3
К вечеру метель стихла и занесённые снегом улицы наполнились разномастным людом. Возвращались устало и безмолвно работники с фабрики, компания молодых людей шумно с песнями промчалась мимо неторопливо идущего Ковыльина, подтянутые и строгие немецкие солдаты с ружьями за спиной – гарант того европейского общества в городе, без которых начнётся хаос. Не готов ещё русский народ стать цивилизованной Европой и поэтому нужны сейчас в России эти бравые немецкие ребята, очень нужны. В конце концов несмотря на все заверения фюрера, сходу разбить Красную армию не получилось. Стояла она ещё билась, пусть в агонии, но всё ещё кроваво огрызалась и ещё не одна немецкая фрау или фройляйн не дождётся своего ненаглядного Ганса из этих бескрайных восточных просторов.
Желтовато сияли фонари в центре города. Мягкий пушистый снег стелился ковром по улицам и проспектам. На центральном здании Рейхсовета слегка подрагивали два флага: немецкий со свастикой и русский триколор, чёрте откуда выкопанный. Насколько помнил Ковыльин, под таким флагом воевал Колчак и не отождествлял Ковыльин этот триколор с Россией, но не суть, когда всё наладится наверняка проведут какой-нибудь референдум и тогда и гимн выберут или новый напишут, и флаг, возможно, новый придумают.
Яркий свет ложился на снег из кафе “Папуас”. Громко звучала музыка, слышался хор русских голосов, вперемешку с немецкой клокочущей речью. Над входом в бар висел плакат: русский и немец – братья навек! И были изображены немецкий солдат в каске и с автоматом в обнимку с улыбающимся парнем в косоворотке. Ковыльин любил заходить сюда после работы, пропустить кружку другую настоящего баварского пива и съесть несколько колбасок.
За стойкой бара Ковыльна ждала неожиданная встреча. Вальтер Вайс, глава Смоленского гестапо, из большого бокала размеренно тянул пиво. Неожиданно это было потому, что Вайс принципиально в такие места никогда не заглядывал. Единственный ресторан, который он посещал в городе, это небольшой ресторанчик, где бесподобно готовили французскую кухню.
– Здравствуйте, дорогой Вальтер! -поприветствовал его Ковыльин, усаживаясь рядом с ним.
– Хайль Гитлер, мой друг! – Вайс прекрасно разговаривал на русском, гораздо лучше многих в этом городе.
– Странно видеть тебя здесь.
– Да, – улыбнулся белозубой улыбкой Вальтер, – Заведение не в моём вкусе.
– Тогда, какими судьбами, неужто повидаться со мной?
– В самую точку Евгений. Решил, не беспокоить тебя на службе, знаю, у тебя много дел. Сейчас у всех много дел. Вот и решил перехватить тебя здесь. Потолковать о том о сём.
Ковыльин знал, Вайс никогда ничего не делает просто так. Каждый его шаг, каждое слово, что-то значили. У этого человека был поистине дьявольский ум, просчитывающий все комбинации на несколько ходов вперёд.
– Вальтер, я конечно рад нашей встречи и рад пропустить с тобой кружку другую пива, но я знаю зачем ты пришёл, так что давай начинай. Ты насчёт этих парней и девчонки, которых мы задержали?
– Именно, как проходит следствие?
– Если честно пока похвастаться особо нечем. Зотов охотно сотрудничает, но, толи знает он не так много, либо хочет выторговать себе что-то пожирнее, а девчонка молчит, упрямая.
– Я знаю, что по правилам гестапо не имеет право лезть в работу ваших правоохранительных органов, но здесь непростая ситуация. Мне нужно чтобы ты передал, как можно скорее, это дело нам.
– В чём проблема Вальтер? Делай официальный запрос через Рейхкоммисариат.
– Евгений, пойми, это очень важно, важно для нашей общей победы. Нет сейчас времени для этой бумажной волокиты.
– Ты что-то знаешь, так поделись.
– Ожидается крупное контрнаступление советских войск на центральном направлении. Есть агентурные сведения, что наступление будет поддержано крупным восстанием подпольщиков в городе. У нас давно имеется информация про действия этой глубоко законспирированной группы, но мы не имели на неё выходов и вот к тебе в руки попадают, скорее всего, одни из её членов. Их необходимо сейчас же брать в разработку, ведь время идёт на часы.
Вайс отставил кружку и наклонился почти вплотную к Ковыльину.
– Давай начистоту, Евгений, ты и я профессионалы, нам не важно при каком режиме выполнять свою работу и этим мы с тобой похожи. Мне не важно кто у власти в Германии – кайзер или фюрер. Я одинаково буду выполнять свою работу. И поэтому я хотел бы поговорить с тобой начистоту, как профессионал с профессионалом. Ты конечно же слышишь новости дядюшки Геббельса и речи фюрера о том, что совсем скоро большевистский режим падёт под стальным натиском военной машины Германии, а Красная армия будет окончательно и бесповоротно разбита?
В ответ Евгений кивнул головой, пытаясь угадать куда клонит Вайс.
– Так вот – это брехня собачья! Германия увязла в России, по самые уши и не знаю сможет ли выбраться живой. Да, дела ещё не совсем так плохи, но запас прочности давно исчерпан. Экономика работает на предельных мощностях и скоро не выдержит этой гонки. Дела под Сталинградом не такие весёлые, как нам вещают по радио. Группировка Паулюса разбита и окружена, сдача 6 армии дело лишь времени. Советская машина не торопясь набирает ход и боюсь, что скоро она нас раздавит. Ещё не совсем понятно, как будут вести себя Британия с Америкой, нам нужно молиться, чтобы итальяшки вместе с Роммелем держали, как можно дольше британцев в Африке, а на другой стороне шарика наши раскосые союзники застопорили янки на Тихом океане.
– Зачем ты мне всё это рассказал? – не сказать, что Ковыльин был ошарашен той информацией, которую ему передал Вайс. В принципе, Евгений предполагал, что не всё так гладко на фронтах, но он заставлял не думать себя о том, что будет если немцы проиграют. Всё-таки это сильнейшая армия в мире, самая подготовленная, самая организованная, и к тому же с ними Бог и так далее. И всё же под Москвой встал железный тевтонец и получил по рогам, да так получил, что откатился, поджав хвост, а вот теперь Сталинград и это уже похоже, если не на начало конца, то на пересмотр всей шахматной партии.
– Я хочу, чтобы ты понимал важность момента. Война ещё не проиграна, у нас ещё есть шанс зацепиться и нужно использовать любой момент, чтобы повернуть всё вспять. Я со своей стороны буду прикладывать все силы, чтобы не произошло катастрофы. Нам нужно во чтобы то ни стало выявить всех подпольщиков, разбить их организацию.
– Я всё понимаю, Вальтер и я готов сотрудничать. Твои люди хоть сейчас могут забрать задержанных.
Вальтер улыбнулся, но как-то грустно и похлопал Ковыльина по плечу.
– Вот и хорошо Евгений. Я рад, что мы друг друга поняли. Да, чуть не забыл, ты как-то рассказал мне про своего отца, что он остался у тебя в Москве и у тебя с ним нет связи и ты не знаешь, что с ним.
– Да, было дело, что-то удалось узнать? – с надеждой спросил Ковыльин, искренне надеясь, что с отцом всё хорошо.
– На самом деле – немного. Сейчас трудно с агентурой в столице. Самое главное, что он жив и не арестован.
– Это очень хорошо, – облегчённо выдохнул Ковыльин, – спасибо тебе Вальтер!
– Не стоит Евгений. Я уверен, что ты сделал бы тоже самое для меня, окажись на моём месте. Я очень надеюсь, что мы сможем переломить ход войны и ты в скором времени сможешь обнять своего отца.
4
Около дома Ковыльина ждал ещё один сюрприз. От стены отделилась невысокая фигура в сером пальто и преградила Евгению вход. Это была немолодая женщина с измождённым и осунувшимся лицом, сохранившим некое былое благородство. Глубоко впалые глаза нездорово светились.
– Товарищ следователь, я к вам, – произнесла она и как бы невзначай дотронулась до локтя Евгения, словно бы боясь, что он не станет слушать и уйдёт.
– Женщина, товарищи сидят в Москве, – негромко произнёс Ковыльин. – Что вам от меня нужно?
– Извините, конечно, – осеклась женщина, – Прошу вас, выслушайте меня, – голос её дрожал, позвякивал, в любой момент готовый сорваться на плач.
– У меня был тяжёлый день, и я невероятно устал. Поэтому завтра я буду готов принять вас с десяти до двенадцати.
– Я мама Софьи Ивановой. Пожалуйста, послушайте.
– Как вы сказали? – Ковыльин нервно огляделся по сторонам.
– Я мама…
Тут уже Ковыльин схватил женщину за руку и оттащил в сторону.
– Откуда вы знаете, где я живу, кто вам дал такую информацию?
– У дочки есть список, его не нашли во время обыска, вот он, – она протянула несколько листов исписанных аккуратным подчерком. – Там вы тоже есть, – Ковыльин вырвал из костлявой руки женщины эти листы.
Евгений быстро пробежался по фамилиям, пока не наткнулся на свою: Ковыльин Евгений Владимирович – следователь. Проживает по адресу: Малые кочки пять. Сожительствует с Сафоновой Екатериной, которая работает машинисткой в рейхскомиссариате. Далее шли его характеристика и приговор. Взвешен и рассудителен – злейший враг советской власти, отправил на виселицу много коммунистов. Подлежит ликвидации в первых рядах пособников после освобождения города.
Это про него, про Ковыльина написано, этим ровным подчерком, который не дрогнул даже, выводя большими едва наклонёнными влево буквами – ПОДЛЕЖЕИТ ЛИКВИДАЦИИ. Ковыльин посмотрел на перепуганное лицо женщины, её дрожащие губы и желание сиюминутное дать ей хорошенько по зубам, прошло как-то само собой. В конце концов, видимо, пришла она с просьбой, а не с угрозами. В этот момент женщина упала на колени и отбила поклон.
– Дурочка она у меня несмышлёная, ничего она не ведает.
– Ага, несмышлёная, не понимала, что подрывает существующий строй, мироустройство всех живущих в городе людей. Хотела заварить кровавую кашу – несмышлёная, маленькая, да? Да если бы эти списки дошли до сталинских карателей – я был бы уже мёртв и все люди из этих списков, и их семьи подвергались бы смертельной опасности. Здесь чётко написано насчёт меня: ликвидировать – это как, это несмышлёная?
– Дура она, в войнушку всё играет, – заревела мать, – не понимает она много, да и парень этот беспутный – связалась она с ним, он то её в это ихнее подполье и втянул гадёныш. Это он всё – его надо, он то всё наверно на дочку мою валит, знает гадёныш, что просто так вы её не сломаете, что до последнего будет она молчать и ни в чём не сознается. Она на виселицу пойдёт, а не скажет.
– И что вы от меня хотите?
– Я прошу об одном – сохраните жизнь моему ребёнку, она одна у меня, девочка моя ненаглядная, да и не будет уже более детей у меня, смилуйтесь. Возьмите меня вместо неё, повесьте меня; я старая, отжила своё; походила по свету, погуляла всласть. Какая вам разница кого вешать?
Слова эти её про вешать царапнули Ковыльина, задели. И он опять стал заводиться. Господи, что со мной? Совсем одичал, потерял человеческий облик, в конце концов понять эту несчастную женщину можно. Это нормально, когда родитель готов пожертвовать жизнью за ребёнка. Только вот Ковыльину не всё равно кого вешать. Он привык в любом деле докапываться до правды.
– Даже если бы я очень хотел вам помочь, а я скажу, честно такого желания у меня нет, я бы не смог вам помочь. Софья передана в ведомство германской политической полиции.
– Господи, – быстро перекрестилась женщина, – и что же теперь будет с ней?
-Простите, но это уже меня совершенно не касается. Если будет сотрудничать, то возможно лагерь, а если будет так же вести себя упрямо, прямая дорога на виселицу. Впрочем, повторюсь, меня это теперь мало интересует.
5
Находясь в зыбком состоянии полусна-полуяви Ковыльин хрипел, ворочался и никак не мог уснуть. Он слышал, сквозь зыбкую завесу сна, как Катя недовольно кряхтя поднялась и прошлёпала босыми ногами на кухню. Ковыльин слышал еле уловимый писк и шипение портативного радио. Приглушённые звуки едва долетали до его сознания, а может это всё ему только снилось.
Домой Ковыльин пришёл разбитым. Есть не стал, с Катей практически не разговаривал. У него из головы не шли слова Вальтера, о том, что, возможно, война закончится не в пользу Германии. И что тогда делать? Ведь он никогда не думал над этим и от одной мысли о побеге вместе с немцами ему становилось нехорошо. Конечно Вальтер не бросит их в беде, если они останутся, то это верная смерть, любая собака знает его в лицо и если красные вновь займут Смоленск – болтаться Ковыльину в числе первых повешенных.
Большевики и за малое наказывали, а здесь, сколько он участников сопротивления отправил на эшафот. Катя пыталась ластиться, вилась вокруг него, а он не мог сосредоточится на чёртовом ужине.
– Женя, что с тобой, ты сам не свой пришёл. На работе проблемы? – она взяла его ладонь и прижалась к ней щекой.
– Я встретился в баре с Вайсом, – начал Ковыльин, глядя в тарелку с едой. – Понимаешь, я раньше не особо задумывался, что будет с нами если Германия проиграет войну большевикам. Понимаешь, нами не в глобальном смысле, вроде Русского мира, взращённого на европейских ценностях, который немцы великодушно принесли нам, а о том, что будет конкретно с нами – с тобой и мной, со всеми теми людьми, которые верой и правдой служат, ради светлого будущего великой России.
Ты же понимаешь, что меня, если я попаду в лапы комиссаров – повесят с банальной вывеской на шее: фашистский прихвостень! Ведь это так просто обвинить меня в предательстве, а ведь всё гораздо сложнее.
– Успокойся, что тебе сказал Вайс?
– Вайс сказал, что положение немецких частей не такое уж радужное, каким его малюют по радио и в газетах. Что битва за Сталинград, о котором по радио поют, что он уже захвачен, на самом деле, сдан. И вообще, что дела у немецкой армии, в лучшем случае, наравне с Красной армией, а то и хуже. Возможно большое отступление по всем фронтам.
– Какой кошмар! Этого не может быть, ведь немецкая боевая машина катком проехалась по Красной армии.
– Чего-чего, а людских ресурсов в России хватало всегда, этого добра у нас навалом. Тысячу положили взамен им, сразу другие две из Сибири подвезут, как было под Москвой.
– Виктор не бросит нас, он поможет с документами, мы уйдём вместе с немцами.
– Если немцы уйдут из России, то им конец. Сталин не остановится тогда у порога Европы. Красные орды хлынут в Польшу, Венгрию, Балканы и в саму Германию. Если немцы проиграют здесь, в России, для них это будет конец. Больше того, концом это будет и для всей просвещённой Европы, ибо красные варвары захватят её и будут всюду насаждать марксизм-ленинизм и строить ГУЛАГи.
– Не будет такого. Европейцы — это не Россияне, которых всю жизнь при любой власти трахают в жопу, а они терпеливо молчат и просят ещё. Европейцы они другие, у них хорошо развито народное самосознание и никакой ленинизм у них не пройдёт.
– Дай ты Бог, чтобы это было действительно так!
Тяжело дыша Ковыльин поднялся с кровати. Когда он закурил и хмарь сна окончательно развеялась, он смотрел, как за окном кружатся в диком вихре снежинки. По радио передавали третий концерт для фортепиано Листа, он немного успокаивал, убаюкивал. Вскоре за спиной он услышал шаркающие шаги и Катины губы коснулись его шеи и все мысли: нехорошие, неповоротливые, рассосались словно их не было.
6
Катя прошлёпала босыми ногами на кухню. Долг перед Родиной превыше всего, даже собственного тела, в конце концов давая согласие на эту работу, она подписывалась заранее на любые непредвиденные обстоятельства, в том числе и на такие.
Катя извлекла из-под тумбочки помятую фотокарточку на которой молодцевато улыбался мужчина в красноармейском шлеме. В самом углу на оборотной стороне, было старательно выведено его рукой: Выборг, тысяча девятьсот сороковой, любимому Катёнку! Захотелось в очередной раз разреветься, где он теперь её Вася? Она не знала ничего об его судьбе с сентября месяца сорок первого года, с начала боёв под Киевом.
Катя достала приёмник, оглянулась на еле подсвеченный снаружи квадрат окна и надела наушники, быстро покрутив ручку приёмника. Полученную информацию она записала шифром в истрёпанный блокнот. Катя делала для победы всё что могла, остальное от неё не совсем зависело. Большинство её коллег немецкие освободители лишили жизни или воли. Ей же повезло и она ещё могла послужить Родине делом. Спасти те жизни, которые ещё можно спасти, выхватить из этого адского полымя бушующего на её земле. Пожара, который разожгли фашистские сволочи во главе с главным шакалом – Гитлером. Если и есть хоть малейший шанс перевести стрелки войны в обратную сторону, пусть даже ценой своей жизни, она готова сделать всё что угодно, пусть хоть каждый день отдаваться этому ничтожному ублюдку
Иван, я вас заподозрила. В вашем повествовании той и другой стороны чувствуется, легкой тенью, что вы на стороне Ковыльина. Так мне показалось. Прошу прощения, если ошибаюсь…Но задержанной девушки из подполья и Катины размышления выглядят как-то неубедительно на фоне размышлений главного героя. В уста героинь вы вложили какие-то штампы, а вот Ковыльин искренне и убедительно служит своему делу
Здравствуйте Алла! Вы правильно всё заподозрили)) Главный герой рассказа именно Ковыльин. И история подаётся с его стороны. Основная тема рассказа не условный подвиг разведчика или партизан, а попытка прочувствовать скользкую сторону предательства. Понять, как там, на тёмной стороне, себя чувствует вполне адекватный человек попавший в непростые обстоятельства. Я ни в коем случае не пытаюсь оправдать предательство или фашизм, чтобы вы правильно меня понимали.
ну ясно. у вас это превосходно получается. ждем продолжения)
Рад слышать, что получилось. Продолжения не будет. Это концовка рассказа.
тогда жаль. Впрочем, концовка известна – наши победили)
Так точно))
Кстати, про наши победили… Вы напомнили мне историю. Работал с мужиком, которого звали все фашистом, незнаю почему, вроде со свастиками он не ходил. Так вот когда по телеку на 9 мая показывали фильмы о войне и он сидел их смотрел, мы его стебали, типа Сань ну чего ты смотришь, всё равно твои проиграют))
вот бедолага. интересно чем он провинился))
Честно говоря не помню уже, но мы его по доброму стебали. Да он как-то и не обижался.