Конкурсы

Когда конвоир ввёл Якова Левинсона в комнату, тот взглянул на лежавшую на подоконнике шахматную доску. – Играете? – улыбнулся одетый в форму НКВД председатель тройки. – Нет. – А я бы подвигал, – энкаведешник открыл папку с делом Левинсона. – Рассмотрим дело, подошьем последний лист с решением, и на сегодня всё. – Сразимся потом в шахматы, Максим Иванович? – обратился он к человеку, которого Яков определил как прокурора. Заседание длилось […]

Мама расстелила покрывало и стала выкладывать из корзины еду: бутерброды, орешки, шоколад. Петя побежал трогать руками озеро. Папа с двумя бутылками кваса плюхнулся на траву. – Странно, погода хорошая, а народу мало, – забросив в рот горсть орехов, стал раздеваться. – Ты, как всегда, не купаешься? Мама боялась холодной воды. А Петя не боялся, и от слепней уже не плакал. – Хорошо-то как! – довольно потянулся папа. Спешно натиралась мазью

Резкие порывы ветра гремели жестяным подоконником, бросали в стекло пригоршни холодного дождя и дёргали в разные стороны ветку росшего рядом с больницей клёна, пытаясь сорвать с неё последний листок, который держался изо всех сил. Влад, или Владислав Николаевич, как уважительно обращались к нему сотрудники его фирмы, ждал в холле больницы, когда ему принесут договор, и вспоминал, что впервые он увидел Валечку весной. Она пришла устраиваться на работу. Тогда его приятно

Слава полюбил кулинарию как-то вдруг. Раньше всегда обходился простой едой на скорую руку, но однажды за семейными посиделками добрым словом вспомнили покойную бабушку, которая пекла интересные пирожки. Хозяйство у неё было настолько бедное, что приходилось выкручиваться как получалось: она стряпала пироги с горохом и черемшой, с тыквой и дикими яблочками, с морковкой и сахаром. Что удавалось наскрести на стол, тем и угощала. На удивление вся её стряпня была настолько вкусной,

Заросший старый парк. Тут и там гуляют молодые парочки. Они смеются, признаются друг другу в любви, целуются. Листья кустов и деревьев, словно безмолвные стражи, скрывают влюбленных в своих объятиях, позволяя юным сердцам уединиться и спрятаться от чужих глаз. В одном из укромных уголков парка уже полгода встречаются Антон и Маша. Их любимая маленькая деревянная лавочка скрыта в месте, где шепот их разговоров сливается с пением птиц и остаётся загадкой даже

«Как быстро ты привык к моим слезам». Она посмотрела на строчку, написанную посреди белого квадратного листика. Когда-то это был целый блок листьев. Теперь через оставшиеся страницы просвечивался стол. На части листов она писала покупки. Другие белые квадратные листики ушли на признания в любви. Одного и того же человека она просила купить сок, предупреждала, что задержится, и напоминала, как любит его. Теперь же белые листки стали для неё символом боли. Они

В свободную комнату нашего общежития заехал новый сосед, инженер одного из НИИ Павел Валерьянович Лисичкин. Рабочий день инженера Лисичкина начинался с того, что каждое утро он заваривал себе на завтрак лапшу “Доширак” быстрого приготовления. Наш новый сосед считал, что употребляемая человеком пища должна быть разнообразной, поэтому “Доширак” с запахом и вкусом курицы он чередовал с “Дошираками”, имевшими запахи и вкусы говядины и свинины. Несмотря на маленькую зарплату, инженеру Лисичкину нравилась

После недели злых холодных ливней, обобравших деревья до последней золотой монеты, на небо вернулось солнце. Ника и Глеб брели по осеннему парку, по-детски держась за руки, а следом за ними телохранителем плелась рослая сдвоенная тень. Они молчали, и молчание это было лёгким, словно воздушные поцелуи. Как очень близкие люди, Ника и Глеб чувствовали одно и то же: радовались, что вместе, что молоды, полны сил и любят друг друга не меньше,

Рабинович сидел и читал газету. Возможно это одна из последних выпускаемых газет на планете, в свои 120 он прекрасно себя чувствовал и готов был жить столько же. В дверь постучали. – Войдите, – проскрипел старец молодым голосом. – Тебя долго ждать? – на пороге возник сосед Иммануил Грант. – А ты меня не торопи, тебя самого часами ждали и на рыбалку, и в пивную, да даже когда к девочкам ходили,

Утро не задалось. Марк не успел вовремя поднять джезву, кофе выплеснулся с ехидным шипением и растёкся по плите. Варить новую порцию было некогда. “Фиаско имеет коричневый цвет и запах подгоревшего кофе”, – подумал Марк, выходя из дома. Его встретило небо, скрытое под ветошью облаков, норовившее прилечь на сутулые крыши пятиэтажек. Хилые берёзки дрожали в утреннем ознобе. Бездомный чёрный кот прошмыгнул перед ногами. – Брысь! – крикнул Марк, понимая: неприятностей не