В приёмное отделение Марину доставили едва в сознании. Боль исказила её лицо изломанными линиями, а под глазами расцветали багровые пятна. Женщина стонала, вцепившись в каталку, словно это был для неё спасательный круг. Даже непосвящённый смог бы понять – ангел смерти уже распростёр свои чёрные крылья над её измученной душой.
Но я не готова была отступать. Во мне горел почти юношеский максимализм, и вырвать из хищных лап небытия безнадёжно больную пациентку для меня являлось тогда делом чести.
– Марина. Ты помнишь меня? Это, я Наталья Владимировна, твой лечащий врач. В прошлый раз ты ушла отсюда вполне здоровой. Обещаю, сейчас будет так же. Это обычный рецидив, мы справимся.
– Да, я помню, – прошептала женщина, – не надо лечить, просто сделайте так, чтобы я умерла без мучений.
– Всё будет хорошо, – я положила руку поверх её ладони, – сейчас я тебя обезболю, а завтра обследую, и определимся с лечением.
Я понимала всю тяжесть её состояния, но сдаваться не собиралась. Ведь женщине сорока ещё не было. Она не хотела жить в этих мучениях. Или всё же хотела?
На следующий день я провела обследование. Результаты не утешали. Метастазы как щупальца спрута проникли везде. Времени почти не оставалось. Но я назначила массивную терапию, и уже к вечеру Марина почувствовала улучшение. Заведующий затребовал историю болезни вновь поступившей больной. Он вчитывался в результаты и барабанил пальцами по столу, а я сидела, и почему-то внимательно рассматривала свои ногти. Я знала примерно, какой вердикт он вынесет. Шеф поднял тяжёлый взгляд, и коротко бросил:
– Готовь документы на выписку.
– Павел Георгиевич, как же так? Я ещё толком не приступила к лечению. Сейчас идёт борьба с интоксикацией, а через пару дней я подготовлю её к химиотерапии.
Поморщившись, шеф покачал головой.
– Поздно, Наташа, поздно. Поверь моему опыту. Ты сделала всё. Состояние на данный момент стабилизировано. Готовь к выписке, и пусть ей занимается амбулатория.
– Но как же так? – теперь я вовсе не знала, куда деть свои руки.
– А так! Вот когда сядешь на моё место, тогда и поймёшь, что значит выбивать деньги для отделения у этих пиратов. Знаешь, сколько стоит один койко-день? А препараты? И госпитальная смертность как тянет вниз показатели? Мне, и только мне отчитываться перед главным. А это и оборудование, и наша с тобой зарплата. Послушай, у нас ведь не хоспис, и ты сама видишь, что шансов у неё ноль. Раньше надо было собой заниматься, и не запускать болячку. Это не тот случай из серии – авось рассосётся. Пойми, я не бог, и ты не апостол, и в рамках стандартов всё сделано правильно. Ни луч, не химия уже не помогут. Готовь к выписке.
– Но как я скажу ей про это?
– А так и скажи! Ты врач или пугало огородное? Ты найдёшь нужные слова и скажешь как есть. Это часть твоей работы.
На следующий день я делала обход. Марина сидела у окна, и что-то писала в тетрадке. Завидев меня, она подняла голову.
– Спасибо Наталья Владимировна. Мне намного лучше. Может, я пойду уже домой?
В её глазах читалась безысходность. Она не хотела, чтобы я несла ответственность за её жизнь. Она всё заранее знала. Ну не было у меня никаких слов. Хотелось всё бросить, выключить телефон и сбежать куда-нибудь на необитаемый остров.
– Не городи ерунды, мы ещё поборемся, – выдавила я.
Это было совсем не то, чего требовал шеф. Да к чёрту, пускай будет не то.
– Я наблюдаю твоё улучшение, дай мне ещё времени. Вот увидишь, я избавлю тебя от болезни. Оперировать мы не станем, но есть лучевая терапия, химиотерапия, есть барокамера.
– Спасибо вам за всё. Отпустите меня. Не надо терапии. Можно я пойду домой?
Я понимала, что добилась лишь временного эффекта. Я подсадила её на гормоны, но другого выхода по определению не существовало. Да и прав был заведующий. Четвёртая стадия, по сути лечить уже нечего. Я пересмотрела результаты обследования и распорядилась готовить документы на выписку. Проставила подписи. Расписалась в своём бессилии. Оставалось сказать Марине.
Наутро была плановая пятиминутка. Потом я до обеда простояла в операционной. Потом занималась больными. Потом писаниной рутинной. День пробежал, за окошком стемнело. Ординаторы давно разошлись, собиралась и я. Но надо было пойти к Марине. Пойти и сказать. Что сказать? Что она не жилец? Закусив губы до боли, я неуверенно взяла выписку.
В ординаторскую вошла постовая сестра.
– Наталья Владимировна, Марина Владова из пятой умерла.
– Что?
– Я приготовила систему для инфузии, вошла в палату, а она не дышит. А вы собирались её выписывать.
Я подхватилась и выбежала в коридор. Бумажки ворохом посыпались со стола. Марина лежала, скрестив на груди руки, и её восковое лицо выражало умиротворение.
– Может, в реанимацию? – неуверенно спросила сестра.
– Не надо, – бросила я, накрывая лицо ушедшей простынью.
И тут из под подушки выпала зелёная школьная тетрадь. Она упала кверху таблицей умноженья, а я стояла в ступоре и пялилась на неё, не решаясь поднять.
– Я пойду? – тихо спросила сестра.
Я кивнула. Я подняла эту тетрадку. Это было нехорошо. Взглянув на бездыханное тело в последний раз, я тихо покинула палату. Я долго сидела и смотрела на эту тетрадь, не решаясь открыть. Но если выкрала чужую боль, так будь добра, прими это и на себя.
“Я умираю, но тебя рядом нет. Мне сказали, что ты звонил и интересовался моим состоянием. Но тебе ничего не сказали, потому что я не разрешила. Тогда ты заявился. Ты сказал, что скучаешь по мне, и ждёшь – не дождёшься, когда же я выздоровлю. И мы заживём, как и прежде. Это была ложь. От тебя несло перегаром и женскими духами. Наверное, ты неплохо повеселился. Для чего ты приходил? А может, в тебе проснулись остатки совести? Когда ты ушёл, я почувствовала облегчение.
Ко мне приходят друзья и товарищи по работе. Они подбадривают и приносят лекарства. Они ухаживают за мной. Только тебя нет. Я давно поняла, что тебе не нужна. Но сказать мне такое в глаза у тебя не хватает смелости. Да ты всегда был трусом и подлецом. Я видела, как ты украл те последние деньги, которые коллеги собрали мне на лечение. Что-ж, они тебе оказались нужнее.
Я умираю, и конец уже близок. Кто-то из знакомых сказал, что видел тебя в какой-то кафешке в компании двух девиц. Ты развлекался. А ещё ты говорил, что меняешь одну сорокалетнюю на двух двадцатилетних. Наверное, ты прав. Я превратилась в немощную старуху.
Я чувствую страх, настоящий животный страх. Я не знаю, будет ли что-то там, за последней чертой. Зачем я цепляюсь за жизнь, которая кроме мучений ничего не приносит? Наверное, так устроен мир, и страдать мы должны до конца. Не у каждого хватит смелости наложить на себя руки. У меня точно не хватит. Многие умирают быстро. Значит, судьба такова. Ко мне по ночам стал приходить мой пушистый кот Рыжик. Два года назад он попал под машину, и умирал у меня на руках. Как я хотела его спасти! По каким только клиникам не возила. Но он умер, и я похоронила его в конце огорода под раскидистой ивой. Наверное, скоро встретимся. Там.
Я всё время смотрю в окно. Снаружи, жизнь просто кипит, и когда меня не станет, ничего не изменится. Будет всходить солнце, будет дождь и будет снег. Будет лето, и будет зима. Но уже без меня. Мне повезло под конец, мной занимается добрая и отзывчивая девочка, эта Наташа. Мне нечем её отблагодарить. Господи, если ты есть, дай ей здоровья и счастья, и чтобы у неё на пути не встретились ублюдки, как ты”.
Я заканчивала чтение и щедро размазывала по лицу тушь со слезами. Ну и пусть. Всё равно никто не увидит. Начинался рассвет. Я перелистнула ещё одну страничку своей жизни, и кое-что поняла. Я стояла у окна и смотрела, как по живописному больничному дворику санитары катили неспешно каталку с укрытым телом в сторону здания морга. А душа её осталась на страницах тетради, лежавшей на моём рабочем столе. Я сохраню эти страницы. Я пронесу их чрез всю свою жизнь. Я знаю, что доктора нынче чёрствые, алчные и заносчивые. Но такими их сделала весьма далёкая от совершенства система. Я не хочу и не буду такой, как они. Пусть я проста и наивна, пусть. Пусть к жизни не приспособлена. Пусть нет доброты в этом мире. Но я всегда буду помнить девиз древнего врачевателя. “Aliis inserviendo consumor”. Светя другим – сгораю сам!
Другие публикации автора:
Автор публикации
тяжелая профессия. Но врачей можно понять, если каждому душу отдавать то просто ее не останется. А героиню жаль, и жила с абьюзом и ему же последние строчки посвятила. Хорошо, что Наташу вспомнила. Мир ее праху
Благодарю за отзыв, если честно, мне ничего не пришлось выдумывать. Начало моей трудовой деятельности примерно таким же и было.Академические дисциплины это одно, а жизнь, она совершенно другая