Помню, в детстве папа всегда придумывал разные интересные игры. Но больше всего мне запомнилось, что он научил меня играть в шахматы по своим правилам. Например, король у нас мог неожиданно появиться на любой клетке своей половины поля — ведь на то он и король в своём королевстве, чтоб знать потайные лабиринты и ходы! А пешка один раз в своей жизни могла пойти совершенно в любую сторону и на любое количество клеток, потому что на самом деле пешка — это солдат, а солдат всегда может совершить самый невообразимый подвиг, даже ценой собственной жизни. Именно поэтому после такого хода пешка насовсем удалялась с поля.
Забавно было с ним играть, пусть и нечасто это нам удавалось.
А потом… Потом у папы появилась Другая.
Он уходил к Ней, и с каждым разом всё чаще. Порой надолго, хотя всегда возвращался — с виноватой и грустной улыбкой. Мама плакала по ночам в подушку, ведь ей не хотелось отпускать папу к Другой, но что она могла поделать? Наверное, ничего. А бабушка — бабушка всё больше молчала и тяжело вздыхала, отводя глаза в сторону
А папа снова исчезал. Говорил, что уезжает в командировку в Африку или в Индию. Обещал привезти нам всем сувениры. А когда возвращался, то отшучивался, что на границе все сувениры у него конфисковали пограничники. Мама грустила, тая слёзы. Бабушка запиралась в своей комнате и вязала сотую пару носков, которые всё равно у нас дома никто не носил. Мы с папой садились на кухне, под выцветшим абажуром, доставали старую шахматную доску и расставляли фигуры для очередной партии.
Помню, как из своей последней командировки папа вернулся очень худым и совершенно лысым! Я даже не сразу признала его! А он по обыкновению отшутился, что в Африке — жуткая жара и там все так ходят, и ещё — что он посмотрел фильм «Крепкий орешек» и теперь похож на главного героя, которого играл какой-то там Диллис или Виллис.
Совсем незадолго до того, как папа насовсем ушёл к Другой, он вдруг продал свой любимый мотоцикл, купил билеты на поезд и повёз нас с мамой на Кавказ. Какая там была красота! Горы с заснеженными вершинами, серпантин дороги, причудливые тропические растения, пальмы, цветы, горная река и тёплое прозрачное море! Эту поездку я запомнила на всю жизнь! Папа купил мне бусы из ракушек и серёжки с крохотными аквамаринами.
Странно, что накануне поездки мама с папой очень жарко спорили и даже повышали друг на друга голос, но… не ругались, нет. Они вообще никогда не ругались. Только иногда спорили. Мама в том споре часто повторяла непонятные мне тогда слова «реабилитация» и «химиотерапия», а папа горячо возражал ей, что «все уже не имеет никакого смысла» и «шансы до смешного ничтожны». Странно, всё это выглядело, будто мама не хотела, чтоб мы поехали в эту чудесную поездку! Наверное, она всё ещё надеялась уговорить отца не уходить к той, Другой, и даже ради этого готова была не ехать ни на какой Кавказ. Я бы тоже не поехала, если б знала, что тогда папа не уйдёт!
Но он ушёл.
Я помню последний вечер. Ужин давно закончился, а мы все сидели на кухне и о чём-то болтали. Мама держала отца за руку и не сводила больших глаз с его похудевшего лица. А он то ставил чайник, то подливал нам в кружки заварку, то вспоминал поездку на Кавказ, разглядывая яркие глянцевые фотографии.
Папа извинился перед мамой, что так и не построил для нас дом на обрывистом морском берегу, как они всегда мечтали. А у меня попросил прощения, что они с мамой так и не родили мне братика.
За окном было темно и очень тихо. И ночь была почему-то не чёрная, а тёмно-синяя, как обложка моей любимой книги. Когда глаза мои осоловели, и я начала клевать носом, папа аккуратно поднял меня на руки и отнёс в постель. Наверное, он поцеловал меня в лоб, убрав с него чёлку, или в щёку. Поцеловал на прощание. А утром отец уже ушёл к Ней — к той, которая всё же забрала его навсегда!
Мне тогда было восемь лет.
После его ухода мама долго приходила в себя. Возможно несколько месяцев… возможно и годы, а может и всю свою жизнь. И даже иногда впускала в наш дом других мужчин. Кого-то из них она пускала и в свою постель. Но только не в своё сердце. В нём не было места для кого-то другого. Мама говорила, что её сердце — как трёхкомнатная квартира. В одной комнате живу я, в другой — бабушка, а третья комната — папина. И если зайти в его комнату, то там повсюду развешаны северные фотографии и рисунки углём. Одну стену занимает большой стеллаж с книгами. На другой висят по соседству гитара и ружьё, а посередине комнаты стоит его любимый мотоцикл. В самом дальнем углу, на старом продавленном кресле, оставлена так и недовязанная рыбацкая сеть в мелкую ячейку, а рядом лежат челнок, отполированный отцовской рукой до гладкости, и моток рыжих капроновых ниток. А ещё окно папиной комнаты выходит на запад, и за ним всегда виден красивый закат. Думаю, папе не понравилось бы, если бы кто-то другой появился в этой комнате и всё там переиначил по-своему. Вот и мама была такого же мнения.
Много ли дал мне отец за те восемь лет, что мы были вместе?
Не так и много. Он ушёл слишком рано.
Он не видел меня — нарядную, с бантами — на выпускном в одиннадцатом классе.
Он не поддерживал меня, когда я падала в обморок от недосыпа и нервного истощения, готовясь к очередной сессии.
Его не было на моей свадьбе — если бы у меня была свадьба! Думаю, он сторонился бы шумной толпы гостей, постоянно теребил узел неудобного и непривычного галстука, а потом — пока не видит мама — и вовсе снял бы его, запихав в карман брюк.
Если бы он был рядом все эти без малого двадцать лет после его ухода к Другой, возможно, и моя жизнь сложилась бы иначе.
Возможно, я выбрала бы другой ВУЗ, сделала карьеру.
Возможно, у меня был бы любящий муж, а не только двое деток от разных отцов.
Возможно, всё было бы иначе…
Но сложилось всё так, как сложилось.
Если у мамы сердце — это трёхкомнатная квартира, то у меня —цветущая поляна, на которой нет даже шалаша, только качели да песочница, в которой играют мои детки. Иногда на этой поляне появляется очередной кавалер, который кружит мне голову — такая уж я влюбчивая, а потом вдруг исчезает неизвестно куда. Вот во время двух таких визитов у меня и появились Сашка и Маринка — мои малыши. Думаю, папа был бы рад им, возился бы с ними, любил их — своих внуков.
Но, как я уже сказала, сложилось всё так, как сложилось.
И всё же папа дал мне гораздо больше, чем дают многие отцы своим детям.
Он научил меня играть в шахматы. По своим, когда-то придуманным им правилам. Где король может неожиданно появиться на любой клетке своей половины поля — ведь на то он и король в своём королевстве, чтоб знать потайные лабиринты и ходы! А пешка один раз в своей жизни может пойти совершенно в любую сторону и на любое количество клеток, потому что на самом деле пешка — это солдат, а солдат всегда может совершить самый невообразимый подвиг, даже ценой собственной жизни.
А я теперь учу играть в эту игру своих детей.
Автор публикации
