Маришка попала в Томск в середине семидесятых прошлого века, вдруг встряло ей в голову, что надо ехать в Сибирь за своей мечтой!
Подруги в Краснодаре крутили пальцем у виска:
– Ну, ты, дурища, променять юг на Сибирь…
– Вот ещё позавидуете, встречу там сибиряка, красавца, будущего академика!
Она видела мужа в мечтах эдаким эрудитом, душой кампании и стремящимся к высотам науки. Хоть и было ей уже двадцать два, но любовь грезилась такая, что Мариша даже флирта не признавала, ждала своего единственного и неповторимого.
Она быстро устроилась в Томске на завод инженером, дали ей место в общаге, поселили в одну комнату с комсомольскими вожаками завода.
– Ну и «повезло» же, – думала она, – заморочат лозунгами, дышать не дадут.
Первый и второй секретари комитета комсомола завода оказались веселыми разбитными девчонками, у которых была масса знакомых ребят – аспирантов университета.
«Ого, – восторженно думала Мариша,- мечта сбывается, попала прямо куда надо, почти в «логово» будущих академиков!»
– Завтра едем в загородный ресторан «Кедр», будешь пить « Киндзмараули» и заедать медвежатиной, сечешь как здорово, а, Мариш? – радостно поведали вожаки.
Маришка «просекла», предвкушая поход с видными будущими светилами, да ещё и в ресторан с таким таёжным и манящим названием.
Снился товарищ Киндзмараули с усами, он свирепо вращал глазами и с сильным акцентом ей доказывал, что медведем не «заедают» грузинское вино!
Наконец наступил долгожданный вечер. Марина была во всеоружии: ладненькая, с красиво уложенными пепельно-русыми локонами, с милым кокетливым личиком, – она выглядела прехорошенькой.
Вот и долгожданные аспиранты появились. Их было четверо. Все на редкость неказистые, и, как на подбор, маленького роста. Увы, что тут скажешь… Не впечатлили…
Зато парни оказались веселыми и остроумными.
«Эх, – вздохнула про себя Маринка, – теперь надежда на ресторан. Вдруг он подойдёт, и мы будем танцевать, танцевать…»
В ресторане было очень много молодежи, вечер обещал быть нереальным… Аспиранты за столом искрили шутками, и, разгорячившись от выпитого, один из них встал и произнёс:
– Мы, толпа «индифферентов», предлагаем тост: «За милых женщин, за прелестных женщин!» – и тут поднялись все мужчины разом и дружно выпили за присутствующих в зале прекрасных представительниц женского пола. Так было четыре раза. Киндзмараули был победно выпит, а вот медвежатина оказалась подошвой темно-коричневого цвета и абсолютно несъедобной. Видно, бедный медведь погиб смертью храбрых еще в начале века.
Пока все мужская братия ресторана четыре раза поднималась, Марина успела рассмотреть каждого: принцев не наблюдалось…
Вышли. Лето выдалось теплое, садилось солнце, пахло особенным дурманящим запахом сибирского леса. Маришка отстала от толпы «индифферентов», мечтая и нюхая желтый цветок, сорванный ей у дороги, идеально похожий на маленькую розочку.
– О, тебе огонёк попался! Эти цветы растут обычно в лесу, – оглянулись девушки-вожаки, не отставай!
Навстречу несся мотоцикл. Вдруг он затормозил. Маринка увидела, что из-под шлема на нее смотрят голубые, как ей показалось, прекрасные, глаза, на лице незнакомца сияла сказочная улыбка!
Своими очаровательными, но близорукими глазами она видела то, что хотела видеть.
«Иван–царевич», – подумала мечтательно пьяненькая Маришка и улыбнулась счастливо в ответ.
– Поехали за огоньками? – сказал он, улыбаясь.
– Поехали! – ответила девушка и птицей взлетела на заднее сиденье.
Она уже видела себя на обратном пути из леса с огромным букетом желтых огоньков, прильнувшей к спине прекрасного юноши за рулём мотоцикла.
Новые друзья на лесной дороге зазевались, запоздало обнаружив, что Марины нет.
Мотоцикл пролетел мимо «Кедра», путь лежал вглубь леса. Смеркалось.
Отрезвление наступило мгновенно. Пронзила страшная мысль, затряслись руки, которыми она держалась за этого незнакомца, больше не за что было держаться.
«Что, что делать?!» – лихорадочно билось в мозгу. – Человек понимает, что на него воздействовали, только спустя некоторое время. На этом попробую продержаться», – думала Марина. Она была неглупа, просто сидел в ней неисправимый романтик, который все портил.
Резко остановились.
– Приехали,- уже грубовато сказал «он».
– О, боже, похоже, всё плохо кончится, – с леденящим ужасом подумала Мариша.
– А где огоньки? – шаря в сумочке, с дрожью в голосе спросила девушка.
– Темно уже, за огоньками, – его голос отдавался эхом, так было страшно. Она нацепила очки, пока он расстилал на земле свою кожаную безрукавку.
Теперь она видела полноватого не очень молодого, видавшего виды мужчину с неприятным, колючим в сумерках взглядом потемневших глаз.
– Эй, тебя как зовут? Садись для начала, – показал он возле себя.
– Арина, – назвалась она почему-то.
– Ха, Арина Родионовна, – блеснул знаниями «Иван-царевич», – да еще в очках. Учить будешь, няня? – ухмыльнулся он, – ты зачем очки нацепила, ты меня не видишь что ли? Садись, говорю! – Иван-царевич на глазах превращался в серого волка, оскалившего алчную пасть.
– Да ноги затекли, подожди. Понимаешь, я повела себя амбивалентно.
– Чего? – вытаращил он глаза. В его богатой практике такого еще не было.
Маришка ходила взад-вперед и говорила без остановки:
– Это когда одно и то же явление, предмет, человек вызывает двойственные чувства. А в клинической психологии это смена чувств: только что испытывал симпатию, а через час ровно наоборот.
– И чё? Не понял?!
– А то, что полчаса назад, я была одним человеком, а сейчас чувствую себя другим.
– То-то, – я смотрю, – ты как моя училка литературы, умничаешь тут!
– У меня расстройство идентичности, и я знаю об этом.
– Чего ты несёшь, ближе к «телу», это же не заразно! – заржал он.
– Тебя как зовут? – продолжила Марина спасительный для неё диалог.
– Ну, Василий.
– Ты кем работаешь, Василий?
– Ну, заведующим столовой.
– Вот. В столовой ты главный, тебя там уважают. Ты же не девиант?
– Эй, «деви», чё? Бред, ну, ты реально не в себе!
– Василий, говоря слово «девиант», подразумевают человека, который нарушает мораль и нормы поведения. Ты же не такой? Ты меня понимаешь?!
Нам нужно до полной темноты вернуться в город. Я была не одна, с друзьями. Они успели увидеть, куда ты поехал. Зная о моей болезни, о раздвоении личности, они ищут меня уже с милицией.
– Слу-ушай,- вдруг протяжно сказал Василий, – ты чё, судя по всему, ещё и с мужиком не была никогда?!
– Да, – пискнула Маришка.
– Ну ты даешь, так чё поперлась-то… ещё и псих, похоже…
– Да, говорю же, амбивалентность. Это, когда одно и то же явление, предмет, человек вызывает…
Он застонал:
– Только не начинай! Чёрт с тобой, садись!
Мотоцикл рванул в сторону Томска.
Василий вывез её на улицу Щорса и даже доставил до общежития.
На слабеющих ногах она вошла в комнату.
Там, как на поминках, молча, сидела толпа ребят. Девчонки кинулись к героине вечера со словами:
– Ты где была, с тобой всё нормально?! Мы собрались звонить в милицию!
– Да, да, всё хорошо! – Маришка громко рассмеялась, села, и вдруг, заплакала навзрыд, да так горько, что к ней бросились уже все, пытаясь утешить.
Окружили плотным кольцом, – кто-то на корточках со стаканом воды, кто-то гладил как ребенка по голове, а она, всхлипывая и заикаясь, жалобно лепетала:
– Чтоб я ещё… когда-нибудь… за огоньками…
Автор публикации
