Посвящается Насте К.
Когда же кончится этот бесконечный скрип рассохшейся древесины, приглушенное хлопанье парусов, плеск воды, крики офицеров, гомон команды и эта духота… Страшная влажная духота, сдавливающая горло не хуже петли для висельника. А еще качка. К счастью, морской болезнью она не страдала, но это монотонное покачивание сводило с ума.
Сегодня океан был удивительно спокойным. Тяжелый галеон практически не замечал легкую рябь с пушистыми гребешками, которую пытался навязать океану восточный пассат. Уже в течение двух недель, они, лига за лигой, приближались к цели путешествия: испанским колониям в Новом Свете.
Анастасия лежала на койке, рассматривая низкий потолок, и думала. Думала, как могло случится, что дитя снегов и льда, вышла замуж за испанского офицера, к тому же старше ее на половину жизни. Заметил, придумал себе, что влюблен, договорился с папой. Её мнения и не спросили – рассмотрела то его только на венчании, или как там это у католиков называлось? Папа был счастлив, мама счастлива, сестры – зеленые от зависти. А ее личное счастье – такая ли большая жертва за всё это?
Про родину мужа она знала немного, но достаточно, чтобы представлять, что ее ждет –дед, по материнской линии, входил в состав посольского приказа: языки и обычаи разных народов и стран знал туго. И был рад, на старости лет, заниматься с неожиданно талантливой внучкой, вместо того, чтобы в одиночестве сидеть взаперти в своей вотчине. «Поживу среди грандов и дон, погуляю по садам Мадрида, поучусь новым модным танцами», – думала она, трясясь в санях, двигавшихся на запад, – «авось, жизнь и пройдет». Увы, она ошибалась. Нет, балы были, и при дворе она успела засветиться и даже перессорится со всеми родственниками Энрике. Она даже всерьез опасалась за свою жизнь – уж очень грозна была свекровь и слишком сильно ненавидела бедную девушку. Но, к счастью, Энрике был отправлен на Кубу, начальником гарнизона крепости в Гаване.
Что она знала о Новом свете? Там будет жарко, там будут пальмы, там будут песок, там будут арапы. А еще там производят сахар и там много золота. А еще, чтобы туда добраться, нужно в течении полугода плыть на корабле. Все наперебой уверяли, что она нашла свое счастье. Настя пыталась себя заставить, так думать, но пока не получалось. Счастливой она себя не чувствовала.
Энрико был красив, аккуратен и имел изысканные манеры, был прекрасным фехтовальщиком и сладкоречив. Но в быту, это был обычный мужик, любящий выпить и пошляться по гулящим девкам в компании своих офицеров. А еще он был хорош в постели, и, похоже, действительно любил свою молодую жену из варварской Руси. Она потянулась за кувшином и отхлебнула воды. Вода была теплой и затхлой на вкус.
Вдруг пронзительно заверещал боцманский свисток. Сверху затопали громче. Ей показалось что корабль резко увеличил ход – журчание воды усилилось. Доносились громкие команды, сдобренные изрядной порцией сквернословия. Она не успела даже сделать предположения обо всем происходящем, как громко рявкнули пушки, и корабль сильно качнуло.
Настя, не удержавшись, слетела с койки. Пока она сидела на полу, потирая ушибленную спину, суматоха наверху только усиливалась. Настя встала. Вновь рявкнули пушки. Из распахнутого окна пахнуло сгоревшим порохом. Насте определенно не нравилось все происходящее. Она позвонила в колокольчик. Вопреки ее ожиданиям, ее служанка не появилась. Ну и ладно. Ей было не привыкать одеваться самой. Она быстро скинула ночную рубашку и влезла в кожаные брюки, кожаную же рубашку и высокие сапоги. Заколола свои непослушные волосы заколкой и дунула на челку, чтобы не лезла в глаза. Критически осмотрев себя в небольшое зеркальце, она нашла себя вполне. Несмотря на то, что Энрико не слишком одобрял ее любовь к мужской одежде, в море он закрывал на это глаза – молодая красивая девушка в пышном платье с кринолином на военном корабле вызывала слишком много лишних взоров. Да и суеверных, считавших, что женщина на корабле – к беде, хватало. Место на поясе занял кинжал в изысканных ножнах – подарок мужа. Жаль, научить им пользоваться он ее еще не успел, хотя и обещал. В случае чего, пугнуть или, даже, ткнуть, она им сможет.
Новый залп заставил ее покачнутся, но она устояла на ногах и выбежала из каюты. Ее служанка Розита, бледная, насколько может быть бледной мулатка, плакала, забившись в угол. Девушка не реагировала на Настю, и та решила, что лучше узнать все самой. Она вбежала по трапу.
На палубе шла подготовка к бою. Мушкетеры на баке строились в линию. Рядом с ними уже был ее муж. Команде раздавали сабли и кортики из открытой оружейной. По вантам сновали матросы. Корабль шел под всеми парусами. Были поставлены даже косые паруса, которые, как она уже знала, ставили только, когда корабль шел против ветра. Над палубой уже были натянуты сети от падающих обломков. На мостике стояли офицеры и ее муж, всматривались вдаль. Клубы дыма от предыдущего залпа уже рассеивались и уже даже невооруженным взглядом была видна причина всей суеты – нагоняющий их фрегат. Флагов поднято не было, а значило это только одно – пираты. Орудия на носу фрегата вспухли дымными облачками и прямо перед носом галеона встали два высоки фонтана – сигнал остановится.
Их капитан только грязно выругался, подворачивая борт для залпа по преследователю. Тяжелый пузатый корабль, грузно качнувшись, начал поворачивать. Но их опередили – использовав изменившийся ветер, фрегат стремительно показал распахнутые орудийные порты, которые вспухли дымом.
– Берегись, – крикнули сразу несколько голосов. Все, кто мог, бросились на палубу. Как оказалось, напрасно – били по снастям. Паруса покрылись рваными дырами. Несколько матросов сорвались вниз. С одной из матч удачным попаданием срезало верхушку, которая упала вниз, запутываясь в снастях и повреждая паруса. Корабль сразу ощутимо замедлился, а ругательства капитана усилились.
Они ответили. Из-за дыма, ползущего по палубе, результатов было не видно. Над головой послышался треск и скрежет. Настя с ужасом смотрела, как половина центральной мачты, сбитая удачным попаданием, кренится, как с нее в воду градом валятся матросы. Корабль задрожал, мучительно заскрипел, останавливаясь.
– Мачту рубите, – орал капитан, но это уже делали и без его команды. Но они не успевали.
Фрегат стремительно приближался, держась по носу и не подставляясь под их бортовой залп. Всего восемь открытых орудийных портов, откуда торчали хищные жерла пушек. Еще шесть на палубе. Всего четырнадцать орудий, против их двадцати. Но какая дьявольская точность! Фрегат не стрелял. Настя не могла понять почему. Но ответ нашелся быстро.
– Картечь!
Пушки галеона в последний раз разрядились по проходящему мимо фрегату. Полетели щепки и куски обшивки. А потом, фрегат, приблизившись почти в упор ответил роем рассерженно гудящих пчел, сметая и превращая в кровавую кашу всех, кто не успел укрыться. Раздался многоголосый стон. Палуба покрылась кровью. Свистнули лопающиеся канаты, паруса заполоскало. В фальшборт уже вцеплялись кошки, притягивая корабли к друг другу, сверху уже сыпались на палубу пираты, остальные столпились на палубе фрегата и дико кричали и орали, потрясая саблями и палашами. Мушкетеры успели выстрелить один раз после чего их просто смяли. На палубе шел бой. Пленных не брали и команде галеона ничего не оставалось, как подороже продать свои жизни. Настя, благоразумно сбежавшая в свою каюту еще до сближения кораблей, уже этого всего не видела. Не видела, как ее мужа, оставшегося в одиночестве и зарубивших уже четверых, просто расстреляли из мушкетов. Как упал капитан с почти отрубленной головой. Как сбрасывали в воду сдавшихся и раненых.
Розита все так же сидела, забившись в углу и, будто не дышала. Настя на ватных ногах дошла до кровати. Многоголосый дикий рев пронесся над галеоном. О том, что сейчас будут делать с ней она даже боялась думать и предпочла провалиться в спасительный обморок.
Когда же прекратится эта качка. Настя резко открыла глаза. Незнакомое окружение, незнакомые запахи. Чувство замкнутого пространства неожиданно навалилось на нее – на просторном галеоне такого с ней никогда не случалось. И действительно, потолок каюты был почти над самой головой, а лежала она не на кровати, а в растянутом между балками гамаке. В окошко, сквозь обтрепанную занавеску, прорывались теплые лучи заходящего солнца. Она резко провела руками по телу. Все было на месте, включая одежду. Все, кроме кортика. Ну это понятно. Она взглянула на запястья. А вот на них были красные следы. Похоже, ее связывали, но ведь развязали. Зачем? Если предположить, что она на там самом пиратском фрегате, который их атаковал. Когда? Сегодня? Вчера? С трудом выбравшись из качающегося гамака, немного постояла, разминая затекшие конечности, оправила одежду и примявшуюся прическу и толкнула дверь каюты. Хм… Не заперто.
Она вышла из каюты. Впереди была лестница, освещенная розовато-оранжевыми лучами заходящего солнца из распахнутого люка сверху. Мимо прошел, судя по добротному оружию на поясе, один из офицеров, лишь бросив косой взгляд на нее. Все страннее и страннее.
Поднялась на палубу. Вокруг деловито сновали матросы. Паруса были туго натянуты, и корабль быстро летел вперед, разрезая волны острым форштевнем. На корме стоял капитан, которого она сразу отличила от всех по богатой одежде. Он изредка отдавал команды, а больше, просто любовался закатом. Позади них, золотящийся на солнце, шел искалеченный галеон, изо всех сил, пытаясь не отставать. Зрелище было величественное.
Настя прошла на корму, где на нее по-прежнему не обращали никакого внимания и встала у борта, любуюсь этой картиной. Ее совсем не волновало, что происходит и что будет потом. Вскоре, резко, как это бывает на юге, упала ночь. В небе зажглись яркие тропические звезды. Часть парусов убрали. Пробили восемь склянок. Она оглянулась. Капитана уже не было. Только рулевой стоял у штурвала, да прохаживались по палубе вахтенные. К ней подошел человек в сюртуке и красном платке, повязанном на голову.
– Капитан просит вас отужинать с ним.
Он говорил на английском, которым Настя владела не сказать, что хорошо, пару слов знала, но поддерживать беседу бы не смогла.
Она кивнула, и они спустились вниз.
В просторной каюте за сервированным по-европейски столом, уставленным целой батарей бутылок, среди которых уже лежал запеченный поросенок, уже сидели офицеры и сам капитан. Она вошла, сделала небольшой реверанс и села на предложенный стул. Поросенок вблизи источал такие запахи, что у Насти потекли слюнки, а в животе требовательно заурчало. Все с интересом смотрели на нее, не притрагиваясь к столовым приборам. Слуга налил в ее бокал густое красное вино.
– Господа, добрый вечер. Мне казалось, что меня пригласили отужинать?
Она демонстративно посмотрела в пустую тарелку.
– Я бы не отказалась сделать это незамедлительно, – сказала она на французском, которым, в отличие от английского, владела в совершенстве.
Капитан широко улыбнулся и широким жестом разрешил приступать к трапезе.
Настя, сразу почувствовав, что здесь можно особо не соблюдать придворный этикет, накинулась на поросенка с ножом, отрезая куски и смачно вгрызаясь в них, запивая вином. Офицеры смотрели на нее с явным одобрением. Мужчины, ничуть ее не стесняясь, обсуждали детали прошедшего боя, полученные повреждения и захваченную добычу. Настя, сытая, подтаскивала крупный виноград с тарелки и завороженно слушала морских волков. Капитан был великолепен – густая черная борода, подведенные глаза, свисающая с виска тщательно заплетенная косичка с вплетенными в нее колечками. Она даже залюбовалась им и зачем-то представляла, каким он может быть в постели. От этих мыслей и вина, лицо ее зарумянилось, а мысли сбились в кучу. Ей было хорошо и комфортно. От этого она не сразу обратила внимание, что обращаются к ней. Обращались по-французски, что не могло не радовать.
– Кто вы, и как оказались на военном испанском корабле? Вы же, очевидно, не испанка? На француженку вы тоже не похожи. Вы пленница?
– Меня зовут Анастасия. Нет я не пленница – я со своим мужем, доном Энрике, направлялась к его новому месту службу на Кубе. Куда я теперь направляюсь, я не представлю, так же как, и кто вы. И да, я не француженка – я русская. Просто английским я владею плохо. Но я вам благодарна, что вы оставили мою честь при мне. По крайней мере, пока.
Настя склонила голову в полупоклоне.
Капитан кивнул.
– Вам повезло, что у вас была симпатичная служанка. А то мои офицеры могли бы и не успеть.
Офицеры усмехнулись.
– С ней все в порядке? – дежурно спросила Настя, – впрочем, мне все равно. Она была ленивой и неряшливой. Что с моим мужем?
– Сожалею, но вы теперь вдова, – без малейшего сожаления сказал капитан на французском.
– Ну, думаю мне пойдет черное, – Настя печально усмехнулась, – благо, не долго похожу в трауре. Денек, другой. Сколько в браке была, столько и похожу. Хотела бы я увидеть рожу этой старой ведьмы, когда ей сообщат, что ее дорожайший сынок отправился кормить акул.
Вино говорило ее языком, вываливая на этих незнакомых людей всю накопившуюся обиду и злость.
Капитан удивленно поднял бровь.
– Да, брак по расчету, слыхали о таком? Пристрастие папа к картам… Долги… Ну вы понимаете. Жалко его…, – вдруг пьяно закручинилась Настя, – сопьется же. Сестер бы младших хоть нормально выдал замуж. А вы, господа, не женаты? Она подняла на смеющихся офицеров мутные глаза. У меня есть две замечательные сестры. Да что я… Куда мы хоть направляемся? Там есть магазины траурных платьев? И кто вы, черт вас раздери?
Она стукнула кулачком по столу и чуть не свалилась, потеряв равновесие. На помощь пришел удержавший от падения слуга.
– Направляемся мы к Тортуге. Мы английские каперы. Магазины там есть. Но почему вы думаете, что мы вас просто отпустим?
– Из гуманности и человеколюбия, что, впрочем, одно и тоже. И потому, что вы очень милые, – Настя обворожительно улыбнулась.
Капитан засмеялся, а вслед за ним, и все офицеры.
– Нет, дорогая моя гостья, человеколюбие – не про нас. Золото, вот что мы любим. Но мы вас, конечно, отпустим в ваш магазин. Но только после того, как ваши родственники заплатят выкуп.
– Тогда лучше сразу за борт выкиньте, – Настя подошла к открытому окну и стала жадно дышать, пытаясь сбить накатывающую дурноту, – старая грымза устроит праздник, если узнает, что меня держат в клетке. А папа, а папа у себя в Рязани, а туда весточка дойдет, дай Бог, года через два. Да и нет у нас денег.
– Рязаньё? Франция?
– Нет. Это на Руси.
– Не слышал о такой.
– Ну Московия, дикие варвары с востока, ну?
Капитан поскучнел.
– К акулам жалко. А ты знаешь, есть у меня идея. Ты же дворянка?
– Да.
– С соответствующим воспитанием?
– Конечно.
– Испанский и французский?
– Немного английский и, конечно, русский. А еще танцы, клавесин, классическая литература. Корову умею доить, в конце концов.
– Думаю, мой друг Джордж будет очень рад такому приобретению.
– А кто у нас друг Джордж? – Настя подошла к столу и глотнула из кубка капитана.
– Губернатор Барбадоса. У него двое чудесный детей, которым пригодится такая талантливая наставница.
– Капитан, я вас почти люблю, – она чмокнула его в щеку, – потанцуйте со мной, здесь есть музыка?
Прошло уже полгода, как Настя был продана в семью губернатора острова Барбадос. Ее каштановые волосы выгорели на кончиках до огненно-рыжих, кожа приобрела бронзовый оттенок, а в глазах появились задорные огоньки довольной жизнью девушки, на которые засматривались многие гости, да что уж, и сам губернатор. Обязанности Насти были обширными, но не обременительными. Сразу показав себя гордой, но послушной и полезной, она быстро подняла свой статус, сама имела служанку, и обучала детей губернатора языкам, этикету и игре на клавесине. Губернатор неплохо говорил по-испански и по-французски, не говоря уже о родном английском, поэтому Настя иногда только переводила новинки испанской литературы для его жены, которая этим языком не владела.
Настя нашла наконец то, чего ей не хватало везде, где ей доводилось жить до этого – спокойствие, умиротворенность и уверенность в завтрашнем дне. Теперь ее дом был здесь, среди тропических птиц и пальм. Одного не хватало для счастья – сильного и чистого чувства.
За ней в открытую ухаживала половина офицерского состава местного гарнизона, а вторая, женатая половина, завидовала первой половине и тоже пыталась ухаживать. В ее комнате всегда были цветы и щебетали певчие птицы. Пара изящных колец, от особенно увлеченных кавалеров, красовались крупными камнями у нее на пальцах. Она так и не купила траурное платье и ее место в ее сердце было свободно.
Ей нравились пара офицеров, но все это было не то. Он танцевала с ними на балах у губернатора, целовалась в беседке в глубине тенистого сада под звездами, но чувства не приходило. И это «не то» было решающим. Ей нравилось получать подарки, и она не отталкивала кавалеров далеко, держа их умелой женской ручкой на поводке привязанности, продолжая ждать искру, что заставит воспылать ее сердце.
Как-то раз, Взяв Георга и Анну, детей губернатора, в сопровождении двух молчаливых вооруженных чернокожих слуг, они поехали на пикник, к живописному водопаду, где можно было и искупаться, и почитать Гомера, и повалятся на шелковой траве, наслаждаясь прохладой от воды. Георг был достаточно взрослым, чтобы самому управлять лошадью, а вот Анну, Настя взяла к себе. Они ехали мимо сахарных плантаций, на которых трудились негры. Дорога была пыльная, нестерпимо палило солнце, и она мечтала, наконец, добраться до вожделенной лужайки. Одета она была, как и подражающая ей Анна, в верховой костюм, состоящий из лосин, легкой хлопковой рубашки и жилета.
– Вот это ножки! – донеслось откуда-то справа, – я завидую кобыле, на которой вы едите. Миледи, вы не хотите поездить на мне? Я даже удобнее, потому что намного мягче!
Георг насупился и потянулся к хлысту, но Настя остановила его. Просто хам, деревенщина. Пускай себе. Но несмотря, но грубость, ей было лестно услышать не изысканный комплимент, сравнивающий ее очи с бездонными озерами вожделения, а простую грубую лесть.
Она посмотрела в густую тень пальмы, откуда слышался голос. На уложенных банановых листьях, лежала бесформенная куча. Из этой кучи торчали голые грязные пятки огромного размера, которые не влезали под тень, а из-под соломенной шляпы, освещаемые тлеющими в трубке угольками, горели зеленые глаза.
– А если я прикажу тебя выпороть!
– Согласен, только если это сделаете лично вы и желательно в этом же костюме.
– Хам!
– Нимфа!
– Деревенщина!
– Богиня любви воплоти, сошедшая на эту порочную землю!
– Я все-таки прикажу тебя выпороть!
– Я вас уже люблю! Станьте моей! Я разрешу вам меня пороть по вторникам и, пожалуй, по субботам, раз вам так этого нестерпимо хочется.
Настя возмущенно фыркнула и хлестнула неповинную кобылку. Туча песка и пыли, поднятая копытами, как она и рассчитывала, прямиком улетело под пальму, откуда раздалось недовольное фырканье. Девушка ехидно улыбнулась и пустила кобылку рысью.
Прошло две недели. Настя все думала, что это там было под пальмой, грубое, но с таким приятным смеющимся голосом. Она расспросила слуг, которые бывали в городе, видели ли они огромного человека с зелеными глазами и трубкой, но никто не видел.
Она собиралась вновь проехать по той дороге, но Анна умудрилась простудиться, и Настя с головой ушла в заботу о ней. Через неделю, он вновь поехали к водопаду, но на памятном месте никого не было – только смятые и подгнившие листья.
Все бесконечные шушуканья с офицерами ей вдруг опротивели – они ей стали казаться банальными и надуманными. Ей хотелось дерзости, даже грубости, ярких эмоций, всплеска чувств. Но все были предельно, до отвращения, вежливы и предсказуемо однообразны. На балах, она, не надеясь на успех, скорее для развлечения, высматривала грубияна. Но имеющиеся мужчины были явно мелковаты. А зеленоглазые и вовсе не попадались. Да и откуда этому бродяге взяться в приличном обществе? Она решила для себя, что больше думать о той встрече не стоит и стоит снова начать улыбаться офицерам, которые могли и найти другой источник восхищения.
Среди любимых ее развлечений в свободное время, были походы в город. Ей нравилось наблюдать за той неторопливой, но в тоже время шумной деятельностью тропического города. В порту она наблюдала за кораблями. С крепостной стены любовалась океаном. Она гуляла по узким улочкам, покупала зелень и фрукты, читала, сидя у фонтана. Когда ей становилось жарко, она входила в Церковь, где под прохладой каменных сводов думала о высоком, либо, чаще, просто дремала. И, конечно, ходила по разным магазинам.
Вот и в этот самый обычный день, она встала рано утром, пока еще солнце не раскалило воздух, оделась, позавтракала вместе с семейством, провела уроки с детьми, почитала леди Элизабет новый испанский роман, и отправилась в город, купить себе новое платье. Не то чтобы ей оно было так нужно, но у нее были планы на посещение одного из балов, который давала жена одного из крупных плантаторов, и ей хотелось блистать.
Бриджтаун как всегда кипел жизнью. Бойки торговцы зазывали покупателей, солдаты гарнизона толпились у кабачков, двери харчевни были распахнуты и оттуда тянуло пряными запахами, разносчики воды бегали с бурдюками, ходили туземцы, привезя на обмен шкуры и певчих птиц, степенно шествовали быки, запряженные в повозки, под ногами путалась ребятня, клянчившая мелкие монетки, пастор стоял у входа в церковь и обмахивался пальмовым листом. Все было как обычно.
Она прошла к лавке с готовым платьем, куда, как хвалился хозяин, его поставщики привозили специально ему по заказу одежду из Парижа и Мадрида. Настя знала, какие именно это были «поставщики», но ее это мало интересовало – выбор тут был огромный при вменяемых ценах. Ну и что, что на платьях встречались пятна крови, а на жилетах, так любимых ею, дырки от шпаг – все было легко исправить стиркой, ниткой и иголкой.
В лавке было прохладно. Она тепло поприветствовала хозяина лавки, обсудила с ним погоду, новые цены на шерсть, постройку нового форта, согласилась, что туземцы что-то замышляют и, наконец, углубилась в выбор платья. Примерочная представляла из себя нечто вроде чулана, свет куда проникал через окошко в стене. Она привычно занавесила его тряпкой – света вполне хватало и так. Она стянула свое платье. Ношение многочисленных нижних юбок, как было принято у местных дам, она не одобряла, предпочитая одну или вообще не одной. Сейчас Настя осталась как раз в недлинной нижней юбке и корсете. Началась примерка. Когда она примеряла уже четвертое, черное атласное платье с заниженным лифом (чтобы его примерить ей пришлось снять корсет, ибо в платье таковой был уже вшит), ей показалась, что у окна что-то зашуршало. «Мыши», – подумала она и продолжила. Она перемирила много платьев. В итоге ей приглянулись два. То самое атласное – оно хорошо облегало фигуру, подчеркивая узкую талию и грудь, и небесно-голубое мешковатое платье до щиколоток с огромными воланами – офицеры от вида ее изящных ног натурально дурели. Фасон такой она не любила – открытая спина, низкое декольте. Она взвесила платья на руках и вслух произнесла:
– Вот их возьму.
– Ну не знаю, с атласным согласен, а вот голубое тебе совершенно не идет. Вот черное – оно да. Красивое.
Говорили откуда-то снаружи, причем на английском, который она уже достаточно подтянула, за время службы у губернатора, но все еще понимала с трудом. Акцент был ужасен, и она больше догадывалась о смысле слов, чем понимала. Настя замерла на мгновение, потом пискнула и прикрылась одним из платьев.
– Да ладно тебе. Поздно прикрываться уже. А платье, все же, бери черное.
– Пошел вон!!! – закричала Настя и кинула подсвечником в район окна. Подсвечник гулко врезался в стену. За окном отшатнулись, послышался звук падения и недовольное бурчание. Снова стало тихо. Настя быстро надела первое попавшееся платье. Немного подождала.
– Я же сказала убирайся!!!
Прислушалась – тишина.
– Свинья, я натравлю на тебя сэра Викерса! Он тебя выпорет на плацу! Ни одного живого места не оставит!
Тишина.
– Эй!
Тишина.
– Ты там?
Тишина.
– Ээй!
– Черное бери!
– Ах ты… Ты еще там!
Снова тишина.
– А вот возьму назло голубое!!!
– А я уже тут.
Голос заставил Настю вскрикнуть. В двери чуланчика заполняя собой весь косяк стояло искомое Оно. Вернее, Он – огромный мужчина, оказавшийся выше ее на две головы. Она осматривала чудовище снизу-вверх. Мягкие сапоги из свиной кожи, кожаные пыльные заношенные штаны с широким поясом, на котором болтался устрашающих размеров тесак, просторная холщовая рубаха и безразмерная жилетка. Дополняли образ улыбающееся лицо с травинкой в зубах, окаймляющая его выгоревшая на концах рыжая окладистая борода и те самые зеленые глаза, что тогда нагло пялились на нее из-под пальмы.
– Анастасия, у вас там все хорошо? – крикнул хозяин лавки.
– Да, – крикнула она зачем-то, хотя изначально хотела звать на помощь. Обернулась к гостю.
– Вы кто?
– А мне казалось, что мы на ты уже перешли. Позвольте процитирую: «Я натравлю на тебе сэра не помню кого, и он там что-то со мной сделает».
– Кто ты?
– Позвольте представится, Урчи МакТэвиш.
– И все?
– И все. А что еще надо? Тебе, солнышко, разрешаю звать меня милый Урчи.
– Какой ты все-таки хам!
– Какая ты все-таки красивая!
– М… пххх… фрр… – Настя не знала, что ответить на такую наглость.
Он подошел к ней, уверенной рукой повернул ее, поправил растрепавшиеся волосы, застегнул застежку на спине, повернул обратно, отошел на шаг и, критически оглядев результат, улыбнулся.
– Шикарно!
– А тебе правда черное нравится?
– Ага. Оно подчеркивает твое изящество. А сеточка на груди – так это все мужики с ума сойдут!
– А ты?! – она игриво крутанулась вокруг.
– Я уже сошел! Давно.
– Оно и видно, – Настя вытащила свою ладонь из мозолистой лапищи Урчи, пытаясь вспомнить, как она там очутилась.
– И откуда ты такой наглый взялся?
Это длинная и печальная история… Вру. Короткая и веселая. Просто сначала не было меня, а потом хоп, и взялся, такой весь из себя замечательный.
– Чем занимаешься?
– У меня пара овец, которые приносят денежки. А сюда прибыл по делам.
Он состроил гримасу, имитирующую улыбку и добавил:
– А я ведь тебя потом искал, спрашиваю наших: что это за леди в мужском костюме? А они говорят, это, вроде, приемная дочь губернатора. Ну я подумал, что куда нам до дочерей.
– Ну и напрасно, – сказала Настя себе под нос по-русски.
– Чего? – не понял Урчи.
– Говорю, я не дочь, а содержанка.
– А, служанка, – опять не расслышал явно глуховатый Урчи, – это хорошо, а то все смотрел, как ты здесь платья примеряешь и представлял веревку на своей шее, – он продемонстрировал толстую грязную шею.
– И давно ты смотришь?
– Давно, но не регулярно. Как здесь появляюсь по делам, так сразу сюда. Иногда, везет и натыкаюсь на тебя.
– А когда не везет наткнуться на меня?
– Натыкаюсь на кого-нибудь еще, – Урчи смутился, – смотрю и представляю, что это ты. Кстати, там ширма есть в углу сложенная. Ей другие дамы обычно пользуются, которые не любят, чтобы за ними подглядывали.
– А я значит люблю? – взвилась Настя.
– Ну раз перед окном без ширмы крутишься… Есть такие дамы, особенно в возрасте, которым это нравится, и они специально… – Урчи передернулся от воспоминаний, – а тебе я искренне помочь хочу советом, чтобы ты выбрала именно подходящее платье, а не голубое.
– Ишь, искренний какой. И как же ты узнаешь, какое платье подходит, а какое нет?
Урчи стал серьезным.
– Чувствую, – он постучал себя по груди, – тут ёкает – вот это красиво, а не ёкает – не красиво.
– А лучше, чем красиво, бывает?
– Сногсшибательно.
– А еще?
– Волнительно.
– А еще?
– Членовставательно!
– Ну все опошлил.
– Да! Ты как раз сегодня выглядела именно так.
– Фуууу!!! Все, хватит. Иди давай.
– Куда?
– А куда тебе надо туда и иди.
– Прогоняешь?
– Да!
Он, понурив голову, вышел. Настя еще в смешанных чувствах стояла в примерочной, когда из окна донеслось:
– А я тебе платье хотел одно посоветовать, подходящее…
– Посоветуй.
– Так я ж ушел
– Я сказала: иди, куда тебе надо. А тебе надо посоветовать мне платье.
– Женщины.
– Да, это мы. Ну где ты там, тайный советник?
Настя держала в руках шелковое платье глубокого темного-кровавого цвета. Тонкая вязь кружев обрамляла лив с неглубоким, как она и любила, декольте. В тонкий поясок под грудь была вплетена золотая цепочка удивительно тонкой работы. Урчи подошел сзади, сгрузил сверху пару лакированных ботинок с высоким устойчивым каблуком и мантилью с изящными серебряными нитями с нанизанным крупным жемчугом, подтолкнул девушку к примерочной, сам установив ширму и перегородил своей тушей вход от пытающего заглянуть хозяина лавки.
Девушка рассматривала себя в зеркале и невольно вспоминала свое недолгое замужество. Так выглядели дочери высших сановников при дворе, на одном из балов в Альгамбре, где ей удалось побывать. И так сейчас выглядела она.
– Членовставательно, – удовлетворенно прогудел Урчи, разглядывая притихшую девушку – берём.
– Сколько? – у Насти аж ноги подкосились от озвученной суммы, – у меня столько нет.
Хозяин лишь развел руками и протянул руки забрать платье и ботинки.
Тут на стойку легла стопка монет.
– И еще вон то черное платье.
– Как скажите, сеньор, – почтительно поклонился лавочник.
На улице они расстались.
– И не думай, что ты меня купил, – крикнула Настя в спину Урчи.
– Ты и так уже моя – зачем мне тебя покупать? – сказал он и исчез в переулке.
Настя шла домой, держа в руках тщательно упакованные покупки и улыбалась. Ей вообще было легко и хорошо, как не было уже давно. Встречные мужчины принимали улыбки на свой счет и призывно улыбались в ответ, но, к их разочарованию, она пропархивала мимо, никого не замечания.
«Как мне, удостоенной внимания почти всех мужчин острова, мог понравится этот грубый, пошлый, толстый, но какой-то сразу ставший родным мужик? Не понятно. Но ведь понравился, сразу заняв место в ее сердце, правда, какое именно, она еще не решила. Она посидела у фонтана, поразмышляла, перекусила в таверне, купила зелени и, поддавшись искушению, огромный букет горных цветов и направилась к дому. Где ее ждал сюрприз.
По дому лихорадочно носились слуги. Зелень, как и букет, у нее мгновенно отобрали, а ее, ничего не понимающую потащили наверх.
– Быстрее, быстрее, уже скоро приедут. Хозяин уже спрашивал.
– Кто приедут, кого спрашивал?
Старая служанка, которую все звали между собой Мамой, уже раздела ее и обтирала влажной тряпкой от пота и пыли.
– Красота какая, – всплеснула она толстыми руками, – ну чего застыла?
– Настя, ты такая счастливая! – в комнату без стука, под неодобрительным взглядом служанки, влетела Анна, – ой, какое платье!!! А дашь потом поносить? А у меня смотри какое! Красиво да? Папа подарил!
Она закружилась, заполняя комнату голубым.
Настя дернулась спросить, почему она счастливая, но Анна уже унеслась, а в комнату, постучав, заглянул губернатор, и, увидев полуодетую девушку в одной нижней рубашке недовольно причмокнув губами.
– Быстрее, – сказал он и удалился.
Настю быстро и сноровисто запихали в новое платье. Набежавшие гувернантки соорудили на голове прическу и прицепили мантилью к высокому гребню.
– Ты прекрасна, моя девочка, – утерла слезы умиления старая негритянка, – надеюсь, ты будешь счастлива.
– Да что происходит?
«Едут!» – раздалось со двора и у Насти возникло стойкое чувство, что где-то и когда-то это уже было. И она даже вспомнила где… Точно также кричал дед Захар у ворот их дома в Петербурге при приближении кортежа дона Энрико.
«Надеюсь, это за Анной», – пытаясь обмануть неприятные предчувствия, врала себе Настя. Она заглянула в зеркало. Результат ей понравился. Вот бы Урчи показаться, что бы он сказал тогда! Даже его «членовставательно» тут было мало. Настя игриво поправило челку и еще покрутилась. Негритянка утирала крупные слезы передником и все восхищенно охала. В дверь тактично постучались и, дождавшись разрешения, заглянул Георг. Пора было идти.
Ужин был сервирован в главном зале. Одни слуги лихорадочно зажигали свечи в опущенных вниз люстрах. Другие – беспорядочно метались, наводя лоск. Настя вышла в зал, где уже находилась чета хозяина поместья в полном составе.
Губернатор охнул и умиленно сложил руки.
– Моя девочка, ты прекрасна!
Настя сделала легкий книксен.
– Сэр Лингви, могу я узнать, а в честь кого дается ужин?
– В честь губернатора Порт Ройала, сэра Даутсона и его сына Оливера. Они приехали делать официальное предложение.
– Бедная Анна, – огорчилась Настя, – он же ее старше на двадцать лет!
Этот напыщенный и прямолинейный солдафон, интересовался только оружием и лошадями, про которые и говорил всегда и везде. Они были хорошо знакомы – он был частым гостем на приемах, так как время от времени заходил на своем фрегате в порт по делам Короны. Она даже немного с ним успела пофлиртовать, возбудив в нем интерес, но поняв, какой он правильный и нестерпимо скучный, впредь старалась избегать его внимания.
– Анна? – непонимающе посмотрел на нее губернатор. Потом понимание появилось на его лице, и он рассмеялся, промокнув рот платочком.
– Нет, дитя мое, он приехал за тобой.
– Такая честь, такая честь, – всплеснула руками леди Элизабет, жена губернатора.
Настя аж изменилась в лице. И везет же ей на таких вот порывистых и влюбчевых. Нет, ну пару недель назад, она действительно была бы счастлива – не смотря на все минусы Оливера, он был талантливым и успешным офицером, стремительно растущим в званиях, и его вскоре собирались вызывать в Метрополию. Но сейчас…
– Но, он же… – она лихорадочно придумывала причины отказаться, – он же был помолвлен!
– Леди Биатрисс умерла от лихорадки неделю назад, – спокойно пояснила леди Элизабет, поправляя выбившийся локон на голове у Насти, – нам очень повезло.
– Но… – новая причина никак не выдумывалась, – но я его не люблю!
– Любовь, – губернатор поднял глаза к богато украшенному фресками потолку. Потом жесткими колючими глазами посмотрела на съежившуюся Настю.
– Свадьба состоится на Ямайке. Тебе оказана великая честь. А теперь обними меня и поблагодари за все, что мы для тебя сделали. Ты же нам как дочь.
Настя послушно обняла и сэра Лингви и леди Элизабет.
К губернатору подошел мажордом с организационными вопросами, а Настя плюхнулась на стул. Ее желания даже не спросили… А как же он… А как же я… А он… А кто он? Жирный и вонючий фермер? Сколько ему лет? Она лихорадочно вспоминала это пушистое от бороды лицо, понимая, что не имеет об этом ни малейших понятий. Сперва ей казалось, что они ровесники: голос, манера держаться. Но сумма, которую он легко отдал за платье. Он же не говорил, что он держит овец? Разве много могут принести овцы? Может, владеет целой фермой – их много было в горах. Не о том она думает. Он ей нравится? Снова воспоминания отпечатавшегося в голове образа. Вроде, не очень. Она вообще не любила толстых. Так откуда такое нездоровое, если задуматься, желание, быть с ним рядом? Чтобы он шутил, думал о ней, смотрел на нее, касался…
– Настя… – до нее не сразу дошло что ее зовут, – Настяяя.
Да что мир снова навалился на нее шумом зала, запахом духов и сгоревшего воска.
– Вижу, что ты просто в обмороке от такого счастья! Сам сын губернатора! Капитан!!!
Анна схватила ее за руки, присев на соседний стул.
– Да, да я счастлива… – эмоциональность голосу Настя попыталась придать безуспешно.
– Жаль, я так и не померяю твое платье, – щебетала счастливая девушка, – а ко мне тоже скоро свататься будут. Папа не сказал кто, но я вся трепещу – он тоже мне найдет завидного мужа, как и тебе.
Наконец, началось. Гости, поклоны, расшаркивания, гомон, жара, слуги, бокалы с вином. Вот и гвоздь всего приема: Оливер с отцом, оба в красных мундирах, с шарфами, сияли позолотой аксельбантов и орденами на перевязях. Оливер подошел к заробевшей под взглядами сотен людей Насте, галантно взял за руку и провел за стол. Они ели, пили, он увлеченно ей рассказывал, как гонял пиратов последние две недели и сожалел, что так и не поймал «проклятого шотландца». Потом она услышала про новую саблю, сколько он лично ей зарубил «грязных оборванцев», про новые мушкеты. Они постоянно танцевали. Ей даже понравилось – двигался он грациозно. Чувствовался огромный опыт, как танцев, так и сражений. Руки у него были сильные, а в водянистых глазах, залитых вином, посверкивал демонический огонек, а может это отражалось ее платье.
Их признали лучшей парой вечера – смотрелись они в своих красных нарядах удивительно гармонично. Оливер шепнул ей, что она ему давно нравилась – но помолвка с Беатрис мешала признаться в своих чувствах. К счастью, он теперь свободен.
«К счастью? Может и да. Может все не так и плохо, как казалось сперва», – думала она, ощущая рядом крепкого и сильного мужчину, знающего, с какой стороны держать оружие. Потом аккуратно взяла капитана королевского флота Ее Величества под руку. «Вроде ничего. И чего это я. Может, это и есть то самое счастье – надежный муж и положение в обществе. А любовь? А зачем она – одни мучения от нее».
Все разошлись по покоям далеко за полночь. Оливер все порывался проводить Настю до ее спальни, а вино в ней было не против. Но на их пути, нерушимым оплотом чести и достоинства, встала леди Элизабет, которая выговорила «молодым людям» про плохой пример Анне. В итоге, Настя, как была, в своем платье, плюхнулась на кровать, по-русски послав служанок, которые попытались помочь ей раздеться. Те интуитивно поняли и ушли, оставив ее в одиночестве. В голове кружились образы, эмоции и ощущения, играла диссонансная музыка и пахло кальвадосом. Красным пятном мелькал ее будущий муж. Муж. Какое колючее слово. Опять муж. Ямайка и людный Порт-Ройал. Её замутило, и она выбежала на балкон, где жадно вдохнула прохладный ночной воздух. Круговерть успокаивалась. На рейде в свете луны был хорошо виден фрегат «Несокрушимый», на котором она завтра отправится в новую жизнь.
Внезапно ей прямо в лицо ткнулась роза, заставившая ее отпрянуть от перил.
– Чего грустим?
Роза поднялась повыше и стала видна тонкая жердина, к которой она была примотана.
– Ой
– Смотри не уколись!!! Мне лень было шипы обрезать.
– Ты!
– Я!
– Здесь?
– Здесь!
– Как?!
– Легко. Охрана у вас бездельники, а в заборе куча дыр.
– Аааа..
– Да вот, пора. Все что нужно было – узнал. Думаю, дай напоследок загляну.
– А что нужно было узнать?
Куст внизу зашуршал. Повисла пауза.
– Ты там еще?
– Да так, всякое, – невпопад вдруг прозвучал смущенный голос.
– Понятно.
Они помолчали. Внизу снова завозились, не слишком мелодично брякнули струны. Совсем не романтично прокашлявшись, Урчи затянул:
Моя дорогая, стоишь предо мной,
В закатных лучах сама словно свет испуская.
И снова и снова любуюсь тобой
Как жил без тебя до сих пор я не знаю.
Лишь только сейчас обретает жизнь смысл
С тобой она стала желанна
Глаза твои, губы, волос водопад
Прекрасны красой первозданной.
Адом я стану, будь Евой моей,
Изидой, Изольдой, Гвиневрой,
Тебя сквозь века на руках пронесу
Чтобы стала моей непременно.
Ты цель моей жизни всего бытия
О будь же ты Настя навеки моя!
– А я замуж выхожу.
Внизу раздался звук порванной струны.
– Видел на рейде фрегат? Это за мной.
– Но как же я? Я же люблю тебя, Настя!
– И ты вот ща ждешь, что я променяю капитана такого всего красивого, сына губернатора Порт-Ройала, на человека, которого видела два раза в жизни?
– Да.
– Да, променяю. Как это не странно. Я тоже, наверное, тебя люблю… Хотя совершенно не понимаю за что. Даже почти могу вспомнить твою мерзкую рожу. Но, напомню: он сын губернатора и от меня там мало зависит. Кстати, как оказалось, очень достойный человек. А ты кто? Сам же говорил, куда нам до дочерей.
– Я – это я, – неожиданно зло и жестко прозвучало из кустов, – и ты не дочь. Когда отплываете?
– После полудня.
– Дак это еще прорва времени! – обрадовались кусты, – что-нибудь придумаю.
– Даже не представляю, что.
– И не представляй. Кстати, а ты сможешь променять это всё на свежий воздух, овец, бескрайние просторы и толстяка с колючей бородой и завышенным самомнением?
– Без сомнения.
Кусты зашуршали, и сад вновь погрузился в тишину.
Она еще постояла на балконе, наслаждаясь покоем. Спать не хотелось и чего-то остро не хватало для гармонии.
– Серенада то как? – прошуршал куст.
– Ужасно! И какие такие закатные лучи? Ночь глубокая.
– А нечего было пьянствовать до ночи. Шла бы в покои на закате и были бы закатные лучи, – обиделся куст, – пишешь тут ей пишешь…
– Иди уже!
– Иду уже.
Снова стало тихо.
Вот именно этого разговора ей и не хватало. Она, уже полностью удовлетворенная, зашла в комнату, закрыла дверь, разделась, легла и заснула сном праведницы.
Утро было суматошным. Служанки собирали ее вещи, которых, к удивлению Насти, у нее скопилось непозволительно, для простой служанки-содержанки, много. Одних платьев набрался целый сундук. Она, справедливо рассудила, что на ферме ей это всё вряд ли пригодится, если Урчи все-таки придумает, что хотел придумать. А если не придумает, то на Ямайке она накупит себе еще больше и лучше – высший свети все такое – нужно будет соответствовать. Поэтому широким жестом отдала почти все платья и наряды девчонкам. Оставила только оба новых: красное и черное, в котором собиралась ехать, и свой любимый костюм для верховой езды. Первой получила право выбора Анна, забравшая себе львиную долю, но и стайке служанок осталось чем поживиться. Такая же учесть ждала и обувь, и безделушки. В итоге, остался один небольшой сундук с самым нужным.
В комнату заглянул свежий и подтянутый Оливер, быстро окинул взглядом комнату, увлеченно делящих между собой подарки девушек из прислуги, потом увидел собранную в дорогу Настю, нащупал глазами единственный сундучок у ее ног, кивнул.
– Готовы?
– Да.
– Один сундук?
– Самое нужное.
– Отлично. Прощайтесь и приезжайте в порт. Лодка будет ждать на пирсе в полдень.
Скрипнули сапоги, унося Оливера. Двое солдат в красных мундирах подхватили сундук и унесли его вслед за ним.
Настя тепло попрощалась со всем семейством, выдавила немного слез на волосы Анны, пожала крепкую руку Георга, наобнималась с губернатором и леди Элизабет, обещала непременно писать, приезжать и все остальное, что обычно обещают, но редко делают.
Наконец, все слова были сказаны, на дорожку, по русскому обычаю, посидили, рукой всем помахала, и двуколка увезла ее к новому счастью.
– Урчи, ты где, – шептала она себе под нос. Горы с овцами и их бородатым хозяином оставались за спиной. Впереди раскрывало свои просторы-крылья Карибское море. Запахло солью, водорослями и рыбой. В порту было очень шумно и многолюдно. Сотни суденышек сновали в бухте, стояли на рейде парусники всех размеров и типов. Но как среди всех лодок у пирса выделялась одна, самая красивая и чистая, с опрятными матросами на веслах, так и среди прочих кораблей выделялся красавец фрегат с гордо реющим на ветру «Юнион Джеком».
Лодка доставила ее на борт, где ее уже встречал будущий муж, подавший руку и помогая преодолеть последние ступеньки.
«Прямо как тогда, когда она всходила на борт «Синко Ларгосы» и ее также встречал Энрико. Как бы это не вошло в привычку», – подумала она, – «главное, чтобы такого же продолжения не было». Но корабль был военный, прекрасно вооруженный с опытной командой, и она искренне надеялась, что ни один пират к ним не сунется.
– Добро пожаловать на «Несокрушимый», миледи. Вас проведут в вашу каюту.
– Могу я остаться на палубе?
– Конечно, но я буду вынужден вас покинуть.
– Я понимаю.
Лодку подняли на борт и уже поднимали якоря, грохоча цепями. Боцманские свистки заливались трелями. Матросы резво лезли на ванты. Хлопнули паруса. Пока всего два. Но и их хватило, чтобы поймать ветер. Корабль, будто проснувшись ото сна, дернулся и, сперва, лениво, но все более резво, двинулся к выходу из гавани.
Они стояли на корме. Остров становился все меньше и вскоре совсем скрылся за горизонтом. Лишь облака над ним, да все еще летающие в небе чайки, напоминали, что в той стороне – суша.
– Если позволит ветер, через неделю будем в Порт-Ройале.
– Всего неделя.
Вот и облака скрылись в дымке – вокруг расстилалась водная гладь с пенистым следом от идущего под всеми парусами корабля.
– Прощай, – грустно сказала она и помахала рукой.
– Если захочешь, мы можем изредка приезжать в гости, – Оливер, естественно, не подозревал, с кем прощалась печальная девушка.
– Угу, – буркнула она, – проводишь меня в каюту?
На третий день, когда офицеры ужинали в кают-компании, корабль несильно вздрогнул, зазвенела посуда, раздались резкие свистки – кто-то свалился с мачты в воду.
– Что случилось? – Оливер выбежал на палубу.
К нему подскочил бледный боцман.
– Сэр, в трюме что-то взорвалось. У нас пробоина по левому борту. Пытаемся заделать, но нужно срочно найти гавань, где мы сможем посадить корабль на мель – такую дыру по-другому не заделать.
– Большая пробоина?
Боцман показал руками. Оливер немедленно скомандовал одному из офицеров:
– Начинайте перетаскивать пушки левого борта на правый. Всем остальным – разделится на смены и вниз, откачивать воду. И да поможет нам Господь.
Офицеры склонились над картой.
– Мы здесь. Ближайшая подходящая гавань тут, – штурман ткнул в крохотную точку, изображающую остров и приложил линейку, – около двух часов полного хода.
– Пластырь сорвет. Больше восьми узлов нельзя.
– Воду качают непрерывно, половину пушек уже перетащили, но крен усиливается – тяжело работать.
– Ставьте все паруса, – Оливер сжал пальцы в кулак, – так будет хоть какой-то шанс.
Фрегат, не смотря на все усилия экипажа, перетащенные на правый борт пушки, сброшенные за борт ядра, порох и все, что только было возможно, осевший по нижние орудийные порты, с сильным креном на левый борт, тяжело вполз в гавань и грузно сел на песчаную банку, проскрежетав по ней килем. Аварийная команда немедленно отправилась в лес рубить деревья, а измученные матросы повалились на палубу.
Когда воду откачали, старший плотник с капитаном смогли осмотреть пробоину.
– Хитро придумано, – плотник показал капитану на стальную коробочку с огарками свечей и остатками запального шнура, припрятанную в канатном ящике в трюме – первую свечу зажгли, видимо, в Бриджтауне. Когда последняя догорела, она подожгла запальный шнур.
– Диверсия, – сжимая зубы, пробормотал Оливер.
– Но, сэр, зачем? Кому это нужно?
– К сожалению, мы это скоро узнаем. Ускорьте работы. Привлекайте солдат и расчеты орудий, всех, кого можно. Мы должны вернуться на Ямайку как можно быстрее. Чую, не обошлось здесь без чертовых пиратов.
Настя босиком прогуливалась по пляжу. За ней тенью следовал назначенный юнга с кортиком. Вне кругов света от огромных пылающих костров, стояла непроглядная тьма тропической ночи со всеми присущими ей стонами и криками неизвестных существ, шорохами и скрипами. Часовые смотрели во все глаза, накрученные до упора сержантами. А над гаванью стоял шум пил, стук молотков и гомон десятков людей. Спать в этом грохоте было невозможно, а налетевшие с суши насекомые и москиты не давали покоя – только дым костров хоть как-то их отгонял.
Внезапно, ей показалось, что несколько слишком контрастных теней, пробежали среди деревьев на границе света и тьмы. Ей вдруг стало страшно. Хрипло заорала какая-то птица, ей ответила другая.
– Ммиледи, дддавайте вернемся на корабль, – у храбрящегося юнги, уже державшего в руках ходящий ходуном кортик, зуб на зуб не попадал.
– Ты тоже видел?
Он кивнул.
– Пойдем.
Снова несколько темных пятен отделились от деревьев и исчезли в лесу. Теперь она их видела четко. Схватив окаменевшего паренька за руку, и отобрав у него кортик, пока он им сам не зарезался, она потащила его за собой. Они вбежала по брошенным сходням на борт мимо часовых. Настя шмыгнула в свою каюту, оставив парня приходить в себя за дверями.
– Я уж думал сам идти по кустам шуршать, а то моих парней ты в упор не замечаешь.
Настя подпрыгнула на месте, выставляя перед собой оружие.
Из темноты, подсвеченные только тлеющим огоньком в трубке, на нее смотрели пронзительные зеленые смеющиеся глаза.
– Ты!!!
– Ты не рада меня видеть?
– Так это ты!!! Ты корабль взорвал, – она кинулась с кулаками на поднявшегося с кресла Урчи, – а если б мы не дошли до острова!!!
Он дал немного себя поколотить, а потом прижал к себе, уткнувшись носом ей в волосы.
– Дошли бы, все было рассчитано. Я ж говорил, придумаю что-нибудь.
– За полдня придумал?
– Ну, – он смутился, – это я придумал и подготовил уже давненько. У нас с твоим бывшим будущим мужем что-то вроде дуэли. Я, собственно, тогда, когда мы познакомились, «Несокрушимого» и ждал, чтобы это провернуть. А он тогда в порт не стал заходить. К счастью.
– Ты??? Фермер? И дуэль с Оливером?
– Почему фермер? – опешил Урчи.
– Ну овцы, просторы бескрайние пастбищ – ты ж мне предлагал.
– Овцы?
– Ты говорил, что тебя кормят овцы.
– Аааа! Овцы. Овцы!
Урчи начал ржать, пытаясь заткнуть себе рот кулаком.
– Фермер! Овцы! Ааххахха. Парни со смеху помрут. Овцы!
Настя надулась, пока Урчи, давясь и икая, трясся, утирая слезы кулаком.
– Овцы!
– Сам так сказал!
– Сравни: овцааа и овца. Короткий звук, как свист сабли. Овца. А овццаа она и блеет так – овцаа.
– Не поняла, – Настя потупила глазки, – я английский плохо, я по-испански и по-французски больше…
– Овца, – все еще подхихикивал Урчи, сотрясаясь своим огромным телом, – да, у меня две овцы, которые меня кормят: шлюп «Кровавый ворон» и пинас «Девственница». Они с другой стороны острова нас ждут. Овца – эль барко, ле бату.
– Корабль, – констатировала Настя.
– Ага. Ну так бежим уже что ли? Что-то романтическое похищение затянулось – нам еще через весь остров в темноте пробираться.
Настя осмотрела свое платье и засуетилась.
– Где мой сундук?
– Я на нем сижу.
Она столкнула Урчи с сундука, быстро скинула с себя, под довольное причмокивание, платье, упихала его в сундук, а вместо него надела костюм для верховой езды.
– Я готова.
– Сундук берем? – грустно спросил Урчи.
– Там красное платье.
Урчи схватил сундук и сбросил за борт, вызывав сдавленный всхлип Насти.
– Ты что сделал!
– Ща выловят, – он помог Насте спуститься, и уже вылезал из окна по веревочной лестнице, когда в каюту вошел Оливер.
– Анастасия, я вас потеря…, – он уставился на улыбающееся бородатое лицо, – МакТэвиш, какого черта!!!
– Привет, Олли! А Анастасию и правда потерял, – Урчи послал ошарашенному Оливеру воздушный поцелуй и скрылся за бортом.
Плюхнувшись в лодку, он крикнул Насте:
– Кричи, визжи и бейся будто тебя с силой удерживают. Мы еще и выкуп за тебя получим. Томас, подержу девушку, только аккуратно.
Потом он пыхнул зажатой в зубах трубкой, заставив угли разгореться, и поднес ее к свисающему запальному шнуру. Настя, не задавая лишних вопросов, начала изображать из себя похищенную злодеем деву. Из окна сверху высунулось белое лицо.
– Аааааа, – самозабвенное верещала Настя, – Оливер спаси меня!!!
– МакТэвиш!!! Я тебя найду, повешу, оживлю и снова повешу!!! – раздался выстрел из пистолета, который скорее был жестом отчаянья.
Лодка, уже не скрываясь, гулко хлопала обмотанными тряпками веслами по воде, уходя к берегу.
«А меня, значит, искать не нужно», – успела обидеться Настя, когда догорел шнур и грянул взрыв, разносящий в щепки руль фрегата и поджигая корму.
– Эх, сейчас бы еще из пушек добавить, – мечтательно проворчал Урчи, с берега глядя на зарево разгорающегося пожара и мечущиеся на его фоне фигурки с ведрами.
– Капитан…
– Да, Томас, ты прав, за такое могут и патент отобрать, – Урчи, поудобнее перехватив сундук Насти, углубился вслед за матросами в джунгли.
Скрип рассохшейся древесины, приглушенное хлопанье парусов, плеск воды, бьющейся о борт, переговоры матросов, ругань боцмана и непременная духота. И качка. «Как только это все закончится, уговорю его взять бриг, или хотя бы, бригантину – деньги теперь на наем команды и снаряжение есть», – она нежно погладила увесистый сундук, набитый золотом, который являлся её выкупом, и который они сцапали прямо из-под носа честного и порядочного Оливера. Ей было даже жалко этого, неплохого в целом, парня. Но им с Урчи золото нужнее – им еще семейное гнездо обустраивать.
Настя поднялась на палубу, поправила широкополую шляпу на голове, заправляя под нее коротко обрезанные волосы. Шлюп ухнул вниз на особо крутой волне, и ее обдало солеными ледяными брызгами.
– Аааай хорошо, – радостно взвизгнула она.
– Еще хочешь? – Урчи уже крутил штурвал, вставая носом на новую волну.
– Давай вместе.
Нос шлюпа ушел вниз, потом вверх, переваливаясь через гребень.
– Ааааааййаайяяйай, – радостно заорали они вместе, окаченные волной.
Томас, помощник капитана, лишь скривился и пробормотал:
– Одержимые…
Настя была счастлива. Счастлива каким-то диким несуразным счастьем, которое так долго искала. Здесь не было нормальной еды, нормальной воды, не было ровного пола под ногами, вокруг были одни мужики и она пропахла солью и водорослями. Но рядом был любимый. И ей было все равно, что он был импульсивным, бескомпромиссным, отбитым на всю голову толстым «чертовым шотландцем», который постоянно влезал в авантюры. Но это был ее мужчина. Практичный, умелый, сильный и надежный, как скала, а главное, любящий ее до беспамятства. А она была его любящей женщиной. И они будут вместе навсегда. Пока смерть не разлучит их.
Ну или пока их все-таки не догонит, идущий позади на всех парусах, «Несокрушимый», что было равнозначным смерти – их с Урчи точно повесят рядом сушиться под беспощадным тропическим солнцем. Она отобрала подзорную трубу у Томаса, рассмотрела маленькую красную фигурку на мостике фрегата, и, из озорства, помахала ей рукой.
Girl next door
Автор публикации
