Свадьба

— А ну сели все! — По ушам резко хлестнул выстрел и гомон сельской свадьбы мгновенно оборвался, как по волшебству. Кум Савельич испуганно присел, забыв донести налитый доверху стакан до раскрытого рта.

Возникший в воротах отец невесты обвел затихших поселян мутным взглядом, перевел глаза на праздничный стол, уставленный едой. Передернул затвор древней берданки. Винтовка звонко лязгнула, выплюнув дымящуюся гильзу. Наклонив голову, отец вцепился взглядом в мигом протрезвевшего жениха. Не отрывая глаз от испуганного лица парня, медленно пошел к нему.

— Митрий Кузьмич, ну ты чё, ты чё! — попятившись, забормотал зять. 

— Я чё? Я чё? Я ж тебе говорил, сучёныш, не зарься на нее! Говорил, а? — Кузьмич наступал на зятя, трясущимися руками перезаряжая винтовку. Здоровенный детина, белый, как простыня, рюхнулся на задницу и отполз подальше. — Ну говорил, дядь Мить, говорил, я ж думал – ты шуткуешь, ты ж знал, что придет время-то!

Кузьмич остановился. — Время, говоришь? Дождался, да? Ты ж, сучий потрох, как с армии вернулся, все на нее засматривался, как заходил, слюнки пускал, все облапать тянулся! Мало я по клешням загребущим тебя бил? А стоило уехать и вон оно что! Как знал, в аккурат к свадьбе вернулся! Праздник мне устроили, стервецы!

Кузьмич дослал наконец патрон и посмотрел на дочь. Та сидела ни жива не мертва, опустив глаза. Скривившись, отец смачно плюнул ей под ноги и тяжелым взглядом цепанул напуганную вусмерть жену. — А ты-то куда смотрела, мать? Ведь знала же, что я за нее вот этими руками кого хочешь удавлю!  — Зажав винтовку подмышкой, Кузьмич уставился на собственные мозолистые ладони. — Вот этими самыми руками. Как же так, а? От тебя, Акулина, и под дых получить!

Жена подбежала, нервно теребя завязки ситцевого плата. Закудахтала, искательно ловя глаза мужа.

— Митенька, родной, ну как же иначе-то, ну не век же ей… Ну что ты, Митенька, люди же кругом, и не чужие, чай! Митенька, ну прости ты нас, Христом-Богом молю!

Кузьмич зло оттолкнул жену, та упала на спину. Начала меленько креститься, подвывая тихо, по-старушечьи.

Шумно выдохнув, с лавки грузно поднялся широкоплечий седовласый мужчина. Пустой рукав его кургузого пиджачка был заправлен в карман и пришпилен булавкой. Откашлялся.

— Кхм, Митрий Кузьмич, не доводи до греха. Успокойся. Праздник все-таки. Выпей с нами!

— Выпить? Ты штоль нальешь, Николай Петрович? Мне, на моем дворе? Из моей бутылки? — Митрий в три шага обогнул стол, уставленный снедью и остановился против однорукого. Ствол берданки смотрел тому в грудь. Однорукий махнул рукой и молча сел обратно.

— Значится, так. Тебе, Гринька, она не достанется точно. А раз не тебе, то и никому чтоб обидно не было!

Митрий Кузьмич размашисто перекрестился, вскинул винтовку и выстрелил почти не целясь. Истошно залаял в будке привязанный кобель, потом гавкнул еще пару раз и затих.

Селяне молчали. 

Кузьмич завыл, сорвал с головы картуз и хлопнул им оземь.

— Мне ж её сам Жуков вручил! Георгий наш Победоносец! Я ж ее берег пуще дитятки родной! Я ж для вас старался, доча, хотел внука Георгием назвать и на его рождение выпить её, родимую! А вы! — Смахнув слезу, Кузьмич плюхнулся на лавку. — Ладно, Акулина, тащи четверть самогонки, раз такое дело, гулять дальше будем! 

Гости радостно загомонили, стаканы наполнились. Невеста тихонько выдохнула.

Со стола тихой струйкой стекала водка из разбитой выстрелом бутылки. На этикетке расплывалась синим пятном надпись “Лучшему снайперу полка Семенову Митрию Кузьмичу”.

Кум Савельич приободрился и, запрокинув голову, выплеснул в глотку содержимое стакана.

Праздник продолжался.