представьте себе человека, который сидит на несметных сокровищах. Их горы! Он уверен, что их не убудет никогда! Но не знает, что золоту и бриллиантам, в которых он купается по жизни, нет цены! И не знает, что гора с богатствами, которая радует его персональный взор, изъедена карстовыми пещерами забвения и вот-вот рухнет.
Этот человек – я. Откуда такое обреченное самобичевание? Оно пришло не сейчас, не вдруг – полистайте мою книгу, мои рассказы…
Сегодня получил по башке ещё одним забытым узелком на память. Человек написал уточнение к моему рассказу “Самарканд в 91-м”: “Фото Р. Гафуров” и – точка. Эта точка выстроилась в бесконечную шеренгу отточий…
Рафика Гафурова я прекрасно помню. Я тогда, в середине 80-х прошлого века, начинал работать в секретариате редакции Самаркандской областной газеты “Ленинский путь” выпускающим (техническим редактором). А Рафик, который работал в отделе фотохроники УзТАГ (подразделение ТАСС) к нам очень часто приходил с пачкой фотографий, которые мы ставили в номер. Каждое фото было самостоятельным сообщением, зарисовкой, очерком, наконец!
Яркое воспоминание – он как-то принес показать серию, которую снял в Самаркандском театре оперы и балета. До сих пор помню кадр: на темном фоне свет падает на забытую пару стоптанных пуантов. Любая “текстовка” была бы здесь лишней!
Я как-то спросил, по-моему, у Вити Тимченко, фотокорреспондента нашей газеты:
– Почему Рафик такой седой? Он же младше тебя?
– Он стал таким после раннего ухода любимой жены…
Еще узнал, что любимая жена Рафика – бывшая моя университетская преподавательница Нелли Хамидовна. Я до сих пор помню молоденькую девушку-аспирантку с огромными голубыми глазами и певучим голосом за окошком приемной комиссии – именно она у меня принимала документы, когда я поступал на филфак…
Но я ни разу не спросил о ней Рафика. Скорее всего, из чисто эгоистических побуждений: пусть она останется в моей памяти такой же живой и красивой, как в студенческой юности.
Имя Рафика Гафурова цепочкой вытащило из памяти еще одного человека, которого мы оба хорошо знали – Михаила Гарбузенко, который в те годы работал именно в отделе фотохроники ТАСС в Ташкенте. Мы с ним совершенно случайно очно познакомились уже в постсоветское время – на Нижегородской ярмарке.
В 1998 году я приехал на ярмарку с меховой компанией “Калинка” из города Кирова (Россия), где тогда жил и работал. А Миша выставлял свою рекламно-информационную компанию. Он пришел познакомиться с нашим стендом и ему сказали, что пиаром занимается Фархад Гулямов. Фамилия ему показалась знакомой и оставил свою визитку.
Естественно, я не мог не пойти в гости на стенд к своему земляку и коллеге. Само собой, как водится у братьев-азиатов, со стенда мы плавно перетекли к Мише в дом. А там нас ждал ташкентский плов! Вся небольшая квартира – кусочек Узбекистана – ковры, посуда, одежда… Больше всего меня поразил казан, о котором в России я только мечтал! Так мне захотелось приготовить самаркандский плов в настоящем узбекском казане и угостить своих друзей из “Калинки”!
– Фархад, в чем вопрос? Сейчас мы тебя с ним в обнимку отвезем до вашего стойбища!
Плов получился объеденье: даже наши модели (у “Калинки” был свой театр мод) со всеми своими диетами съели по несколько порций. А когда надо было возвращать казан хозяину, я креативно решил соблюсти наш обычай не возвращать посуду пустой: плотно набил казан пачками денег! Мы тогда Мише Гарбузенко заказали каталог меховых изделий “Калинки”.
Потом я несколько раз приезжал в Нижний Новгород и обязательно заходил в гости к Мише, даже готовил у него дома самаркандский плов. Они все удивлялись: почему в моем плове рис белый, как жемчужинки, а у них получается золотистым.
Кстати, он тогда рассказал, как его семья материально поднялась в Нижнем Новгороде. Ни работы, ни угла своего не было. Они с супругой готовили плов для разных корпоративов и торжеств. Вскоре они купили жилье, а меня он возил на новенькой “Волге”, которую заработали уже как рекламщики.
В последнюю встречу, где-то в начале нулевых, у Миши было упадническое настроение (не буду рассказывать подробности) и он всё чаще вспоминал Ташкент, где сохранил жильё и каждый год наведывался туда. Потом у меня самого пошли всякие перемены и мы потеряли друг друга. Скорее всего, когда он вернулся в Узбекистан. Но оставалась надежда, что мы еще встретимся.
Встретились. Только сейчас я вижу не его светящиеся от улыбки глаза и слышу слегка “сонорный” голос, а заголовок “Умер проникновенный певец Ташкента”, черно-белое фото Миши Гар и его прощальные строки:
Не сто’ю слезы-одиночки.
За что мне такое дарить?
Строка — с отрицанием точки —
Сама умудряется жить.
Не надо разрозненным хором
Крошить похвалу и хулу.
Развейте мой прах над Анхором.
А дальше я сам доплыву.
Миша – еще один бриллиант в моей жизни, который я проморгал. Пустота растёт.
Прости, друг!
Автор публикации
