Белые росчерки на недосягаемой для воображения высоте. Особенно красивые в предзакатном летнем небе. Розовые идеально прямые линии из ниоткуда в никуда, особенно хорошо видные с теплой покатой крыши дома, где ветки яблонь не мешали обзору.
– Это самолет летит высоко высоко – вон на сааамом острие видно его серебряную искорку.
И папа тыкал в небо своим заскорузлым пальцем с неровно остриженным ногтем в чистую синеву.
Самолеты он уже видел – большие стальные птицы, размер которых и сложность детское сознание понять еще не могло. Поэтому оставался чистый концентрированный восторг. А на полке около его кровати плотно поселились книги про самолеты.
Мама летать боялась и прошлым летом они ездили на поезде к маминым родственникам в Краснодар. В поезде ему, в целом, понравилось. Можно было смотреть в окно на бесконечные березки и поля с речками, а ветер с неповторимым запахом горячих шпал трепал вихор на голове. Даже в поезде он не забывал поглядывать на небо, где серебристая искорка иногда расчерчивала мелом небосвод. В соседней плацкарте тоже ехали дети, и два дня пути за совместными играми прошли незаметно. Обратно они ехали уже осенью, когда за плотно закрытыми окнами стояла серая пелена дождя, а соседями были хмурые молчаливые мужики, которых он боялся.
Всю зиму и весну он пытался убедить родителей, что в отпуск только на самолете и никаких поездов. Он умолял, угрожал, просил, обижался, обещал все что только мог и свершилось – в Сочи они именно полетят.
Этот день настал. Усталая желтая Волга привезла все семейство на огромную прогретую солнцем площадь с прекрасными зданиями из стекла и бетона. Огромная надпись «АЭРОПОРТ». Сновали легко одетые люди с чемоданами, объявлялись прилеты и вылеты, а воздух, приносимый с летного поля пах лугом и горячим асфальтом. А главное – взлетали и садились самолеты. Он завороженно приник к ажурной решетке забора и смотрел. А потом также завороженно прижимался лицом к огромному обзорному стеклу в зале ожидания на втором этаже.
Папа показал ему на большой самолет, стоявший на дальней стоянке.
– Вон тот наш.
И он не отрываясь смотрел на него все время, до вылета, лишь ненадолго отвлекшись на быстрый поход в туалет уже перед самой посадкой.
Краткий переход по раскаленным плитам и вот уже громада лайнера нависла над ним. ТУ-154Б. Большие синие буквы. Открытая форточка в кабине пилотов. Трап и стюардессы с улыбками на лицах в синей идеально сидящей униформе. Аэрофлот. И огромное крыло. И огромный хвост. Он крутил головой с максимальной скоростью, впитывая все происходящее и запоминая на всю жизнь.
Тесный тамбур входа, занавески и ряды красных кресел с белыми салфетками, уходящие в даль. Играла тихая музыка и было очень душно и жарко. 8 А, Б и В. Его, естественно, посадили у окошка. Салон быстро наполнялся пассажирами. Шум, галдеж, хлопанье багажных отсеков, протискивающиеся стюардессы, плачь маленьких детей и нарастающий гул двигателей.
Мама пристегнула ему ремень, когда зажглось табло. Трап уже уехал и повеяло прохладой – включилась вентиляция. И вот толчок. Самолет покатился, слегка покачиваясь на стыках плит. Он приник к окошку, насколько хватало ремня. Зеленое море травы с островами бетона. И вот рывок, чувство страха и восторга, смешанные воедино. Пролетели красно-белые домики. И вот. Желудок ушел вниз, в голове закружилось, а уши заложило. Выданную конфетку «Полет» он решил сохранить на память и сейчас уже жалел об этом.
– Рот открой – посоветовал папа.
Стало легче и тут все прошло. Осталось только незнакомое и чудесное чувство. Двигатели гудели. Спину вжимало в кресло.
И вот уже белые пряди облаков и бескрайний чуть загибающийся яркий сверкающий мир света с темнеющим фиолетом в совсем уж запредельной высоте. Полет пройдет на высоте одиннадцать километров со скоростью девятьсот пятьдесят километров в час.
Таким быстрым и счастливым он еще не был никогда. Даже обычная вода с газом, которую предлагала улыбчивая красивая девушка, показалась ему нереально вкусной.
Весь полет он не отлипал от «иллюминатора» – смотрел на облака, лоскутные одеяла полей, тонкие нитки дорог и синие ленты рек, большие скопления кубиков, которые были городами и маленькие скопления, которые были поселками и деревнями.
– Волга – гордо и торжественно сказал Папа, тыкая пальцем вниз. Облака расступились и внизу открылась величественная картина широкой темной водной глади с маленькими белыми точками кораблей. Он так внимательно всматривался в них, что ему показалось, как он видит маленького мальчика в тельняшке и бескозырке, который пальцем показывает на их самолет, который для этого мальчика, как и для него тогда на крыше – недосягаемая серебристая звездочка с длинным хвостом сзади.
– Пап, я хочу быть летчиком, – сказал он, сияя глазами.
– Хочешь – будешь, – потрепал папа его по голове и снова уткнулся в «Советский спорт».
Летчиком он так и не стал – не прошел отбор по зрению. Но с авиацией жизнь он все-таки связал – срочную службу он отслужил в войсках ПВО, рассудив, что если он не будет летать, то никто не будет летать. А чудесные росчерки в небе со звездочкой на конце на два года в его сознании превратились в бледно-зеленые точки на зеленом экране радара.