Было обычное июльское утро, которое я, как обычно, решил начать в кофейне напротив центрального парка. На столе стоял большой стеклянный стакан свежеприготовленного Латте, рядом на блюдце, окутанная паром лежала булка, кажется с шоколадной начинкой, а сам стол находился у окна в дальнем углу заведения, где никто не мог помешать раздумьям старого писателя, даже очень этого захотев.
Так начинался каждый мой день пребывания в новом городе. Не могу сказать, что он мне нравился, но определённый шарм там точно был.
Я наблюдал за городской суетой. За людьми, которые “пролетали” мимо окон кофейни, не замечая запаха этого сумасводящего кофе и пытался найти своё вдохновение.
Переполненная машинами такси улица напоминала жёлтую реку с редкими вкраплениями чёрных или белых машин и лишь дождь, кажется, пытался скрыть всё это безобразие. Он лил с самого раннего утра, часов с пяти, а может даже и с четырёх, во всяком случае улицы уже были залиты водой, когда я проснулся, а тучи всё сгущались и сгущались, обычное летнее утро не было похоже само на себя, ведь в моей родной стране в этом месяце не упало ни одной капли с неба, а тут мне приходилось сидеть в ярко освещённом помещении и смотреть на чёрное небо и полумрак на улице.
В то же время, когда я задумался о своём доме, дождь был настолько силён, что казалось, даже ветер был не способен справиться с ним. И лишь одинокий старик, сидевший на лавочке под одним из навесов парка на другой стороне улицы, кажется, не замечал всего происходящего вокруг.
Кружка горячего кофе в купе с проливным дождём за окном помогали мне сосредоточиться в написании моей новой книги, которая повествовала о недавнем визите в Англию, а именно в колоритный Ливерпуль, но тот старик сбил меня с мысли. Все, что я делал в течение десятка минут, так это наблюдал за ним лишь изредка потягивая уже чуть подостывший латте, напоминающий к тому моменту посредственный кофе с молоком, который все же не мешал моему делу.
*****
Старик был в чёрном пальто – такие еще были популярны на рубеже веков, серой кепке и белоснежных, не смотря на дождь, кроссовках. Рядом на скамейке лежал аккуратно сложенный зонт, а под его ногами разместился старый лабрадор. “Наверное пёс ровесник старику, если считать по собачьим годам, конечно”- пронеслось у меня в голове и в туже секунду это вызвало у меня неподдельную улыбку.
Я наблюдал за ним уже минут пятнадцать и за это время ни старик, ни пёс не шелохнулись с места. Всё что он делал так это курил, уже вторая пошла за это время. Более бесполезным занятием во всём городе занимался, наверное, только я, когда решил, что будет хорошей идеей понаблюдать за ним.
Тем временем мой кофе кончился, мои мысли были сумбурными и лишь вдохновение, которое пришло ко мне впервые за несколько месяцев дало понять, что этот старик со своим псом уже сделали больше, чем многие из моих близких за всё время нашего знакомства, хотя он и слова то не сказал. Что тут греха таить, он меня и не видел.
Я не знал как его зовут, какой у него голос, какие сигареты он любил и пьёт ли кофе так же часто, как и я. Не знал, какая кличка у собаки и почему она так верно ждёт своего хозяина. Однако я точно понимал, что этот дед не случайно появился сегодня именно на этом месте.
Вся непринуждённость старика: его манера курения; неторопливое движение глаз, которые, кажется, несмотря на это, успевали увидеть всё, что происходило на улице и заставили меня выбросить всё написанное ранее в урну и начать историю заново.
Стоило странице быть дописанной, как дед докуривал сигарету и, словно по команде, начинал новую с каждым следующим листом.
Я понимал, что получающийся текст не был даже близко похож на то, что я мог написать много месяцев назад, но даже это вызвало чувство счастья.
Таким образом прошёл час, а может два, страница за страницей, сигарета за сигаретой и только пёс неподвижно лежал под ногами старика, в удобной только ему позе. Я писал очень медленно, успевая снова и снова оглядываться на парк, скамейку и отвлекаться на очередной глоток кофе, параллельно пытаясь привести мысли в порядок. Булка же, остывшая и размякшая за это время, всё лежала на тарелке и ждала своей очереди.
Скоро дождь прекратился и я увидел, что старик, взяв поводок в одну руку, а зонт в другую, собрался уходить оттуда. Ничего лучше, чем последовать за ними я не придумал, поэтому в спешке надел своё пальто, висящее у входа и вышел из кофейни, кажется, даже забыв оставить чаевые, что было удивительно.
Мы долго шли по улице вдоль парка в сторону старого моста, пробиваясь сквозь толпу вечно спешащих людей. Справедливости ради стоит сказать, что даже это ему удавалось делать легко и непринуждённо. Казалось, что толпа просто расходится перед ним, открывая свободную от преград и дневных проблем дорогу тогда, как мне приходилось протискиваться сквозь разъярённых и суетливых людей, которым не нравилось толи то, что я шёл против основного потока, толи то, что в отличии от них я никуда не спешил, неподдающееся логическому объяснению.
Старик топал настолько медленно, насколько это в принципе возможно и только тогда, оглядываясь по сторонам, я понял насколько красив этот город. Я впервые увидел, как многометровые здания простирались на десятки кварталов вперёд и где-то вдалеке смешивались с чёрным небом, нависшим над городом. Ведь дед, возможно, был единственным, кто видел невероятную гармонию зелёного парка и серого бетона со ржавым металлом.
Вся эта картина вокруг была настолько вдохновляющей, что я перестал думать о людях, бегущих на работу, машинах, проносящихся по лужам и обливающих всех, кто в тот момент оказался рядом, о бродячих животных, исхудавших толи от бессилия, толи от банального отсутствия еды на улицах и о таких же бродячих людях, которые то и дело требовали денег на еду у прохожих и, кажется, бизнес у них процветал.
*****
Через секунду я вдруг осознал, что стою один посреди пустой улицы, которая буквально только что кипела жизнью. Не было ни души, ни единой машины, не горел свет ни в едином окне во всем огромном городе.
Мой взгляд приковала лавка с книгами на другой стороне дороги. Не знаю почему, но недолго думая я зашёл внутрь.
Это было довольно узкое, но вытянутое помещение с несколькими стеллажами со всякой мелочёвкой, находящимися сразу при входе по пути на кассу. По левое плечо находилось множество полок с книгами. Свет горел только в самом конце магазина, недалеко от запасного выхода. Туда я и направился.
Это был отдел “Британия”: история, художественная литература, посредственные английские журналы, которые лежали здесь, кажется, с прошлого века и, как же без них, научные труды. Проверив дверь, которая оказалась закрытой, я подошёл к книгам и попытался найти то, что могло дать ответ на всё происходящее и почти сразу наткнулся на “Легенды старой Англии”. Не знаю, что меня заставило взять её, может обложка, на которой был изображён какой-то юнец, возомнивший себя королём и пара драконов, а может и что-то другое, но я довольно таки долго листал страницы, пытаясь найти то, чего казалось, не существует.
Минуту спустя из дальнего угла комнаты раздалось: «Вы можете проходить». Я поднял голову. В тусклом свете, который просачивался через несколько небольших окон виднелся силуэт человека, который не спеша приближался ко мне.
– А кто вы? – спросил я.
– Меня зовут Оливер, для друзей – Оли. – Сказал он выйдя на свет, толкая перед собой тележку с книгами. – Я продавец книг, если это вас устроит. – Продолжил он.
Это был невысокий парень с непропорционально большой головой, хромающий на правую ногу (кажется она была короче, чем левая) из-за чего ему приходилось опираться на тележку, что выглядело довольно нелепо. Он повернулся к стеллажам и начал раскладывать и выравнивать книги пока я стоял в недоумении.
– Вас ждут. – повторил Оливер, не отвлекаясь от своего занятия.
– Кто? – сказал я. – И что здесь происходит?
– Идите уже, долго ждать не будут. – сказал он, посмотрев на меня и, кажется, немного повысив тон (я уже точно не помню).
– Куда?
– Дверь в двух метрах от вас. – он показал на запасной выход, который буквально несколько минут назад был закрыт.
Я подошёл к двери и осторожно открыл её. За ней был скрыт длинный коридор, метров в пятьдесят, по обеим стенам которого стояли лавки полностью забитые людьми, создающими ощущение бескрайнего однотонного полотна.
Мужчины, женщины, старики… Все выглядели одинаково в своих чёрных и серых свитерах и майках, в джинсах, которые отличались разве что разными оттенками синего и абсолютно одинаковой обувью на всех, да и я не сильно выделялся среди них.
Стоило зайти внутрь, как дверь захлопнулась сама собой. Пути назад не было, а впереди ждала неизвестность. Шаг за шагом я шёл вперёд и стал замечать людей, которые начинали смотреть на меня по мере приближения к ним. Взгляд каждого вызывал неподдельный страх, они смотрели прямо в глаза и, кажется, хотели что-то сказать, но толи боялись, толи не могли найти слова.
Стояла гробовая тишина, ни шороха, ни звука, ни единого комариного писка и только мои шаги отбивали секунды раз за разом. Один… два… три…
С каждым новым шагом появлялось ощущение какой-то непонятной боли, пронизывающей всё тело, становящейся всё сильнее и сильнее. Она напоминала то укалывание сотен лезвий, то удар десятка молотков, то снова – сотни лезвий.
Я подумал, что было бы неплохо побежать, чтобы боль скорее закончилась, но в этот момент во мне зародился страх, что ноги не выдержат этого и могут раскрошиться, как хрустальный шар из-за чего шаг замедлился ещё сильнее и стал похож больше на волочение ног, нежели не на ходьбу.
Чем дальше я шёл, тем страшнее становился взгляд людей, а некоторых начинала переполнять, казалось, зависть. Я не мог понять, почему все они смотрят на меня, почему каждый из них обладает настолько пронизывающим взглядом, что даже человек повидавший виды чувствовал бы страх. Казалось, что они хотели остановить меня, сбить с пути, но точно так же, как и я боялся их, они боялись встать с мест и сделать тот самый шаг, чтобы перегородить путь.
Дойдя почти до середины коридора, я заметил громилу, сидящего на расстоянии пары метров и понял, что он будет действовать.
“Этот парень не позволит мне пройти”- пронеслось у меня в голове. Казалось, что он вообще не моргал, а безотрывно смотрел в глаза и продумывал свой план, пока я еле переставляя ноги двигался на встречу.
Так и произошло, стоило оказаться рядом, как он выпрыгнул со своего насиженного места с воплем, напоминающим дикую собаку и сбил меня с ног. Он упал на пол в метре от меня и стал сначала кричать, теперь уже как человек в агонии, а затем и скулить, как дворовой пёс, оставшийся один под дождём между мусорных баков. Он почувствовал боль в сотни раз большую, чем я, потому что посмел сделать резкое и быстрое движение в надежде остановить, как ему казалось, очередного бродягу, но забыл ту боль, которую это движение причиняет.
Я присел на пол, чтобы немного отдохнуть. Боль совсем пропала и в этот момент пришло понимание, почему все эти люди так смотрят на меня: Каждый из них был на этом месте, каждый из них пытался дойти до конца и посмотреть, что же скрывает та дверь, найти ответы на вопросы, но никто не смог преодолеть эту боль, ведь стоило только присесть, как моментально тело переставало слушаться и отказывалось идти дальше, создавая ощущение присутствия чего-то невидимого и страшного, держащего их. Нужно было сделать только один шаг, чтобы боль вернулась, стоило начать идти, как появлялся риск упасть замертво, как этот самый громила и никогда больше не встать, ведь сущность не покинет даже лежащего на полу человека, остающегося там в надежде на храбреца, который придёт и спасёт, если, конечно, сможет пережить эти испытания.
Именно поэтому каждый из этих людей смотрит одновременно с горем и завистью, со страхом и яростью, не желая, чтобы кто-то смог пройти дальше них, ведь они так и не смогли, хотя бы доползти до конца. Одни остановились в самом начале, потому что этот путь показался бесконечным, а другие, преодолев страх утратили абсолютно все силы и остановились в паре шагов от заветной цели.
Только сейчас я понял, что люди в конце коридора сидят прямо на полу, там куда хватило сил упасть. Поняв всё это я испугался, вскочил на ноги так быстро, что ноги казалось онемели от моментальной боли, но всё равно продолжали держать тело на весу, потому что упав обратно на пол, пришлось бы пережить эту боль ещё много раз, потому что сил на то, чтобы снова встать уже не хватило бы и пришлось бы ползти, что могло означать только одно – вечное заточение в этом чёртовом коридоре. Лезвия и молотки снова по очереди били и кололи мои ноги, а боль была такой силы, что в какой-то момент тело перестало её ощущать.
Бороды некоторых стариков были настолько длинными, что казалось они не брились и не стриглись добрых тридцать лет, потому что всё это время провели именно здесь. Тогда пришло осознание, почему на том старике была такая старая, но хорошо сохранившаяся одежда, такая длинная борода и почему тот пёс настолько спокойно ждал своего хозяина. “Видимо их время от времени выпускают, чтобы они заманивали сюда новых людей, получая взамен свободу”-пронеслось у меня в голове.
В общей сложности мне потребовалась пара часов, чтобы дойти до конца. На расстоянии метров трёх от двери люди хаотично расположились на полу: кто-то лежал, кто-то сидел, а один, наверное, сошёл с ума и пытался, как ему казалось, ползти, но вот сил хватало только на то, чтобы проводить рукой по полу, при этом не сдвигаясь ни на дюйм.
Я доковылял до цели, обойдя преграды в виде неподвижных тел, а последним испытание стал какой-то парень, который “подпирал” дверь своей спиной. Наверное он упал за несколько метров до неё и дополз, но сил, чтобы дотянуться до ручки у него не осталось.
Я не смогу описать каких усилий стоило сдвинуть его с места, благо он весил не много и с тихим писком соскользнул на пол, стоило только подтолкнуть. Однако сделать эти лишние движения было крайне трудно. Кажется, в тот момент он осознал, что теперь ему понадобится в два, а то и в три раза больше сил, чтобы дотянуться до дверной ручки. Я соглашусь, что поступил не правильно, но другого выхода не было. Я не хотел застрять там на вечно, хотя возможность была.
*****
Стоило дотронуться до ручки и приложить немного усилий, чтобы она сдвинулась, как я сразу очутился в какой-то комнате.
Не знаю была она большой или маленькой, потому что я не видел ничего дальше двух метров, а из освещения была только тусклая лампа над дверью. “Темнота давила” с каждой стороны. Я сделал пару шагов вперёд и замер.
Какое-то невероятное чувство охватило меня, появилось ощущение мягкого деревенского ветра после мороси, а твёрдый каменный пол под ногами не доставлял никакого дискомфорта. Напротив, он был мягким и холодным, в хорошем смысле, как молодая летняя трава или, даже, поле одуванчиков.
В какой-то момент пришло ощущение чего-то более значимого, чем всё, что было до этого. Я почувствовал присутствие кого-то ещё.
– Проходи, не стесняйся. – Из темноты раздался до боли знакомый голос, но я стоял в оцепенении и не мог понять, кто же это. Немного погодя я сделал несколько шагов вперёд, а над головой загорелась ещё одна лампа. Снова видимость была около двух метров, а передо мной стоял стол – тот самый за которым был написано моё первое произведение “Огненные шары”, и в этот момент я осознал, что это был голос моего друга, которому я посвятил тот рассказ. Мне было лет девятнадцать, когда он, умирая, велел никогда не переставать писать. Да, он был единственным, кто верил в силы того ещё молодого мечтателя.
– Ты стал забывать. – раздался голос из темноты.
– Дейв, это ты? – сказал я с немного охрипшим от страха голосом.
– Да, друг мой
– Но как это возможно?
– Я всего лишь живу в твоих воспоминаниях и ничего более
– Нет, нет, нет… – Внутри меня «разгорелся» огонь: огонь безумия или, даже, отчаяния. – Я с тобой говорю, а значит это никакие не воспоминания, ты стоишь здесь передо мной, но я тебя не вижу, выйди на свет… Или чёрт возьми я сплю?
Я стоял неподвижно, раздумывал, каким может быть его следующий ответ и был уверен, что нахожусь во сне, но меньше всего хотелось проснуться. Слишком много времени прошло с нашей последней встречи, чтобы я отказался от этого разговора, хоть он и был не наяву, как мне казалось.
– Всю жизнь ты хранил память о тех днях и поэтому был по-настоящему великим в своём деле, и поправь меня, если я не прав, но всё, что было дорого сердцу – потеряно.
Я стоял наклонившись над печатной машинкой и исписанными листами бумаги, над урной забытых и смятых заметок, над этим чёртовым столом и только в этот момент понял всё, что произошло в тот день. Понял ошибки совершенные в жизни и, самое главное, я вспомнил… Вспомнил, как писать, вспомнил, какого это, когда один за другим пальцы бьют по клавишам машинки и та в свою очередь “магическим образом” отбивает буквы на белоснежном листе. Вспомнил чувство, когда сидя с карандашом в руках исписывал все черновики, а после начинал всё с нуля, и снова и снова повторяя раз за разом одни и те же действия, рождающие в итоге десятки, а может сотни листов историй, становившихся книгами… А самое главное, я вспомнил, как эти истории рождались. Они появлялись в голове от малейшей искры, от самого не значительного повода, вроде проезжающего мимо трамвая или косого взгляда прохожего, или, даже, дуновения ветра на том самом поле одуванчиков далеко в детстве, и в итоге, пройдя огромный путь, маленькая идея становилась частью жизни каждого чтеца, а я, как автор, отдавал каждому из них часть души.
– Помни, что ты оказался здесь, потому что тебе был дан второй шанс. – Сказал он и продолжил. – Как ты видел, не все этим шансом смогли воспользоваться. Ты только что прошёл “коридор жизни”, а теперь должен вернуть себе свой талант. Садись за машинку и начинай писать, а дальше всё пойдёт само собой. – На этот раз он замолчал уже навсегда.
Я сделал то, что он велел. Машинка стояла прямо перед глазами. Я даже не думал о том, чтобы поднять руки, выстроить пальцы на клавишах и начать печатать. Они, как будто сами всё делали. Не обращая внимания на движения пальцев, просто размышлял, описывал события, всплывающие в мыслях и всё это переносилось на бумагу, как будто кем-то другим, кому я диктовал.
Один, два, три часа, а может и все четыре шли друг за другом, как и исписанные листы, которых за это время скопилось достаточно, чтобы покрыть все Валлийские горы. Я писал и писал, пока в какой-то момент не увидел на одном из листов слово “КОНЕЦ”.
Выровняв все страницы, я достал из кармана своего пальто карандаш и начал читать, редактируя текст. Что-то было убрано, что-то добавлено, а один из листов даже дочитывать не стал – скомкал и выбросил куда-то в темноту. Работа продолжалась ещё не меньше часа, пока сон не взял вверх прямо там – на Валлийских горах.
*****
Проснувшись я оказался снова в кофейне. На столе стоял всё тот же стакан Латте и свежая, источающая невероятный запах шоколада и, обжигающая своим паром булка. На улице не умолкал дождь с нависшими серо-чёрными облаками. Люди всё так же куда-то спешили, расталкивая друг друга, а дороги по-прежнему были забиты машинами такси. В парке стояла одинокая скамейка: ни деда, ни пса, никого из тех, кого я хотел бы увидеть не было.
На столе лежало несколько чистых листов и карандаш. Не было ни написанного в кафе, ни книги, получившейся в той комнате, но меня это не особо беспокоило, ведь я снова научился писать, впервые за много месяцев вернулось вдохновение, мысли стали размеренными, а голова и руки стали работать слаженно.
Теперь я снова писатель.
Автор публикации
