“Вот я стою рядом с тобой у могильной плиты… Так странно называть тебя «ты». Раньше я никогда не смогла бы себе этого позволить. Сегодня, в первый раз, я решила сказать тебе, что я любила тебя. В первый раз. После всех этих лет. Я любила тебя так сильно, что даже сейчас мои руки дрожат и на глаза набегают слезы. …Но из примогильного камня с твоим портретом нет ответа. И никогда не будет!
Я всегда скрывала это чувство от всех и, конечно, от тебя. Теперь-то я думаю, что ты все понимал. Ведь мне тогда было 16, а ты уже был опытным 30-летним мужчиной, состоявшимся учителем. Учителем физики. Моим учителем физики. Моим любимым мужчиной. Моей несбывшейся мечтой…
Ты был таким остроумным, что любой урок прерывался хохотом, так что потом было сложно сосредоточиться, а мне – особенно. Это были спонтанные остроты, которые тут же забывались, потому что возникали новые, еще более остроумные…
Я до сих пор помню содержание задачи, за которую ты поставил мне “5”. И еще … запах твоей одежды… Я и сейчас найду его среди сотен других запахов.
Конечно, я мечтала о нашей близости. Она вздымалась гормональной синусоидой, на которую способен подросток. Я прекрасно понимала, что это – фантазии. Они помогали мне жить и быть неимоверно счастливой. Они помогали сохранять мою целомудренность до того момента, когда я поняла: надо спускаться на грешную землю и создавать семью с другим человеком”.
Я погрузилась в воспоминания. Поставив на могилу цветы, попрощалась и пошла. Но какая-то маленькая назойливая птичка неоднократно прерывала мой путь своим теньканьем и привлекала ярким оперением, садясь на молчаливые плиты.
“Это твоя душа разговаривает со мной!, – ошеломила меня мысль,- Ты меня услышал! Конечно! Ты не мог не почувствовать той энергии, которая помогает мне до сих пор помнить тебя и наши отношения до мельчайших подробностей! Неужели прошло уже почти 25 лет со дня, когда Господь пригласил тебя к себе на последнюю исповедь?”
***
Уже в автобусе чирикающие звуки птички в моих ушах напомнили о том, что случилось тогда. Говорят что все сохраняется в памяти, но не просто оттуда что-то достать. Портрет на твоей могиле – катализатор. Прошлое всколыхнулось во мне, всплыло на поверхность сознания и потребовала внимания. Глядя на пробегающий мимо город, покрытый августовскими красками, я вспомнила тот вечер. Тот вечер, который изменил все.
Моя мама работала в ночную смену, и мы с моей подругой Светой решили позволить себе рискованную роскошь: поход с кино на ночной сеанс. Шел фильм о любви, и каждый раз, когда что-то волнующее происходило на экране, мы хватались за руки и держали их сжатыми, пока сцена не заканчивалась: мы учились сопереживать.
Один раз, когда на экране сверкнула молния, да так ярко, что осветила весь зал, Света шепнула в моё ухо:
‒ Смотри, Елисеевы!
‒ Что? Где?
‒ Вон там. Прямо перед нами.
‒ Не может такого быть! Таисия Петровна уехала на конференцию в Питер и возвратится только через неделю.
‒ Какую конференцию?
‒ Для детей с особенными потребностями.
‒ С какими? – Света не расслышала.
‒ С особенными, – я крутанула пальцем у виска.
Света раздраженно пожала плечами.
– Но я тебе гарантирую, что это – он.
‒ Кто он? – спросила я, мысленно перебирая всех парней, в которых она бывала периодически влюблена.
‒ Он, наш физик!
‒ Где? Я не вижу.
‒ Да вон там, – Света указала пальцем на пару, сидящую двумя рядами ниже.
Я сощурилась, стараясь всмотреться в темные силуэты пары, и моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Это был, действительно он… и, надо полагать,… она.
С этого момента фильм перестал меня интересовать, и моё внимание полностью переключилось на пару, сидящую двумя рядами ближе. Я так сильно на ней сконцентрировалась, что когда во время следующего трогательного момента в фильме Света хотела схватить мою руку, я оттолкнула её, шепнув: «Перестань!»
Я заметила, как их головы повернулись друг к другу и они поцеловались. Сердце опять подпрыгнуло. Это было волнующе, больно и сладко одновременно. В голове стучали молоточки. Но было слишком темно, чтобы видеть подробности. Я ждала еще одной сцены с молнией. Скоро моё терпение было вознаграждено. Я ясно увидела их лица, направленные друг к другу, только…
“Нет, этого не могло быть! Совершенно не могло быть!” Руки стали трястись и в горле пересохло, так что я, казалось, забыла все слова. Действительно, это был Сергей Иванович. Но он был с другой! Нет, это была не боготворимая мной учительница литературы Таисия Петровна, а какая-то совсем посторонняя девушка. Может быть только на пару лет меня старше. Я сразу поняла почему. Девушка была «совершеннолетней».
Гнев и ненависть наполнили меня мгновенно. Ненависть к нему.
«Как он мог?! Как он посмел?! Ведь это измена! Да еще в зале могут быть и другие знакомые. Городок-то небольшой! Я этого не выдержу!”
Мне казалось, что предали не кого-нибудь, а меня. Он не только ставил под угрозу свой брак, но и разрушил мою сладкую мечту, мой миропорядок. Мне хотелось преградить ему дорогу, дать ему знать, что я вижу, посмотреть в его глаза жестко, осуждающе, с презрением и сознанием своей правоты. Может быть тогда он понял бы, что он сделал!
Когда фильм закончился, я стала протискиваться через толпу и встала у двери кинотеатра, надеясь увидеть его.
‒ Что с тобой? Ты вся красная. Чего ты здесь встала? – теребила меня Света.
“Что я должна была делать? Рассказать об этом Таисии Петровне? Кто мне дал право вмешиваться в чужую жизнь? Чужую? Был ли он мне чужой? Была ли она чужая? Нет. Они бы были особенными для меня, очень очень дорогими, близкими. Но эта близость была только в моей голове, в моем сердце. Имела ли я право действовать только на основе моего чувства?”
‒ Ну как тебе? – спросила Света. У меня заняло какое-то время понять, что она меня спрашивала о фильме. – Ты знаешь, когда они кричали друг на друга, а потом бросились целоватья, я чуть не взорвалась!
К счастью, о нашем физике она больше не вспоминала.
‒ Да, понравился, – сказала я невпопад, просто, чтобы ответить.
Увиденное легло тяжелой ношей на мои хрупкие плечи, придавило меня. Дома я плакала в подушку вплодь до возвращения мамы. Она, конечно, пыталась узнать, что со мной. Но как я могла ей всё рассказать? Ей будет больно. Или она меня просто не поймет. Или скажет: “Какая же ты еще глупенькая!”
Обращая взор в прошлое из сегодня, я думаю, почему я так переживала? Какая для меня была разница? В любом случае, он не был человеком моего будущего… Но тогда я этого не осознавала.
До этого похода в кино я тоже иногда чувствовала покусывание боли, но то была сладкая боль. После же инцидента она превратилась в грязную рваную рану. И я думала, что после осознания произошедшего моя любовь к нему иссякнет; перейдет в ненависть. Я закую моё сердце в броню ненависти. К моему удивлению, ничего такого не случилось. На следующий, день после первого его взгляда вся моя воображаемая броня облезла нежной позолотой.
‒ Что с тобой, люба моя. (Он многих девочек называл этим именем переделанным им в нарицательное). Ты прямо как кот Шредингера. Один день приходишь в класс счастливая и улыбчивая, а другой… Он сложил ладошки и положил их под щеку, имитируя спящего.
Все рассмеялись, и я смеялась вместе со всеми.
Я любила его по-прежнему. Я простила всё, только мои мысли теперь путешествовали гораздо дальше и мои воображаемые действия были намного рискованнее. Я даже упрекнула себя за такое аморальное поведение.
И какое-то время всё это двигалось вместе со мной густой молочной взвесью. Но когда пыль осела, я поняла, что то, что случилось, фундаментально перевернуло мой мир. Я смотрела на продолжающиеся ласковые и преданные отношения моих любимых людей, моих учителей, которые преподавали мне не физику и литературу, а жизнь и думала, что однажды ко мне такое тоже придет, что я достойна не меньшего счастья. Но счастье – это праздник. А праздник не может длиться долго…
Я никогда и никому этого не рассказывала. Память была заперта в моей душе и все эти годы подспудно мучила меня. И только сегодня, стоя у могилы, я решилась быть откровенной. А сейчас, в автобусе, шлюзы открылись, мне стало легче.
“Ну да что там! В каждом зле есть немного добра. Этот случай позволил мне спуститься на грешную землю, создать семью и родить двух прекрасных дочерей”.
***Я сошла с автобуса и пошла по направлению к своему дому. Был яркий солнечный день. Опавшие листья клена, растущего над нашими окнами, вернули меня к реальности. На пятом этаже моя внучка делала математику. Она очень славная и у неё красивая папина улыбка. Я не хочу, чтобы она слушала моего брюзжания о тщетности мечтаний. Надеюсь, что её мечты сбудутся!
Автор публикации
