Царь-реформатор, говорят, боялся тараканов. По крайней мере, так сказано и в романе «Пётр Первый» Алексея Толстого, и в рассказе «Белая крыса» Юрия Сотника. Поисковик даёт даже источники на это явление, называемое «блаттофобией». Страх самодержца кажется достоверным.
Сие интересно и само по себе, и в контексте предложенной темы. Действительно, в обсуждении затрагивали вариант решения темы как «масштаб влияния личности на историю». Можно возразить, мол, притянуто за уши – император, конечно, основательно взмутил течение российской жизни, но ведь миниатюра не о нём! Да и жанр неподходящий… Всё правильно – Пётр Алексеевич здесь по иному поводу. А сюжет сложился на основе следующего умозаключения.
Во-первых, «постапокалипсис» предполагает некие условия, ставящие существование рода людского на грань вымирания. Во-вторых, в биологии для данного процесса существует простой и наглядный график, отражающий так называемую «экологическую валентность», иными словами – предел выносливости. Любой фактор ограничивает «зону жизни» критическими точками, а наиболее комфортными являются средние величины. Чем не «рябь времени»?! Тем более, что каждый отдельный фактор на графике выглядит (в идеале, конечно) куполообразной волной. Итак, возникла идея продемонстрировать действие сил матушки-Природы, которой любимое детище лишь жалко подражает.
Следом возник вопрос: а почему, собственно, Гомо Цапус считает себя избранным в деле выживания? Или мы не равны в этом с братьями меньшими? Как видно из рассказов, кое-кто вспомнил о динозаврах. Однако тема диктует наличие цикличности, ведь «рябь», как не крути, явление волновое, длящееся и повторяющееся. Поэтому было логично описать процесс, который не вполне завершён и, весьма вероятно, последует повтор. Ну, а кто у нас «самый-самый-самый» чемпион по выживанию? Вопрос риторический, естественно.
Однако демонстрировать «цивилизацию прусаков» после ядерной зимы не хотелось. Равным образом казалось скучным описывать нынешние средства борьбы с докучливыми насекомыми. Отсюда последовало желание напомнить, как боролись с тараканами наши предки. Оказывается, некоторые Читатели узнали о методе вымораживания впервые! Мало того, человеческие самомнение и лень в очередной раз помешали комментаторам справиться в интернете, о чём, собственно, идёт речь.
Для поддержания читательского интереса мне вздумалось замаскировать персонажа. Действительно, антропоцентризм неискореним – вспомним произведения Сетон-Томпсона, Кервуда, Лондона, Бианки и прочих, где животные с собственными именами вызывают больше сочувствия, нежели безымянные. Посему имя «Тара» подходило как нельзя лучше. Можно сравнить с Пиком или Тито вышеназванных авторов.
Закончив преамбулу, покажу прямые и скрытые смыслы своего текста.
Название – с подвохом и привязкой к теме:
Да, сие и отсыл к жанру (этакое нагнетание «ужаса»), и намёк на время действия (архаичное название первого месяца года, если помните). Вот только это анахронизм! К моменту появления рыжих тараканов («прусаков») на Руси уже утвердились европейские названия. Так что месяц должен бы называться «генварь». А эпиграф мог быть таким:
«Летящей походкой
Ты вышла из мая,
И скрылась из глаз
В пелене января!»
Очень жаль, что никто анахронизма не заметил, и обсудить ещё и такую «рябь» на времени не довелось.
Сюжет – гибель самки таракана, до того чудом выжившей в процессе вымораживания жилища. Ну, это все поняли, пройдусь по деталям.
Место действия – реализм с минимальной недосказанностью:
Если после первого прочтения вернуться к началу и проверить текст на достоверность, окажется, что описание почти документально (за исключением имени, само собой). Итак, Тара – вероятно, забившаяся в случайно утеплённый уголок – выходит из убежища в тот момент, когда вернувшиеся хозяева растапливают русскую печь. Вот откуда «тёплый камень»! А не опознать в «дереве и убитой земле» бревенчатые стены и набивной (из грунта) пол избы – это надо умудриться… Никакой «улицы», обнаруженной «внимательными» комментаторами, в тексте нет.
Особенности тараканьей биологи тоже достоверны. Они каннибалы, неприхотливы и выносливы, лишь мороз может их уничтожить гарантированно. Ошпаривание кипятком и помощь мелких птиц, запускаемых в избу для охоты на паразитов (точнее, синантропов-сожителей) – это лишь полумеры. По поводу яиц – самки таскают на брюшке оотеку (капсулу), устойчивую к ядам и холоду. Так что позыв «продолжить род», т. е. вывести очередное поколение (30-40 штук) тараканов – самый что ни на есть реализм. Кстати, сын обнаружил яйца только раздавив Тару, поэтому первая фраза закономерна с местоимением мужского рода, и только последующая уточняет пол «нечисти».
Таким образом, текст всё время организует «рябь» смыслов. Как видно, не все смогли (или захотели напрячься?) её рассмотреть – но это не страшно. Дело в масштабе!
Ах, да. Причём тут Пётр Великий? Да так, знаете ли, для разговора. Просто очень люблю два высказывания реформатора.
Одно выгравирована на перстне: «Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую». Примерно так: «я всегда готов учиться».
Второе обычно цитируют неверно, поэтому даю с источником. Как нельзя лучше подходит к доброй половине комментариев:
…Объявить (…) всем министром, (…) чтоб они всякие дела, о которых советуют [совещаются], записывали, и каждой бы министр своею рукою подписывали, (…) и без того отнюдь никакого дела не определяли, ибо сим всякого дурость явлена будет. (Указ Ближней канцелярии от 7 сент. 1707 г.)
Текст миниатюры «В месяц лютый» (дабы не бегать туда-сюда по ссылкам)
Стужа, наконец, отступила. От камня ощутимо повеяло теплом, иней оставил влажные следы на дереве и убитой земле. Озираясь, Тара перебежала к следующей расщелине. Выжила лишь она.
Всё случилось так быстро! Уцелевших от потоков кипящего ливня пожирали огромные крылатые твари. Чужая стая перехватывала крохи съестного, охотилась на слабых и малых. Погибли многие. Остальные держались, пока не пришёл ужасающий холод. И теперь осталась одна Тара…
Трупы убитых морозом – всё-таки пища. Вода в лужах на стылой глине. Но смутный позыв к деторождению заставил её покинуть убежище.
Неужели никого нет?!
Мелькнула быстрая тень. Тара на миг замерла – и ринулась назад.
Поздно!
Громовой звук удара она уже не услышала.
***
– Слышь, батя! Один-то живой оказался.
– Тьфу, нечисть! Морозили двое суток, ан бегають ишо.
– Гля, никак, она с яйцами была!
– И то. Надоть сызнова синиц в дом пущать, нехай приберут прусаков, каки уцелели.
Автор публикации
Не трогай - не уколешься
