Я дозвонился-таки на радио, но опоздал. Вместо любимой передачи о компьютерном софте уже начался зеленый сад-огород. От огорчения я извинился на иврите вместо русского. Хорошо, что ведущий оказался тоже из наших, тему подхватил и развил, по ходу переводя для не понимающих.
После самоубийственного удара иранских аятолл в Израиле остались только добровольцы-ликвидаторы. Все прочие получили загранпаспорта и неплохие подъемные. Нет худа без добра, и вместе с исчезновением Ирана закончилась и проблема израильских арабов, а также палестинских беженцев. Ходили слухи о тайных базах самых твердолобых, оставшихся якобы в тоннелях Газы. Египет пустил под Газу морскую воду, и теракты прекратились окончательно.
Мы же, спустившиеся, как нас называют, разъехались по миру. Я уехал в Россию в двадцать лет, после третьего курса Еврейского университета, и хорошо помню холмы Самарии и небоскребы Тель-Авива. Может быть, наши дети смогут туда вернуться. Впрочем, для этого нужно сначала ими обзавестись.
Москвичи нас проклинали и наживались на нас. Цены на недвижимость взлетели до небес и спровоцировали строительный бум в замкадье. Коренные продавали понаехавшим втридорога свое старое жилье в центре. Потом за эти деньги они покупали две-три квартиры в Большой Москве, границы которой приближались к границам Московской области. А наши организовывали строительные кооперативы и строили элитное жилье быстрее и дешевле, чем местные фирмы. Мы применили для этого секретные магические умения и способности. Главные из них – доверие к своим и умение держать слово. Нас обманывали раз за разом, а мы продолжали гнуть свою линию. И нагнули-таки. Переход количества в качество. В Москве прекратились взятки. Оказалось, что легче и приятней вести дела, соблюдая законы писанные и неписанные, опираясь на договора и слово партнёра. С ловкачами и обманщиками всего лишь переставали вести дела, и они сходили с рынка. Так просто.
Когда я организовывал своё дело, школу дизайна, то связался со знакомыми из израильской академии искусств “Бецалель”. Утомленные бессмысленным прожиганием жизни, девушки ухватились с радостью за возможность заняться любимым делом. Я снял для них в аренду круглый, как Колизей, Дом культуры железнодорожников, организовал рекламу, охрану, и – дело закрутилось. Во всех смыслах.
Через год я обнаружил себя владельцем престижной школы и мужем ее директора. То, что начиналось, как обычная интрижка, выросло в большую проблему. Одна из выпускниц “Бецалеля”, на которую я положил глаз, оказалась дочкой большого генерала, с роднёй в половину политической элиты Израиля. Чем нарываться на большие неприятности, проще было сдаться. И я женился, сменив одну проблему на другие, посерьезней. Девушка приобрела статус замужней дамы и избавилась от надоедливой семейной опеки. Родственники со всех сторон вздохнули облегченно и начали готовиться к заботе о будущих внуках. А я приобрел множество ненужных мне связей, громадный дом с парком – свадебный подарок, и хроническую головную боль.
Молодая жена меня не любила. Я нужен был ей, как очередная ступень в биографии. Взойдя на нее (на меня, то есть), она потеряла ко мне всякий интерес. Я оставался ей необходим только, как биологический отец ее ребенка. У нас, у евреев, с этим строго, и официальные тесты ДНК давно заменили показ гостям окровавленной простыни. Ложилась со мной в постель супруга по расписанию, составленному лучшими врачами и утвержденному главным раввинатом. А также – в длинной рубашке, согласно предписаниям иудаизма. Записи с камер наблюдения в спальне заверялись и отправлялись на хранение. В случае необходимости два свидетеля могли просмотреть это домашнее порно и засвидетельствовать кошерность зачатия наследника. Вот тогда-то у меня возникло отвращение к официальному иудаизму и хроническая мигрень. В качестве мелкой мести я вымарал из текста имя мой бывшей, пусть останется просто женой, анонимной.
Кавказцы к нам не совались, местные тоже. Достаточно оказалось маленькой аббревиатуры в нижнем углу вывески и на рекламных растяжках. Несколько букв на иврите лишили интереса к нам все криминальные структуры. Слишком большое уважение вызывал в Москве Моссад. Смерти всех причастных к ядерной программе Ирана заставили прикусить языки даже ярых антисемитов. Злословить о евреях стало попросту небезопасно. Пришлось переключиться на проблемы с погодой. Тем более, что проблем этих хватало.
Ядерные взрывы на Ближнем Востоке послужили спусковым крючком к самоубийству погоды. Климат во всем мире сошел с ума. В Москве годовой уровень осадков составлял пять миллиметров, а Украину заливало – триста тридцать дождливых дней в году. Самым неприятным стало быстрое таяние полярных льдов и подъём уровня мирового океана. Все финансово состоятельные страны строили себе новые национальные очаги в арендованных горах. Сперва разобрали Альпы и Кавказ, а теперь уже добрались и до Востока. Голландия с Бенилюксом скупили Тибет, а Великобритания – Гималаи. Строили широко, с размахом, и престиж инженеров-строителей взлетел до небес.
Но и в горах, и на равнинах людям нужно что-то есть. И тут израильский кибуц Мааган Михаэль приобрел посмертно мировую славу. Владельцы завода, производившего оборудование для капельного орошения, объявили об отказе от всех коммерческих патентов. Специалисты, работавшие когда-то в кибуце, организовали похожие производства во всех странах мира. А израильские фермеры скупали за бесценок бесплодные иссохшие земли и выращивали на них фантастические урожаи. Они нагло богатели, но зато кормили по приемлемым ценам полмира.
На их фоне мои финансовые успехи выглядели очень скромно. А, главное, у меня не было перспектив расширения. Хорошие преподаватели – товар штучный, а мне неоткуда восполнять их естественную убыль. Одной надоело, другая устала, третья разочаровалась, четвёртая женилась, пятая замуж вышла, шестая родила. Работать не желают, а принудить к чему-то израильтянку, даже бывшую, невозможно. Пришлось вместо расширения сокращаться. Я махнул на всё рукой. Оставил в директорском кресле мою бывшую, со взором горящим и кучей дурацких идей, и отошел от дел. Так совпало, что я в то время заболел христианством.
Родители не смогли понять и принять мой выбор. Изменить вере отцов в их глазах было смертным грехом, намного более серьезным, чем перемена пола, к примеру. Может быть, это ускорило их уход. Мы ведь все хорошо хватанули радиации, и медицина мало что могла тут сделать. Мерзко ощущать свой грех перед родителями, тем более что нет никакой возможности оправдаться, загладить вину. Не все способна исправить молитва, даже самая искренняя.
Голос в телефоне отдавался эхом снаружи. Я выглянул вниз с балкона. Так и есть – передачу о клумбах снимали у нас во дворе. Не иначе, домовой комитет дал взятку телевизионщикам. Третью за год передачу снимают. У нас во дворе соорудили уже альпийскую горку, японский сад камней и мини гольф-клуб. Все на капельном орошении, с натуральной травкой. Также есть пруд с утками, но это стандартный элемент городского ландшафта.
Когда высохла Москва-река и исчезли Чистые пруды, московское правительство понастроило таких искусственных водоемов с избытком. Голограмма воды и уток, а на островке посередине – мощный кондиционер и увлажнитель воздуха. В жаркий зимний денек приятно посидеть на берегу в тени под пальмой, насладиться прохладой. В здании, конечно, центральное кондиционирование, но разве может оно сравниться с натуральным ветерком?
Чем дальше мы от природы, тем больше ценим ее. Год за годом поднимают налоги на домашних животных, а все равно находятся фанатики, разводящие их. Удовольствие дорогое, мне не по карману. Содержание живой собаки обходится в половину израильской ренты, а ведь надо еще на что-то жить. А искусственных заводить противно, потому что помню наших собак и кота в тель-авивской квартире.
Конечно, с собой мы их не взяли. Эвакуировали нас спешно, самолетами, с одной сумкой ручной клади на человека. Некоторые пытались провезти с собой контрабандно домашних любимцев. Я видел несколько таких. С ними не церемонились, просто высаживали из самолета, в круглосуточный радиоактивный туман взлетного поля. Ни у кого не было на них ни сил, ни времени. Конвейер спасения работал, как часы, и между взлетающими самолетами почти не оставалось промежутков.
Мама все время плакала, а отец молчал, подперев голову руками. Он был хороший компьютерщик, выполнял заказы министерства обороны. Наверняка мог бы задействовать свои связи с армией, но такое не пришло ему в голову. Когда я работал проповедником, образ отца помогал мне описывать праведников.
Боковым зрением я увидел чью-то тень. Интересно, я ведь живу один, и красть у меня нечего. Не опуская руки с прижатым к уху телефоном, я шагнул с балкона в квартиру. Так и есть, женский силуэт мелькнул уже на кухне. Теперь я успел разглядеть ее. Форменный синий халат уборщицы, до неприличия короткий. Длинные ноги, длинная труба пылесоса в руках. Длинные распущенные тёмные волосы, локонами до плеч – это у уборщицы-то, во время работы? Я сообщаю девушке, какой она аппетитный кусочек. Ведущий интересуется, кем я так восхищаюсь, и я отправляю ему, а также – всем зрителям, картинку с камеры телефона. Радио сохранило только название, а по сути это то же телевидение, только без 5-джи. Ведущему явно завидно, и он отключается, пожелав мне удачи в уходе за моим личным садом.
Когда я вхожу на кухню, девушка представляется. Оля, киборг, штатный уборщик здания. В этом месяце у меня образовалась экономия электричества и воды, и в качестве поощрения домовой совет премировал меня бесплатной уборкой квартиры.
У Оли концы с концами не сходятся. Столь провокативный вид бывает только у Гейши или Защитника, при исполнении ими профессиональных обязанностей. Но гейше западло взять в руки пылесос. Значит, Защитник, стоящий бешеных денег, какие домовому комитету и не снились. Я упорно смотрю на ее халат, и, подчиняясь моему желанию, он бледнеет до полной прозрачности. Бельё на ней, конечно же, кружевное и чёрное. Девушка мило краснеет и добавляет, потупившись:
— В мои настройки входит желание и умение удовлетворить все желания хозяина квартиры…
— Интерфейс – Пи Си, роль – Собеседник, — командую я.
Кое-чему я успел у отца научиться. На месте девушки появляется лэптоп на столике с колесиками, и голос из встроенных динамиков сообщает:
— В данной конфигурации роль собеседника недоступна. Возможен только интерфейс Отца. Подумав секунду, я соглашаюсь:
— Интерфейс – Отец!
И вот он передо мной, такой, каким я запомнил его в последний год нашей совместной жизни. С мешками под глазами, модной щетиной вместо бороды и с обязательной трубкой. Оммаж Хемингуэю. Отец и умер так же, добровольно, избавив себя и родных от ненужных страданий. Похороны были символическими, тело разобрали на органы.
— Здравствуй, сын!
— Привет, отец. Твоя шутка с уборщицей?
— Это не мой уровень, так, баловство. Я дополнил возможности стандартного Защитника некоторыми специальными функциями. Никому ведь не станет хуже от чистоты в твоем доме?
— И от очищения моего организма от лишних гормонов – тоже. Скажи, папа, сколько еще ты собираешься меня опекать? Мне, между прочим, уже тридцать лет!
— Только тридцать. Можешь, по русской традиции, еще три года бездельничать.
— Да я… Да ты… Да у меня, знаешь, какой рейтинг на Спас-тв?
— Твою карьеру телепроповедника я не могу назвать настоящим делом. Если бы не мои накрутки счетчика просмотров, тебя поперли бы оттуда давно. Впрочем, ты, наверное, и сам об этом догадывался, не дурак же.
Да, я догадывался. Меня погубило расписание передач. Как оказалось, я не могу испытывать религиозный экстаз регулярно, на еженедельной основе. Новизна ушла, кончился драйв. Остались сомнения, неуверенность и чувство долга. Взялся за гуж…
Мне расхотелось спорить. Я присел к столу, выпил воды из кухонного автомата. Посмотрел, как обнуляется счетчик. Да, так можно экономить и зарабатывать призы.
— А что ты называешь делом, отец? Ты ведь никогда не говорил мне, какой карьеры мне желаешь?
— Когда надоест объедать и обпивать москвичей, можешь вернуться обратно в Израиль.
— Что, в ликвидаторы податься? Бродить по руинам с опрыскивателем?
— Не обязательно в ликвидаторы. Там и без тебя добровольцев хватает. Пламенные христиане со всего мира в очереди стоят. А вот голова твоя светлая нам нужна. Университет, который ты бросил, продолжает работать, только глубоко под землей. Не только террористы умели копать тоннели.
— Погоди, кому это – нам? Разве ты – не запись, оставленная любящим отцом недотепе-сыну?
— Не только послание, но и программа связи c подпольем. Когда созреешь и решишь заняться настоящим делом, позови меня. Билеты и визы я тебе обеспечу, а дальше – сам, по обстановке. Помни про Родину-мать. Удачи, сын!
Он отключился. Девица-красавица в кружевном белье и с пылесосом стояла передо мной навытяжку, ожидая распоряжений. Я буркнул ей:
— Продолжить уборку!
Защитница послушно включила пылесос, а я задумался. Страшно захотелось бросить надоевшую столичную суету, погоню за удовольствиями, знакомства, связи. Клубы, приятели, подруги, стареющие с каждым годом, пигалицы, пытающиеся занять их места, ничего собой не представляя, честолюбивые юноши из провинции, готовые за одно только знакомство с тобой буквально на все. Постылые проповеди, постылая жизнь.
Поманило, замаячило впереди настоящее дело. Вот чему можно отдаться полностью, без остатка. На алтарь Отчизны – вспомнил я избитый штамп. Вот он, алтарь, в дверях мелькает, соблазняет, ждет команды. А, поди оно все к черту! Я крикнул:
— Отец, я согласен! Оформляй визу!
Грянула в уши Атиква, гимн Израиля. Исчезли стены квартиры. Запахло фалафелем. В свете софитов ухмыляющийся ведущий напялил мне на шею венок с надписью “Розыгрыш года”. Аплодисменты из мониторов оглушали. Я оглядывался, понимая уже, во что влип.
Модное телешоу резвилось вокруг, сверкая девушками и рекламой. Да, это была моя минута славы. Я стоял, раздетый морально донага умелыми сценаристами и режиссерами перед всей необъятной страной и наблюдал отстраненно на экранах свою растерянную физиономию. Доброволец хренов.
Розыгрыш, да. Что чувствует морская свинка, распятая на лабораторном столе, под ножом вивисектора? Никого это не волнует, главное, чтобы получилось красивая картинка.
Я криво улыбнулся и шагнул навстречу ведущему, широко разводя руки, как для объятий. Он почувствовал что-то неладное, но было уже поздно. Шансов у него не было. Не зря же меня с пяти лет обучали “крав мага”. И за трансляцию я не беспокоился, телеканалы еще драться будут за эту запись.
Я ударил, и добавил еще, вкладывая в удары всю горечь обманутого шута. Задержался перед броском, удерживая на бедре хрипящего красавца. Картинка получилась эффектной, как и бросок. Ведущему, должно быть, очень больно, но кому это, кроме него, интересно? Шоу должно продолжаться. Я поднял обе руки, и мониторы взорвались овациями.
Краем глаза замечаю вспышки выстрелов. Разворачиваюсь, понимая уже, что опоздал. Пули рвут грудь, пока что без боли. Стоя в позе ковбоя, спецназовец в черно-белой куфии-арафатке расстреливает меня с двух рук, как в тире.
А, привет, батальон Фаластын! Не зря же вас мэрия Москвы нанимала? Ирония судьбы: погибнуть еврею от пули араба на доисторической родине. А хороши же у нас сценаристы! Так вскоре и Голливуд перегоним…