Скверный-Скверный мир
Место действия Королевство Новак, время правления Эрайдо ван Номред.
Незадолго до исчезновения звезд.
Умара одолевали сомнения, страх поселился в его поджилках. «Храбрый Умар», – венчали его сослуживцы. «Бесстрашный пёс», – говорили другие. Как будто бы страх выбирает, кем овладеть, а кого оставить. Умар думал, что люди порой забывают, что все боятся по-своему, просто кто-то стоит в ступоре перед предметом страха, а кто-то пытается справиться с ним, чтобы больше не бояться. Люди смешаны из разного вида дерьма, в том числе и из страха. Что насчет сомнений? Если страх можно превозмочь, то с сомнениями это просто невозможно. Капитан гарнизона Клич как-то перед битвой подбадривал его, сказав, что сомнения – вещь положительная. Нужно всегда ставить все слова и поступки под сомнения, так мы ищем истину.
Коридор был темный и простой, как пещера, не было ни картин, ни окон, только несколько канделябров отдавали волнующим светом. Этот вид напомнил Умару приют, в котором он вырос. От воспоминаний о годах нищеты и голода, борьбе за каждый кусочек хлеба, его живот непроизвольно заурчал.
Большеглазая девочка одетая в котту, что встретила его у входа, привела к темной двери и встала рядом, кивая на нее. Двумя пальцами Умар достал из мундира медную монету, глупо улыбнулся и протянул ей. Девочка схватила монету и снова кивнула на дверь, будто бы говоря: «Иди уже скорее».
Комната представляла собой кабинет какого-то банкира или, скорее, библиотекаря: полки полные книгами и свертками свитков, стопки пыльных бумаг на табуретках, а в центре, за массивным столом из дубового дерева восседал лысый старик, за спиной которого было единственное, большое окно очерчивая силуэт мужчины, чья тень ложилась до самой двери. В этом месте и не требовалось много света, поскольку его хозяин был слеп. Он просто сидел, сложив руки в замок, направив лицо на стол. Услышав, что дверь открылась, он медленно поднял голову в сторону гостя. Умар подошел ближе, его глаза постепенно привыкли к темноте, и он дрогнул, увидев изуродованное лицо старика, покрытое шрамами ожога; зажило так, будто его лицо, слой за слоем обтянули куриной кожей, вместо носа были две маленькие дырочки, а пустые глазницы казались бездонными колодцами из которого на тебя смотрит демон.
– Прошу, не стесняйтесь, – хрипло пригласил старик, – присаживайтесь напротив.
– Здравствуйте, ваша светлость, – Умар подошел ближе, сделал полупоклон, поймав себя на мысли, что старик этого все равно не увидит. Он медленно и осторожно приземлился на стул, так же осторожно подвинулся к столу, блеснули голубые, влажные глаза Умара, свет упал на его загоревшее от солнца лицо, еще молодые морщины и родинку у уголка губ. Атмосфера была такой, как будто сделай что-нибудь неосторожно, и ты будешь мертв в одно мгновенье.
– Не нужно титулов, я давно отказался от этого, – хозяин за столом грустно улыбнулся. Если это можно было назвать улыбкой, когда все лицо один сплошной шрам – сморщивается и странно двигается.
– Тогда как мне к вам обращаться?
– Просто Ландфил.
– Хорошо, сэр Ландфил, меня зовут.
– Чш-ш, – старик поднял ладонь, останавливая гостя, – не нужно представляться. Это лишнее, – с минуту они сидели в неловком молчании. Старик ничего не говорил, а Умар просто не знал, с чего начать.
– Чего ты хочешь? – спросил Ландфил
Парень прокашлялся, прочистил горло.
– С детства я прошел через многое, выбрался из самых низов, через кровь и пот, и убийства дослужился до сержанта. Моего жалованья порой не хватает, чтобы ни в чем себе не отказывать. У меня есть любовь, хорошая и красивая девушка. Но… – старик молчал, внимательно слушая, – но с самого детства и по сей день у меня есть желание, которое, наверное, без вашей помощи не осуществить. Я вырос в приюте, в голоде и нищете. Каждый день я молился и ждал, что мои родители придут за мной, что однажды они вытащат меня из канавы, но этого так и не случилось. Теперь у меня есть возлюбленная, я созрел, чтобы создать собственную семью, но как еще подняться простолюдину до уровня знати? Я хочу разбогатеть! – Умар возбужденно стукнул кулаком по колену, – я хочу, чтобы у меня было все, что есть у них, и чтобы моя Линда ни в чем не нуждалась!
– Хорошо, – коротко ответил Ландфил, поднял ладони, закрыл ими уши и пригнулся. В кабинете вдруг стало жарко, – я слышу, что у тебя есть шанс, – сказал старик.
Умар всхлипнул от радости, заулыбался.
– Шанс? Какой шанс?
Старик снова прикрыл уши, покивал головой мыча басом, потом вернул руки на стол, направил лицо на гостя, будто готовился сказать что-то неприятное.
– Ты ведь знаешь, чтобы получить свое, нужно выполнить условие?
– У меня есть некоторые сбережения, я могу заплатить!
– Не я ставлю цену, – старик прокашлялся, – голоса назвали условие, готов ли ты выполнить это ради своей цели?
– Я готов на все, чтобы наконец стать богатым и достойным представителем общества. Когда же я наконец пройдусь по алее славы с гордо поднятой головой?
– Ты должен убить женщину.
Умар сморщился, улыбка исчезла с лица, будто его обозвали самым непристойным словом в мире.
– Убить человека? – старик кивнул, – но кого именно?
– Ты сам должен выбрать кого, и когда, и как. Я лишь назвал, что нужно сделать.
– Я-я… Я ни за что этого не сделаю! – повысил тон парень и встал из-за стола, – это оскорбительно, возмутительно! Сэр, вы прямо говорите мне о преступлении, об убийстве!
Старик хрипло хихикнул.
– У каждого желания своя цена. Чем значимее для вас желание, тем сложнее будут условия.
– Что-же за адские демоны шепчут вам об этом?
– Не знаю, – Ландфил и правда не знал. Еще будучи ребенком, он оказался в страшном пожаре, в котором его объятое пламенем тело горело, кровь в жилах кипела, а ногти и глаза плавились. Никто не верил, что он выживет, он бы и сам не поверил в это, если бы видел себя со стороны. Голова трещала от собственного вопля, криков семьи и прислуги – весь мир вдруг затих. В годы реабилитации, он слышал лишь звенящий свист в голове, а позже, когда слух стал восстанавливаться, появились странные, неразборчивые шепоты. Он решил, что эти голоса сохранили ему жизнь, но позже они стали сводить с ума, отравляя еще больше все дальнейшее, мучительное существование, пока однажды он не решил разобраться в том, что они значат. Ландфил начал запоминать каждое слово, каждый тон этих шепотов, как будто учил язык дикарей. Когда слова стали более-менее разборчивыми, он начал говорить с ними, и в тот момент понял значимость этого дара. Или проклятия.
– Я ни за что не стану убивать невинного человека ради своих целей.
– Как скажешь, – устало произнес старик, – эта привычка есть только у правителей.
***
Молодые люди стояли в тени трехэтажного, каменного дома почти в центре города Аркан. Котлер осмотрелся и заметил, как немногочисленные прохожие обходят этот дом стороной и косо взирают на них.
– Это здесь? – дрожащим голосом спросил Котлер, с толикой надежды на то, что они ошиблись местом.
– Да, здесь, – ответил Чатлер, развеяв надежду.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
День был солнечный, цвела весна, но вокруг этого дома расстилалась тень. В размерах он был как три дома Котлера вместе взятых, однако без прикрас; стены простые, без выгравированных фигур, узоров, даже без цветов на подоконниках. Просто темные, сырые стены и окна, что в целом напоминает больше коробку, чем чье-то жилье.
– Дом графа Ландфила, – подчеркнул Чатлер.
– Он правда сгорел дотла?
Друг утвердительно кивнул.
– В Великом голодном восстании, мятежники спалили дом вместе со всеми, кто был внутри. На тот момент Сэр Ландфил был еще ребенком, говорят его тело сгорело до углей, и только боги знают, как он выжил, – Котлер издал нервный, писклявый смешок, озирая массивные стены, – позже мятеж подавили, дом восстановили, а граф Ландфил отдал почти все свое состояние в казну и навсегда отрекся от дворянских титулов.
Чатлер медленно и неуверенно поднялся по ступеням и постучал, напоследок обернулся на друга, тот косо посмотрел в ответ. Глухой звук эхом раздался изнутри, будто кроме пустых стен там больше ничего не было. Позже послышались торопливые шажки, замок отворился и в проем высунулась маленькая голова девочки, с волосами цвета грязи. Чатлер посмотрел на друга.
– Ну-же, иди.
Котлер вздрогнул, будто проснулся, снял кепку, поднялся по лестнице, девочка открыла дверь впуская гостей. Котлер вошел, обернулся, но друг остался снаружи.
– Ты не пойдешь?
– Ну, я, пожалуй, здесь подожду, – махнул он рукой с глупой улыбкой на лице.
– Скотина, – едва слышно, сквозь стиснутые зубы и натянутую улыбку прошипел Котлер.
Он нервно мял кепку из овечьей шерсти, взирая в темные углы кабинета и темные глазницы старика. При виде его изувеченного лица, Котлер почувствовал жалость, но в то же время и облегчение за себя, что он, по крайней мере, здоров.
Шелковый хук на старике блестел под лучами солнца. Котлер посмотрел на свою одежду: серая от грязи рубаха, которую еще носил его отец, сшитый жакет, залатанный в трех местах, подаренный матерью на день рождения пять лет назад, и мешковатые брюки с маленькими дырками. Он был обычным сыном фермера, простым парнем с амбициями соответствующие фермеру, с желаниями, не превышающие его касту, поэтому, сам до конца не понимал, что здесь делает.
– Слышал, вы помогаете людям? – взволнованно спросил Котлер.
– Я не делаю ничего, кроме как говорю людям, что делать им.
– Но это же можно назвать помощью?
– Зависит от того, как посмотреть на проблему. Какая проблема у тебя? – Котлер положил кепку на колено, бережно погладил, выровняв мятые части.
– По соседству с нашей фермой располагается еще одна ферма дядюшки Пори, у него есть дочурка, с которой мы с самого детства дружим. Я был всегда рядом, когда ей было плохо, она была всегда рядом, когда было плохо мне. Я делился с нею радостью, когда был счастлив, как и она со мной. Но недавно, она поделилась радостью, которая сделала меня несчастным. Она рассказала, как ей сделал предложение какой-то вояка, имени уже не помню. В общем, я так и не признался ей в любви. Зачем ей вояка, который в любой момент может отправится в поход и погибнуть? Ей богу, не понимаю этих девиц. Я влюблен в нее всем сердцем и хочу, чтобы она чувствовала то же самое.
– Ты хочешь, чтобы девушка стала твоей?
Котлер поднял жалостливые глаза.
– Да, – ответил парень.
Ландфил поднял ладони и прислонил к ушам, в комнате моментально потеплело, воздух потяжелел, дышать стало трудно. Губы старика что-то шептали, он водил головой из стороны в сторону, будто пытался сконцентрироваться то на одном голосе, то на другом. Минуту спустя он отнял ладони от ушей, в комнате ощутимо стало прохладнее, вернул руки на стол.
– Ты должен ограбить странствующего торговца и выкинуть награбленное, ничего не оставив себе.
– Что значит выкинуть награбленное?
Старик устало выдохнул.
– Это значит то, что значит. Если ты это сделаешь, девушка вернется к тебе и больше никогда не покинет.
После этих слов, Котлер мечтательно поглядел в окно, заулыбался.
– Где и когда мне это сделать?
– Тебе решать. Я говорю только то, что нужно сделать. Не более.
– Хорошо, я вас понял, сэр, – он встал из-за стола, благодарно кивая и кланяясь, будто все его проблемы уже решены. Котлер выскочил за дверь, оставив ее открытой.
Минутой позже вошла девочка, подошла к полкам, взяла одну из книг, уселась напротив Ландфила, закинув ноги на стол, открыла книгу на одной из страниц и прошлась глазами. Услышав шелест страниц, старик улыбнулся. Это единственное, что радовало его в последние годы, когда она приходит и читает для него. Он вспомнил первые дни, когда девочка даже не умела читать; она описывала, как выглядит буква, а он по памяти, говорил, как она звучит. Теперь она читала вполне неплохо, и он планировал научить ее другим языкам.
Несколько лет назад, глубокой ночью, Ландфил услышал какие-то шаги и решил, что грабители проникли в дом. Старик выбрался из постели и побрел по коридорам в сторону кухни, откуда издавался шорох. Он не испытывал ни страха, ни храбрости, скорее, был бы рад, если грабители вдруг заметят его, достанут кинжал и прикончат, закончив его бессмысленное существование. Но этим грабителем оказалась маленькая девочка в мешке вместо одежды. Увидев старика, она не испугалась, не зарыдала, а только жадно хрустела высохшим хлебом и глядела на него своими большими глазами, отражавшие лунный свет из окна. С тех пор девочка осталась с ним и, кое как, ухаживала, взамен получив крышу над головой, пищу и образование.
– Сегодня я ходила на рынок, люди косо смотрят на меня и шепчутся за спиной. Иногда я слышу, как некоторые шутят и смеются над тобой, но, если они смеются, то почему всегда что-то хотят от тебя? Разве ты можешь им что-то дать? – тонким голоском спросила она. Ландфил откинулся на кресле, сложил руки в замок за головой приняв позу поудобнее.
– Некоторые смеются надо мной, некоторые боятся меня, потому что я не похож на них, я другой, – он обвел языком зубы, уголки его изувеченной кожи зашевелились, – я же смеюсь над ними потому, что они все одинаковые.
– Мне тоже смеяться над ними?
– Если тебе смешно.
– А если они видят во мне только плохое? Если постоянно будут оскорблять?
– Если тебя ругает чужой человек, то прислушайся, потому что это может быть правдой. Замечай в чужих словах истину, поскольку истина, как изумруд, который можно найти даже в зерне, что мелет женщина. Но остерегайся похвалы; тщеславие склонно губить достойных, и не злись на дорогих тебе людей, когда те критикуют в глаза, поскольку такие не совершат подлости. Пользуйся их оскорблениями и насмешками; обычно они указывают на слабые места.
– Как критикуешь ты, когда я плохо читаю?
Ландфил улыбнулся шире, оскалив зубы, и кивнул.
– Именно. А теперь почитай мне.
***
Умар нервно бродил по грязным улицам торгового района. Он не знал зачем пришел сюда, постоянно злясь на старика за то, какое зловещее задание тот ему поручил. Да даже если сейчас его отправят на войну с чертовыми дикарями, он уверен, что и пальцем не тронет мирных жителей. Вдруг, он поймал себя на мысли, что стоит перед прилавком шелковой одежды; по бокам висели красивейшие платья из шелка, похоже, из самого королевства Роюм. Он уже бывал тут и даже мечтал однажды подарить такое своей возлюбленной. Он бросил руку в карман и ощутил почти пустой кошель с монетами, тут же разозлился на себя и побрел дальше, сквозь толпу.
Время подходило к вечеру, живот заурчал, напоминая о еде. Умар купил буханку свежего хлеба, заметил рыбный прилавок, за которым спиной к нему стоял упитанных форм человек в фартуке.
– Извините, господин, – окликнул он продавца. Массивное тело обернулось, и он понял, что наделал. Это была женщина с замотанными в тряпку волосами и закатанными рукавами, лицо ее было покрыто сыпью, среди которой возвышались две противные бородавки на носу и на подбородке.
– Ох, простите, госпожа, – сразу поправился сержант. Та прочистила горло, скорчив недовольную гримасу, харкнула прямо на сапог Умара. Он посмотрел на недавно полученные военные сапоги, на которых вместе с грязью блестел зеленоватый плевок и мгновенно разозлился.
– Так и будешь молчать, соплежуй? – рявкнула торговка, Умар медленно поднял глаза полные ярости.
– Да как ты смеешь, где твои манеры?
– А где твои манеры, говнюк? «Почитай старших и почитай женщин», разве не этому учит ваша великая Лея? Тебе родители об этом не рассказывали? – скорчила рожу торговка.
В глазах Умара промелькнули годы, которые он провел в приюте, через какие пытки жизни прошел, какие трудности преодолел, ярость в груди закипала.
– Сколько стоит тунец?
– Три серебра.
– Что?! Ты где такие цены видела, старуха?
– Если не собираешься покупать, то проваливай, – махнула она рукой, отгоняя его, как какого-то сорванца. Умар сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, развернулся и ушел.
***
Чатлер напевал старую песенку, пока они шли с Котлером по дороге, проложенной через луга за городом. Дорога вдруг завибрировала, парни остановились, обменялись взглядами. Вибрация усиливалась, позади доносился шум копыт. Снизу, за долиной, заблестели силуэты рыцарей, в чьих доспехах отражалось солнце.
Парни отошли в сторону, Чатлер восхищённо улыбался, глядя на них.
– Королевская стража, – прокомментировал он. Мимо них пронеслась королевская гвардия на конях, в блестящих, новых доспехах, освобождая путь, а следом ехало несколько карет, поднимая пыль, – неужто сам король Эрайдо ван Номред с королевой Элизой?
– Не знаю.
Кареты спешно пронеслись мимо. Во второй карете, рядом с возчиком сидел мальчик и угрюмо смотрел на них.
– Это принц Класиус? – спросил Чатлер.
– Все еще не знаю.
– Кто-же, если не они? Я слышал, в Иттане, что в королевстве Роюм, какой-то праздник. Может они туда едут?
– Наверное, – Котлер откашлялся из-за поднятой пыли, и они двинулись дальше.
– Видел королевскую стражу? Такие грозные, отважные, – восхищался друг, Котлер лишь безразлично покачал головой, – хотел бы я служить вместе с ними. Что с тобой?
– Ничего.
С минуту они шли молча.
– Точно, прости. Я забыл, что она ушла к военному.
– Угу.
– Но ты ведь вернешь ее? Что сказал тебе старик?
– Сказал, что я должен обокрасть торговца и выкинуть куда-нибудь награбленное.
– А если оставить награбленное себе?
– Как я понял, тогда чары не сработают.
Чатлер хмыкнул.
– А ты точно сможешь это сделать?
– Ради нее я на все готов.
– Если тебя поймают то…
– Повесят, – закончил Котлер, – знаю.
– Раз знаешь, то подумай как следует.
– Думаю сделать это завтра, в таверне Святой Харек, что находится вблизи ворот города. Там обычно останавливаются странствующие торговцы, которые спешат отдохнуть после долгого пути.
– Вижу, ты уже все обдумал. Но уверен ли ты, что, выполнив его условие, то действительно получишь свое?
– Не уверен, – вымолвил он тихо под нос. Более чем, он с детства не верил в магию, некромантию и прочую чепуху и считал, что это все спектакль с самого начала. И все-же он исполнит задание. По всей видимости, чем значимее человеку желание, тем меньше он способен критически мыслить.
***
Время близилось к ночи, улицы почти опустели. Умар скрывался в тени переулка, часто поглядывая на женщину за рыбным прилавком. После него, эта остервенелая, недотраханное существо отлупила ребятишек, которые всего лишь резвились рядом, покрыла сквернословием некоторых клиентов и, ничего не продав, стала собирать свой вонючий товар в телегу. Она прошла мимо центральной торговой улицы, вышла на площадь, прошла мимо фонтана мучеников, вокруг которого красовались мраморные статуи погибших людей. Во время великого голодного восстания, как его любит называть народ, сюда привели сотни заложников: банкиров, успешных торговцев, клириков, сборщиков налогов, глав администраций и их помощников, некоторых аристократичных кровей, кто не успел бежать, и даже их детей. Мятежники собрали жертв спиной вокруг фонтана, в котором находились особо озлобленные мстители, шли по кругу и резали всем горло, аккуратно складывая в круг, головой в фонтан. Процесс повторялся невесть сколько раз, пока тела не сложились в многослойное кольцо.
Теперь этот фонтан называют фонтаном мучеников и вокруг громоздятся статуи особо важных людей, погибших в тот день. Для остальных жертв за лавочками, в сквере, поставили мемориал и высекли их имена. В голову закрались мысли, что же он делает? Что, если старик обыкновенный шарлатан? Ведь нет никаких гарантий, он следует лишь словам старика, какая глупость. Но в нем есть что-то ощутимое, что невозможно игнорировать, когда сидишь напротив в кабинете. Что-то вдруг блеснуло из фонтана прямо перед глазами, он закатал рукав, потянулся в воду и достал монету.
– Золотая! – Выдавил он округленными глазами. Кто в здравом уме бросит золотую монету в фонтан? Здесь никогда даже серебряных не валялось. Это наверняка магия, чары старика дают аванс. К тому-же, если бы он был мошенником, то о нем не говорил народ.
Торговка прошла дальше, Умар пошел следом, косо взглянув на статую женщины, чье лицо было искривлено, изображая рыдание. На миг он испытал чувство жалости, но взяв себя в руки, поспешил дальше.
Торговка свернула в переулок, прошла мимо домов среднего класса и выбралась в неблагополучный район, называемый Хлебный, из-за его ироничного положения; здесь жили в основном сельскохозяйственные трудяги, но основная их часть голодала.
Она дошла до старенького, темного от пыли дома, стены и крыши которого были покрыты потеками сырости. Женщина оставила телегу у входа, открыла дверь, после чего затащила мешки с оставшимся товаром внутрь.
***
– Хорошо, я сделаю это, – нервно вымолвил Умар.
– И ты пришел, в столь поздний час, чтобы сказать мне об этом? – ответил Ландфил, стоя в халате в пустом коридоре. Из кухни доносился звон посуды, похоже, они только что поужинали с девочкой.
– А разве не нужно мое подтверждение, чтобы чары сработали?
– Нет.
– Я вас понял, ваша светлость.
Лицо старика скривилось.
– Да, точно, без титулов, прошу простить. Армейское воспитание, сами понимаете, – Умар медленно опустился на одну ступень, но уходить не торопился, словно ища поддержки, – эта женщина плохой человек, она настоящее проявление скверны. Я ведь не стану плохим человеком, если убью ее?
Ландфил протяжно выдохнул и усталым тоном, будто говорил с ребенком, ответил:
– Короли убивают тысячами и остаются королями. Ты лучше других знаешь, что уже принял решение и от моего ответа ничего не изменится, – старик развернулся, ощупывая стену и скрылся в мраке коридора, оставив парня наедине со своими мыслями.
Когда Умар вернулся в дом, Линда встретила его теплыми объятиями и поцелуями, он ответил тем же.
– Прости, сегодня я купил только хлеб, на рыбу не хватило, – светловолосая девушка только улыбнулась.
– Ничего, я приготовила нам похлебку.
Умар грустно улыбнулся, кивнул и прошел за стол
– Ты что, не поела?
– Как я могла сделать это без тебя?
Несколько минут они сидели в молчании, довольствуясь ужином.
Умар поднял глаза на Линду: золотистые волосы на гладких плечах, тонкие и изящные руки. Он ее безусловно любил и хотел только лучшего.
– Ты никогда раньше не думала, что заслуживаешь большего?
– В каком смысле?
– Например, носить дорогие и модные одежды, ходить на балы, выбиться в знатные люди?
Она рассмеялась, в уголках глаз показались немногочисленные морщинки, придавая улыбке доброту.
– И кем я, по-твоему, буду выглядеть среди них?
– Ты наверняка сольешься с ними, станешь равной.
– Глупости, – хихикнула Линда, – они никогда не примут простолюдина в своих рядах.
– У них не будет выбора. Титулы сейчас покупаются за деньги, а все остальное зависит от нас.
– Да, но ты не заставишь аристократов смотреть на тебя, как на себе равного. Не только деньги делают знать знатью, но и воспитание, окружение в котором они растут, и амбиции. Голубая кровь, понимаешь?
– Есть люди, которые пробились в их ряды непосильным трудом.
– И наверняка их не принимают всерьез.
Умар сжал ложку в кулаке, повысил тон.
– Хочешь сказать, что все простолюдины обречены быть низшим сортом людей?
Линда странно посмотрела в ответ, улыбка сошла с лица.
– Прости, я не хотела тебя разозлить. Просто…
– Это глупо, да? – перебил ее, – Глупо надеяться на лучшее?
– Нет, надеяться на лучшее не глупо, но то, о чем ты говоришь выглядит, скорее, как мечта.
Умар закивал головой, будто понял ход ее мыслей, но принимать не стал. Вернулся к похлебке спешно поедая, чтобы скорее закончить с ужином.
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – тихо вымолвил он.
– Но разве нельзя быть счастливыми уже? Разве нужно обязательно что-то сделать, чтобы быть счастливыми?
– Для меня да.
Брови девушки приподнялись, она грустно посмотрела на парня.
– Я всего лишь дочь обычного простолюдина и была счастлива уже оттого, что не голодала, – Линда опустила взгляд на руки, погладила шрамы от мозолей вспоминая, каким непосильным трудом их получила. Потом подумала о своей семье, друзьях и грустно улыбнулась, – иногда я скучаю по тем временам, по тем людям.
– Тебе меня недостаточно?
– Я понимаю, что рано или поздно женщине приходится отказываться от прошлой жизни, чтобы дальше пойти по новому пути со своим спутником, – тут она решила, что это не совсем правда, ведь ее родители выросли вместе.
***
– Приветствую вас, ваша светлость, – прокряхтел старик, крепко сжимая и тряся скрюченную, с сохранившимися четырьмя пальцами и без ногтей, руку Ландфилу.
– Без титулов, – сухо ответил он.
Старик сел напротив, подвинулся ближе. Он был свидетелем нескольких кровожадных войн, видел мучительные смерти, ужасы страданий, настоящий ад. Сидя перед хозяином дома, глядя на его изможденное тело, гость почувствовал лишь уважение к его тяге к жизни.
– Сегодня такой прекрасный день, за окном светит солнце и пахнет весной.
Ландфил скривил непонятную гримасу, похожу на улыбку и коротко кивнул.
– Меня зовут Луис Ронеро, я живу в Аркане уже пятнадцать лет, – старик прочистил горло.
– И что-же нужно старику от другого старика? Богатство? Молодость?
– А вы можете вернуть молодость?
– Нет.
– Хорошо, потому что мне нужно вернуть кое-что другое. Двадцать лет назад, мы с моей Люси жили в королевстве Роюм, пока война не пришла в наш дом. У нас был ребенок, но его отнял хаос войны.
– Война никого не щадит.
Старик согласно кивнул и продолжил.
– Мы с моей дорогушей шли к портному, чтобы купить подарок на день рождения, как безжалостное войско Альянса застигло нас врасплох. Мы даже не успели добежать к дому, пришлось спрятаться в первом попавшемся сарае, а когда вернулись, то наше гнездышко полыхало яростным огнем, а на улице лежали вещи, которые военные не стали забирать. Один из соседей видел, как нашего сына унесли солдаты и только боги знают, что они с ним делали. Мы верили, надеялись и каждый день молились богине Леи, что наш сын еще жив, что они его не измучили до смерти. Позже мы обошли множество городов, по которым прошли войска Альянса Дензы, искали среди тысяч таких же отчаявшихся, оставшихся без крова беженцев, но так и не смогли найти ребенка. В один момент мы просто смирились с его потерей и решили остаться здесь, в королевстве Новак. Я всего лишь рыбак и денег у нас немного, но если наш сын еще жив, если вы знаете где он, то я отдам вам все, что у меня есть.
– Мне ничего не нужно, – Ландфил прижал ладони к ушам, воздух нагрелся, жилы на шее и висках набухли, казалось, что он даже немного покраснел, Луис, дрожа от волнения, наблюдал. Ландфил отнял руки, сложил их на столе, – ребенок еще жив.
– Хвала небесам! – воскликнул старик, подняв руки к небу.
– Если хотите его встретить, то рыбачьте весь день с рассвета до следующего утра, пока не поймаете свой самый драгоценный улов за всю жизнь.
– Но когда мне рыбачить? Сегодня? Завтра?
– Когда хотите.
– И я встречу сына?
– Если выполните условие.
Старик вскочил, будто помолодел на тридцать лет.
– Я буду рыбачить каждый день до утра, пока не поймаю самую дорогую рыбу! – взял скрюченную руку Ландфила своими обеими, потряс, бросая сотни слов благодарности и вышел.
***
На улице только начало темнеть, а из таверны «Святой Харек» уже доносился гул пьянствующих гостей. Котлер стоял напротив около получаса, в надежде увидеть какого-нибудь богатея, вошедшего внутрь, но так никого и не застал, поэтому собрал в себе все силы и вошел.
Тускло освещенное, просторное помещение было уже полным людей. Пахло хмельным пивом, элем, потом и перегаром. Впрочем, все пьяные уже или плясали, или мертвецки спали на столе. Котлер выбрал маленький, круглый столик в темном углу, снял кепку и присел. Он стал осматривать посетителей, в основном чужеземцев в необычной для их краев одежде. Обращал внимание на качество тканей, старался рассмотреть, выпирает ли у кого кошельки или мешочки с деньгами из внутренних карманов. Заметил двух чужеземцев, веселящиеся в своем кругу, похоже, с охраной. За соседним столом сидел чернобородый и тоже выглядел богато, тот выпивал с каким-то громилой, кажется, это был его охранник. К ним за стол присел невысокий, худощавый парень, вооруженный до зубов, чье лицо было покрыто шрамами. Эти двое, как он понял, охраняют чужеземца. Котлер прислушался, стараясь разобрать речь. К счастью, они говорили на общем языке.
– Что-же я такого съел, за что мой живот меня наказывает? – пожаловался худой.
– Хреново выглядишь, – сказал ему громила.
– Хреново, это лучше, чем ужасно?
Тот пожал плечами.
– Наверное.
– Значит не все так плохо, – ухмыльнулся худой. Торговец погладил свою черную, густую бороду и крикнул девушке принести им три кружки эля. Когда она принесла им напитки, мужчина достал из внутреннего кармана целую золотую монету и протянул ей глупо улыбаясь, что, по его меркам, должно было выглядеть соблазнительно. Если он может позволить себе разбрасываться деньгами, какие Котлер в жизни не видел, то, должно быть, у него их много.
Последующий час Котлер наблюдал за этими тремя, прикидывая, как лучше всего украсть кошелек. Подойти, бросить руку к кошельку, выдернуть и убежать? Нет, личная охрана торговца скрутит прежде, чем он добежит до двери. К тому-же в таверне есть своя охрана, а после них еще и стражники у ворот из города. Нужно сделать это тайно, незаметно, может под шумиху?
Тут его осенила идея. Он долго решался на этот шаг, но все же осмелился подойти к компании мужчин, на вид походивших на бандитов.
– Чего тебе? – поднял голову один здоровяк с рыжей бородой и сальными волосами. Котлер пригнулся и прошептал:
– Я видел, как те иноземцы тыкают на вас, называют свиньями и смеются, – рыжий посмотрел за спину парня на стол, за которым сидели южного вида мужчины, возможно, из Старой Империи.
– Эти что ли?
Котлер кивнул и отошел обратно. Не успел он сесть на место, как услышал грохот. Стул полетел в южных гостей, как снаряд осадного орудия в стену замка. Эти головорезы даже не стали подходить и спрашивать, чего иноземцам не нравится? Сначала полетел стул, потом кружки, потом сами набросились с кулаками. Южане даже не успели понять, что происходит. Вмешалась охрана таверны, охрана торговцев и просто гости. Кулаки стучались по мордам, как рога оленей в брачной борьбе.
Котлер не терял из виду чернобородого торговца его охрана стояла на страже рядом. Позже к ним подошла девушка и что-то сказала, после чего они последовали за ней. Котлер пошел следом.
Они вышли в коридор к лестнице ведущей на второй этаж, девушка открыла одну дверь, в которую вошли двое охранников, прошла дальше и открыла комнату, в которую зашел торговец. Девушка развернулась и пошла обратно, Котлер замешкался от страха быть пойманным, решил броситься обратно, но девушка уже заметила его.
– А вам куда, господин?
– Я искал нужник, – надломленным голосом ответил он, девушка стояла и смотрела, пока он гадал, поняла она его намерения или нет?
– Пойдемте, проведу вас, – она прошла мимо него вниз по лестнице, он последовал за ней до самого туалета, из которого несло на весь коридор. Она мило улыбнулась, указывая на дверь и не думала уходить. Котлер медленно открыл и его чуть не стошнило; пол всюду был измазан в дерьме и рвоте, в углу лежало сено, а по центру дырка в ад. Делать нечего, он набрал в грудь воздуха, зашел, заперся и прислушивался к звукам из коридора, похоже девушка не собиралась уходить. Он облизнул руку, прижал к губам и выдавил воздух, издавая соответствующие звуки. Потом снова прильнул к двери, прислушиваясь, пока не убедился, что девушка ушла, после чего вывалился в коридор упав на четвереньки и отдышался вдоволь. Шум из таверны не утихал, гремела посуда, доносились крики.
Котлер вернулся на второй этаж, запомнил нужную комнату, прикинул размеры коридора и комнат, после чего вышел из таверны, зашел в переулок и обошел здание с обратной стороны. Внимательно посмотрев на окна, по памяти просчитал планировку и остановился на окне нужной ему комнаты. Он прислонился к стене, достал самокрутку и закурил. Время от времени через переулок проходили пьяные компании, смеялись, блевали, доносились стоны удовольствия девушки из противоположной улицы, а потом и мужчины. Котлер же смотрел в окно не отрывая глаз, выдыхал густой, горький дым и время от времени мечтательно поглядывал на яркие, сияющие звезды, представляя, как лежит с девушкой, которую любит где-нибудь на берегу реки, как она смеется с его шуток, как гладит его руку, как он чувствует ее дыхание на своей коже, как… как вдруг погас свет из окна, за которым он наблюдал.
Котлер стоял там еще с полу часа, а может и больше. Проверив сточную трубу на прочность, все же не решался подниматься именно сейчас, каждый раз казалось, что торговец мог еще не спать. Что будет, если он не спит? Что будет, если Котлера поймают? Что будет, если что угодно? Он вдруг вспомнил фразу, которую однажды сказал ему отец перед тем, как пойти в армию: «Смелые мысли играют роль передовых шашек в игре: они гибнут, но обеспечивают победу».
Страх перед смертью стал не более чем страхом, которые испытывают парни, когда решаются подойти к девушке и познакомиться.
Котлер схватился за трубу, но пальцы соскальзывали, поэтому он напряг их всеми силами впиваясь, будто в дерево. Как говорил ему отец и хохотал, обучая копать землю кровавыми от мозолей руками: «Не плачь, раны заживут и руки окрепнут».
Котлер обнял трубу, уперся ногами в кирпичи на стенах и медленно пополз наверх. Добравшись до балкона второго этажа, он схватился одной рукой за решетку, но не успел схватиться второй, ноги соскользнули, и он повис. Кисть прижало о бетонный угол балкона, еще немного и она сломается. Котлер сделал рывок вверх, схватился второй рукой и крепче взялся повыше, теперь углы балкона касались лишь локтей. Еще пару таких рывков и он вскарабкается.
Послышались шаги в переулоке, Котлер обернулся, это были две пьяницы, один упал на четвереньки прямо под балконом, откуда свисали его ноги и начал извергать содержимое желудка, другой подошел к стене и стал отливать. Котлер напряг все мышцы своего тела, которые еще слушались, приподнял ноги и аккуратно упер в дно балкона. Все тело дрожало от напряжения, лицо вспотело и, кажется, кепка стала сползать с головы. Прошла минута? Две? Неважно сколько, в таком положении каждая секунда кажется часом.
– Чтоб я сдох, – пробубнил тот, что на четвереньках.
– Ты так часто говоришь о загробной жизни, имея в виду, что ее нет. Зачем ты тогда вообще ходишь в храм?
– Никакой загробной жизни нет, есть только наша, нынешняя, – криво выдохнул парень, из его желудка вырвалась еще порция.
– Зачем тогда люди придумали столько красочных миров? Рай до рождения, рай или ад после смерти, всяких призраков и потусторонние миры?
– А все потому, что у нас тоже жизнь лишь отчасти. Скорее существование. Сначала идёт пустота, потом рождение, потом непонятная херота, смерть и снова пустота, – второй застегнул ширинку, подошел к приятелю, похлопал по плечу, тот встал, выровнялся.
– Мне уже легче, – выдохнул он, но друг все-же взял его под руку.
– Пойдем, у тебя завтра первый день в редакции, – они развернулись и направились к главной улице. Кепка почти полностью сползла, держась лишь на пару волосинках.
– А знаешь? Как невероятно просто ты уместил всю человеческую мудрость о жизни в какие-то три этапа, «Пустота-Херота-Пустота», – он усмехнулся, – назовём это «правило трёх»?
– Правило Трёх? А что, звучит неплохо.
Котлер отпустил руку, чтобы придержать кепку, но та вдруг соскользнула с головы, он рывком потянулся поймать ее и повис, вторая рука ударилась об угол балкона, послышался хруст, Котлер издал приглушенный вопль сквозь стиснутые зубы, посмотрел на левую руку, которая двумя пальцами держала кепку, подтянул к себе, смял и всунул в карман. Взявшись крепче, больную руку он закинул на балкон и в области локтя приобнял прут, сделал рывок, другой рукой схватился выше и закинул ногу на балкон. Позже взялся целой рукой за перило, разжал больную, облокотился животом о перило, закинул ноги на балкон и опустился на четвереньки, держась за больную руку. Возбуждение клокотало в груди, он часто дышал, из гортани чуть не вырвался кашель, но с некоторым трудом получилось его подавить. Окно в комнату было приоткрыто, но балконная дверь заперта. Котлер подошел к окну, убедился, что на подоконнике нет вещей и медленно открыл его настежь. Старик растянулся в кровати, лежа на спине. Его рука свисала с края и касалась пола, а изо рта вырывался храп, сравнимый с рычанием льва.
Котлер убедился, что в переулке никого нет и, держась рукой за стенку, забросил одну ногу на раму, повернулся, втянул вторую ногу и медленно-медленно коснулся пола. На столе лежало несколько листков, чернило и горела единственная свеча.
Очередной громовой храп издал спящий торговец; он, напившись эля спал блаженным сном.
Котлер медленно подошел к стулу, на котором кучей была собрана одежда мужчины, присел. На лице появлялись новые бусинки пота. Аккуратно, дрожащими руками пошарил в карманах, но ничего не обнаружил, жакет тоже был пуст. Котлер с минуту пытался найти скрытые кармашки, которые есть у всех торговцев. Вдруг во внутренней части жакета он ощупал пуговицу, расстегнул, просунул внутрь руку и обнаружил маленький мешочек с монетами. Открыв его, он несколько разочаровался; внутри блестели дюжина золотых, чуть больше серебряных и медных монет. Он точно помнил, что у мужчины был толстенный мешок, куда он его дел? Котлер привстал, окинул тускло освещенную комнату взглядом, но ничего не нашел. Мужчина вдруг издал то ли всхлип, то ли отрыжку, Котлер посмотрел на спящего и глаза его заблестели. Рядом, у подушки, со стороны стены лежала коробочка, походящая больше на шкатулку. Котлер медленно шагнул, но вздрогнул, когда торговец очередной раз рыкнул. Подойдя достаточно близко, Котлер потянулся за шкатулкой. Он был настолько близко, что чувствовал кислое дыхание перегара, пот уже лился ручьем под одеждой. Торговец вдруг зашевелился, Котлер замер, не отрывая глаз от спящего бородача и наблюдал, как тот переворачивается на бок закидывая руку прямо на коробочку. С минуту еще Котлер стоял и ждал, пока тот снова не захрапит, и вот наконец, когда дождался, он потянулся к шкатулке, взял обеими руками и медленно потянул, выводя ее из-под руки торговца. Рука, которой Котлер ударился об угол бетона, затряслась и коробочка стала соскальзывать из потных пальцев, но он успел схватиться крепче другой, из шкатулки раздался мягкий шелест песка. Неторопливо подтащив коробочку к себе, Котлер всунул ее за пояс под курткой и пошел к балконной двери. Снова лезть в окно было опасно; упадет шкатулка и торговец проснется, или упадет он сам и тот проснется. В любом случае мужчина проснется. Поэтому Котлер аккуратно отодвинул шторы, потянулся к заржавевшему замку и в комнате раздался звонкий щелчок. Послышалось мычание, Котлер выгнул голову. Торговец сонно ощупывал рукой постель в поисках шкатулки, но, когда не нашел ее вскочил с постели, заметив открытое окно ринулся к балкону, Котлер уже висел на краю и решался прыгнуть. Мужчина, посмотрел вниз, услышал стук и увидел спину вора.
Раздались громкие крики на незнакомом языке, в соседней комнате загорелся свет, на балконе появились те двое; тощий и бугай. Котлер уже хромая вышагивал из переулка.
Прохладный ветер бил в лицо, сердце бешено колотилось, вырываясь из груди. Котлер бежал по переулкам, постоянно оборачиваясь назад, откуда порой доносилось крики ругани. Преследователи догоняли, шкатулка выскочила из-за пояса и упала на землю, он повернулся, поднял ее дрожащими руками и метнулся дальше. Выход из города был западнее, пробежав еще чуть вперед Котлер свернул налево, к воротам. Выбегая из переулка, он очередной раз обернулся, но внезапный толчок сбил с ног, послышался звон метала. Его окружили? Но как так быстро? Котлер поднял глаза и увидел испуганного парня в камзоле и военных сапогах. Неужели его уже ищут стражники?
– Пожалуйста, не убивай меня, – со сбитым дыханием попросил Котлер, увидев блеснувший кинжал на земле. Парень пригнулся к ножу, поднял с земли и спрятал за пояс, странно глядя в ответ.
– Я военный, это всего лишь мера защиты, – пробубнил он, будто оправдывался, – все военные на всякий случай носят такой.
Котлер медленно встал с вытянутой к нему рукой, как дрессировщик перед тигром, обнимая другой рукой шкатулку подмышкой. Издали донеслись крики из переулка, Котлер оглянулся, обошел парня и метнутся вниз по улице, в сторону ворот.
Пробежав достаточно далеко, он обернулся и увидел здоровяка, выбежавшего из-за угла. Тот вместе с худым напарником догнал парня с кинжалом, силой повернул его, что-то говоря, указал худому бежать прямо, куда шел военный, а сам побежал в сторону Котлера, вниз по улице. Котлер был уже у ворот, живот крутило, гортань резало от прерывистого дыхания, а увидев дежурных стражников и вовсе моча потребовала прогулку. Он остановился, чтобы справиться с отдышкой, выпрямился и пошел прямо к воротам. Глаза одного стражника блеснули из-под шлема, второй держал головной убор под локтем, Котлер взглянул на острие копий, прислоненных к каменной стене и взглотнул. Когда он проходил мимо стражников, они странно смотрели на него, или так казалось. Совершившему преступление всегда кажется, что все вокруг его подозревают.
– Слава и честь, – пискнул Котлер, кивая страже.
– Слава королю Эрайдо, – ответили те в унисон, провожая взглядом. Казалось, что он шел целую вечность сквозь толщенные ворота стены и постоянно чувствовался на себе взгляд стражи. Но когда он вышел из них, издали донесся звонкий голос здоровяка.
– Хватайте его! – кричал тот страже, Котлер рванул вперед с новой силой. Он удивлялся, как вообще смог столько бежать? Словно заяц, что может часами бегать и не уставать из-за страха быть съеденным. Преследователи догоняли, Котлер добежал до мостика через реку, прислонился к перилам, достал шкатулку, гадая, что-же за ценности могут быть внутри? Но встряхнул головой и со всей силы швырнул ее в реку. Обернувшись назад, он глубоко выдохнул; громила был уже близко и несся, словно бык, позади не отставали и стражники. Ему явно не убежать, ни сил, ни желания уже не осталось.
– Ах ты кусок дерьма-а! – Рычал громила, выставив на ходу плечо, с которым встретилось лицо Котлера. От удара его отбросило, казалось, до самой фермы. Он повалился на землю, последовал сильный удар ноги, который пришелся в грудь, ломая ребра, потом удар по больной руке, послышался хруст, Котлер завопил.
– Эй, остановись! – приказал стражник.
– Чертов ворюга! – кричал здоровяк, брызжа слюной.
– Ты его так убьешь, – второй нацелил копье на громилу, тот косо поглядел на наконечник и убрал ногу с головы Котлера.
– Он украл ценный товар у моего заказчика!
– Значит будет арестован и пойдет под суд.
Тошнота подступила к горлу и Котлера вырвало, кажется, вместе с кровью. В детстве, слыша за окном скрип деревьев и шелест листьев, ему всегда казалось, что снаружи, вокруг дома, бродят монстры. Тогда отец говорил ему: «Закрой глаза и мир исчезнет, монстры тоже». И он закрыл, в надежде, что мир исчезнет, и он тоже.
***
Луис бросил очередную сеть, маленькие волны расплылись по тихой реке сверкая лунным светом, поднял печальные глаза к небу; яркие звезды блестели, словно алмазы на черном шелке. Он думал и представлял, как его сын, живой сын смотрит сейчас на эти звезды и возможно думает о нем. Глаза налились влагой, он всхлипнул, достал самокрутку и закурил. Живот урчал уже третий час, ведь он не ел с самого утра. Второй день он сидит вот так допоздна, словно экспонат в зале художеств; порой издали раздавались смешки от людей, что пялились в его сторону, мол, что за дурак будет в это время рыбалкой заниматься? Порой и стражники им интересовались, ведь не странно ли все это. В такое время только бандиты или шпионы плавают. Что-ж, его это мало волновало, ведь все это лишь средство ради большой цели.
Докурив самокрутку, он вытянул сеть, внутри барахталась горстка мелких рыбешек. Открыв сеть, хватая более крупных выкидывал обратно в реку, потом перемешал кучу маленьких и было уже выбросил всех, но ощупал какую-то коробочку. Он прочистил ее от водорослей, поставил на доску, попытался открыть, но не удавалось, требовался ключ. Старик достал маленький ножик и несколько минут провозившись с замком наконец открыл шкатулку. Внутри находилось четыре мешочка, он развязал один и его глаза округлились, в мешочке блестели маленькие драгоценные камни.
***
Умар стоял перед дверью той торговки рыбой, его грудь вздымалась от волнения, как волнуются влюбленные перед первым поцелуем. Он достал кинжал, спрятал за пояс и собирался постучать, но сначала решил попробовать отворить дверь. Удивительно, но она была не заперта. Кто в здравом уме не станет запирать дверь своего дома? Может она кого-то ждет? Вряд ли, он ведь следил за ней второй день и никого рядом не видел.
Умар прошел внутрь, пахло жареной рыбой и вареной картошкой, на кухне горела единственная свеча, но никого не было, как и в зале. Дальше по коридору находилась лестница, должно быть женщина уже в спальне. Он вытянул кинжал вперед и медленно стал подниматься, вдруг одна лесенка скрипнула, Умар замер, глядя вверх на проход.
– Луис? – кряхнула торговка из спальни, Умар молчал, но ускорился. Чем раньше он застигнет ее врасплох, тем будет проще ее… Он старался не думать об этом, как об убийстве, предпочитая называть это жертвой во имя благой цели, хоть и эгоистичной. Подойдя к двери, он услышал приближающиеся шаги, замахнулся ножом, дверь открылась, женщина стояла в ночном сорочке до пят. Она глядела распахнутыми глазами, не веря в происходящее, набрала воздуха для крика, как удар ножа сверху вниз пришелся прямо в грудь. Женщина запищала, что-то кряхтя под нос и отступая.
– Смилостивитесь, умоляю, – едва разборчиво просила торговка, упав на колени.
Умар последовал за ней и снова ударил, на этот раз она подставила руку, кинжал прошел насквозь, он вырвал нож, разрезав ладонь надвое, схватил за предплечье раненой руки, потянул к себе, повалил женщину на бок и сел сверху, яростно вонзая кинжал в плоть.
***
Луис бежал к своему домику, крепко обнимая под курткой шкатулку и улыбаясь во все зубы. Что-же он купит первым делом? А может, когда они найдут сына, лучше уехать с ним и своей старушкой в место потеплее? Теперь-то уж точно с такими деньгами сына найти будет проще, достаточно заплатить нужным людям, и они найдут!
Он вошел в дом, глубоко вдохнул, наслаждаясь запахом еды, оставленным для него. В последние дни жена ворчала сильнее обычного из-за того, что он, как дурак, работает почти до самого утра, но теперь она увидит драгоценности и поблагодарит его за это. Луис прошел дальше по коридору, поднялся по лестнице, но вздрогнул и замер. Впереди стоял парень в слезах и окровавленными руками, в одной он сжимал кинжал и презрительно смотрел на него. Старик не убежал, а наоборот, сделал шаг вперед, поднялся в проход. Тусклый свет настенных канделябров игриво бегал по лицу парня, Луис заметил голубые глаза, родинку у его нижней губы и слезы навернулись на глаза.
– Сынок, – прошептал он и протянул руку к лицу Умара, но издал резкий стон. Опустив глаза, он понял, что парень вонзил кинжал ему в грудь по самую рукоять. Луис поднял свои голубые глаза на такие же голубые глаза парня, по лицу текли слезы, а изо рта лилась кровь.
Старик свалился назад, покатился по лестнице, шкатулка отлетела в сторону, распахнулась и из нее посыпался шлейф блестящих, ярких камней.
Умар вытер кинжал о куртку старика, вернул за пояс, еще с минуту стоял, вытирая сопли. Из глубины сердца вырывался то ли смех то ли всхлип, а может все сразу. Он окинул взглядом груду камней на полу.
– Вот значит какова цена.
***
В темнице воняло мочой, потом и экскрементами. Помимо сломанных костей, из-за сырости темницы, Котлера стал одолевать кашель, болью отдающий в сломанные ребра.
– Эй, к тебе посетитель! – Крикнул стражник. Заключенные камеры разом приблизились к решетке, но Котлеру двигаться было больно. Однако увидев ее, он пополз всеми силами.
– Линда, – хрипло сказал он.
– Котлер, – девушка присела на уровень его глаз, прикрыла рот ладонью и заплакала, – я услышала, что тебя арестовали и будут судить, но что ты такое наделал? Разве ты вор?
– Прости меня, я дурак, поверил шарлатану, меня обманули.
– Теперь тебя повесят.
Котлер опустил голову.
– Мне теперь все равно жизнь не мила без тебя.
– Что ты такое говоришь? Я ведь только вернулась, – он поднял взгляд.
– Вернулась куда?
– В последние дни мне было так тоскливо по дому, я много думала и поняла, что сильно скучаю по тебе, по семье.
– Но как же твой жених?
– Его нет уже второй день и оно к лучшему, мне не пришлось говорить ему в лицо, что хочу уйти. Он слишком амбициозен для такой простой девушки, как я. Но что-же мы теперь с тобой будем делать?
***
Ландфил стоял у окна, нежно приложив руку к стеклу. Он не мог наслаждаться пейзажем весенней красоты, но мог чувствовать ее запах и мягкое касание солнечных лучей.
В комнату зашла девочка, села на стул, закинула ноги на стол, раскрутила свиток с новостями и принялась читать.
– Что у нас на этой недели? – спросил старик.
– Сейчас узнаем, – тонким голоском, но серьезным тоном какого-нибудь сенатора ответила она, – н-а коро-левский кон-вой напали, – запинаясь читала девочка, старик опустил голову хмурясь, будто ожидал этой новости. Девочка отвлеклась.
– Кстати, я видела парня, который недавно приходил к тебе. Его связанного вели в шеренге с другими преступниками, наверное, на казнь или суд?
– Тот, который военный?
– Который сын фермера.
Ландфил повернулся к ней, ощупал свое кресло и сел за стол.
– Задание провалено успешно, – улыбнулся он, подвигаясь к столу.
– Что это значит?
Старик с минуту задумчиво хмурился, потом вернул улыбку и приказал.
– Возьми чистый лист, чернила и перо.
Девочка быстренько собрала все на столе и села перед ним с нетерпением начать.
– Что будем писать?
– Письмо, сделаем доброе дело. Порой, одни лишь слова некоторых людей способны убить или спасти. Может и нам удастся спасти от повешения мальца, но, думаю, ему все-же придется какое-то время провести в тюрьме.
Девочка макнула перо в чернила.
– Высокопочтенному верховному судье его величества Арману де Манис, от лорда Ландфила. Прошу за ранее извинить, если в письме будет много ошибок. Я склонен полагать, что оно будет целиком состоять из ошибок, ведь за меня пишет маленькая девица. Я прошу милости к одному человеку, которого недавно арестовали.
– Эй, помедленнее, дедуль, я не успеваю.
Ландфил фыркнул с улыбкой на лице.
Послесловие
– Стоит ли нам говорить о справедливости в мире, где никогда не видели ее торжества? – стоя у окна, спрашивал старик у своего гостя, что бродил в тени кабинета. Золотистый свет поблескивал на багровом, обгоревшем лице, а его пустые глазницы выглядели, будто он вовсе не слепой, а видит даже больше. Ландфил ощупал кресло, вернулся за стол и сел заняв позу, будто судья на заседании.
– Стоит ли нам говорить о правде, если ее не осталось в нас самих? Тогда, быть может, поговорим об удаче?
Гость раздраженно фыркнул, старик продолжал:- Действительно, кому-то в жизни повезло больше, кому-то меньше. Но удача, словно молодая девица – любит глупцов, ибо, стоит человеку один раз повезти, и он наивно влюбляется в неё по уши и прыгает в распростертые объятия, внутри которых нанизаны иглы. Больше сказать об удаче нечего. Но боль, – сделал паузу старик, откашлялся, – да, о боли можно говорить вечность.
Гость сделал пару шагов ближе к столу, но оставался в тени.
– Я здесь не за этим, Ландфил – прозвучал гладкий и холодный, как лед, голос.
– Зачем же ты пришёл? – повторил вопрос старик. Его гость, бродил из стороны в сторону, одетый в чёрное, как сама тень, будто подбирая правильные слова, и вроде, казалось, выбрав что сказать, понимал, что правильных слов на эту тему нет и разочарованно выдыхал. Но на этот раз он тихо вымолвил:
– Я хочу поговорить о том, что будет. Хочу быть уверен, что все сработает. В этом деле нельзя ошибаться.
– Ты уверен, что подумал обо всем? – хрипло спросил старик.
– Конечно.
– Тогда что тебе ещё нужно?
– Мне нужны ответы. Разве не тебе открылась сила созерцать судьбы?
– Созерцать? Само слово для меня нечто чуждое. Если ты продумал все до мелочей, если ты уверен в своём плане, то, должно быть, ты уже знаешь ответы?
Гость не ответил. Осмотрев все книги с полок левой стороны кабинета, он быстрым шагом метнулся к книгам на другом конце. Возможно, он просто не хотел сидеть перед Ландфилом, смотреть на старика, с изувеченным лицом, а возможно просто торопился.
– Они должны быть, Ландфил, ответы должны быть! – доносился нетерпеливый голос.
– Ответы есть, но не у меня, – хрипло ответил старик, – ответы на вопросы витают везде, и им неважно насколько они нужны тебе. Ответы приходят всегда своевременно.
– Ты знаешь больше, чем кто-либо.
– Я не знаю ничего. Даже меньше, чем кто-либо живущий вне стен. Что я делаю – всего лишь говорю другим, что делать.
– И за это нужно что-то отдать? – человек в тени и сам знал ответ. Кривые, покрытые шрамами губы Ландфила разошлись, оскалив зубы, будто он обрадовался, когда речь наконец зашла о долгах.
– Безусловно. За все нужно платить. Только я..
– Только ты сам не знаешь, что мне придётся отдать.
– Верно, – ответил старик, мужчина отошёл от полок и направился к двери, – но мы оба знаем, что ты уже много заплатил за свои цели. К тому же, твои люди хорошо поработали, теперь весь мир считает его злом, – он обвел языком зубы, причмокнул, – и что бы ты не делал, ты все еще боишься его.
Гость открыл дверь, на миг остановился и тихо, не оборачиваясь, ответил.
– Скоро весь мир погрузится во тьму, Ландфил, и кто-то должен спасти то, что останется.
– Значит, скоро все узнают каково мне – жить во тьме, – гость вышел, и Ландфил бросил ему вслед, – приходи когда захочешь, Грой, моя дверь всегда открыта!
– Тогда зачем она тебе? – донеслось из коридора.