Катю весь вечер донимало поглаживание, будто сквознячок пробегал по впадинке у левой ключицы. Она бессознательно ежилась, передергивала плечами, отгоняя еще непонятое ощущение. Это вызывало тревогу, не позволяя сосредоточиться на готовке, – Катя нарезала овощи для салата. Огурцы, помидоры, редиска, зелень и густое белое навершие сметаны.
Катя уже примерилась все это аккуратно перемешать, когда поглаживание вторглось в ее реальность. Она почесала подбородком впадинку, но ощущение лишь усилилось, пришлось отложить ложку и подойти к зеркалу на двери в коридоре.
Она ощупала и рассмотрела шею и плечо, но ничего не заметила. Отразившаяся в зеркале девушка, приятно улыбаясь, осмотрела оригинал. Увиденное ей понравилось – симпатичная, даже красивая, стройные ножки, изящные руки, только вот на мизинце правой ближе к ногтю белое пятнышко.
Катя рассмотрела его ближе – сметана. Она хотела облизать палец, когда стальная пластинка, закрывавшая глазок, резко повернулась вверх с пронзительным взвизгом. Судорога испуга сжала челюсти – резкая боль ожгла Катю, глаза наполнились слезами, а рот – кровью. Белое пятнышко залило красным из почти перекушенного пальца.
Она смотрела на рану, стараясь не зарыдать в голос, когда пластинка, пошатавшись из стороны в сторону, поехала вниз, а потом вновь вернулась в верхнее положение, сделала еще оборот, а по ключице вновь пробежало дуновение – будто обмахнула ресницами фотомодель. Пластинка, незримое прикосновение, манили Катю взглянуть – что же там за дверью?
Она наклонилась к глазку, забыв про кровь, и тут же отпрянула. В нее уперся холодный, ощупывающий взгляд. На месте дверного глазка распахнулся глаз – ощупывал обнаженную шею, ключицы, заглядывал в ворот халата.
Катя отступила, сильнее запахиваясь, не отрываясь глядя в неживой зрачок. Кожа на шее занемела, поглаживание проникло под халат, холодком скользнув по телу, лишь на миг засомневавшись в паху, но потом вновь сосредоточилось на нежной коже шеи под самым подбородком.
Катя пятилась, испуганная, онемевшая, дрожащая. Но не от страха. Холод. Он растекся по телу от мест, которых коснулось поглаживание. Шею и ключицы уже покалывало. Из промежности к ступням побежали ручейки озноба. Одна нога переставала слушаться, немея.
Катя грохнулась на табурет, не в силах стоять. Позвонки, проехавшись по углу стола, вспыхнули болью.
Мучительный холод, онемение окутывали тело, мешая дышать, не давая сдвинуться, спрятаться. Лишь мизинец и позвоночник горели огнем. Только там, где пульсировала боль, ощущалась жизнь.
Катя посмотрела на текущую кровь. Шевельнула пальцем. Сжала и разжала кулак. Другая рука безжизненно висела. Ноги превратились в лед, словно примерзнув к полу. Тело, казалось, стало хрупким, звенящим как хрусталь. Лишь позвонки мягко пульсировали в нем.
Если бы дотянуться до ножа! Но рука с прокушенным пальцем не достаточно слушалась. Тогда Катя положила ее на живот, передвинула на грудь, подтянула к подбородку. Боль от укуса вспыхнула неожиданно остро для бесчувственного тела. Еще от одного пальца побежало тепло по руке.
Катя сжала челюсти еще и еще. Рука отогрелась до самого плеча, а потом потянулась и взяла нож.
Четыре взмаха, и от порезов ожила вторая рука. Удар,удар,удар – от бедер к ступням потекло тепло. Катя встала, сделала несколько шагов и свалилась за кухонный шкаф. Безжизненный взгляд не мог дотянуться сюда.
Можно было бы вызвать скорую, но телефон там – в коридоре. Оставалось только лежать и ждать. И все бы ничего, но грудь, живот рвало на части холодом. Если б немного согреться.
Катя подняла нож и ударила себя – не сильно, всего несколько раз. И сразу стало тепло. Боль ушла, тело расслабилось. Теперь можно и заснуть, подождать, пока ее найдут. Когда-нибудь.
Глаз смотрел на растекшуюся лужу крови долго, пока она не остыла и не потемнела. Потом он закрылся и исчез. Металлическая пластинка бесшумно опустилась вниз.