Рассказ №46 Мене, текел

Первый раз Данька использовал машину времени чтобы вернуть Софу. И против всех правил изменения реальности – не забыл. Учителя рассказывали, что нет ничего постоянного, можно изменить свое прошлое, только зачем? Желаемого тобой добьётся тот, кто, возможно, хочет иного, и снова вернется в прошлое для коррекции. Но когда Софа ушла, Даньке стало не до науки. Он не отдавал себе отчет, какое место Софа занимает в его жизни, как вдруг одновременно пусто стало в квартире и в груди. И это в первый же свободный вечер! А сколько таких пустых вечеров провела Софа, пока Данька носился по конференциям, отлаживал возвратный механизм, подгонял практическую реализацию под теорию профессора Бадцековского. А Софе было так мало от него, Даньки, надо! Просто улыбку, благодарность за всегда горячий ужин к его приходу, пару слов о великом деле, к которому они оба причастны, теперь уж он точно знает, что оба, потому что с уходом Софы у Даньки руки опустились. И научная интуиция застопорилась. Все мысли лишь о том, чтобы вернуть любимую женщину. Изменила и ушла? Ну а сколько лет можно было чувствовать себя мебелью, приспособлением для удобства признанного гения? Софа еще долго продержалась, но… ушла. Не к такому умному, зато соперник Даньки согрел женщине уши нужными словами и постель страстью, не размениваясь на служение будущему. Может, еще и на ребенка получили разрешение.

Данька ретроспективу произошедшего оценил поздно. Понял, что Софа ему нужна, но никак не Софа-изменница, а та самая, что ждала его каждый вечер, изобретая вкуснейшие яства, которые Данька бездумно проглатывал за чтением научных статей. Ждущая, любящая, верящая, что гениальный муж однажды приобщит ее к своим интересным открытиям. Пара нужных слов, и Софа прибежит к нему, теряя тапки, но, проблема, после свершившегося факта измены Данькино самолюбие задето, и такая Софа ему уже не нужна.

Клеймо гениального ребенка практически лишило Даньку детства и юности. Сверстники обходили его по широкой дуге, да и самому Даньке было интереснее с профессором Бадцековским обсуждать математическую теорию возможности временных переходов. Подростковые проблемы также сторонились Даньки, к нему даже школьные прозвища не липли. А по достижении определенного возраста, когда Данька уже защитил кандидатскую и писал монографию по матмоделям сигнатуры пространства-времени, Данькина мамочка всплеснула руками. Сыночку требовалось срочно женить, чтобы все как у людей. Так у Даньки появилась Софа, дочь каких-то мамочкиных друзей, что соседствовали по летней даче. Данька даже вспоминал эту девочку, полненькая, чернявенькая в кудряшках, рассудительная. Будет хорошей женой, сказала мамочка. Мамочка оказалась права. А через десять лет научной Даньки жизни Софа ушла.

Машина времени тогда была несовершенна. Путешествовать по времени можно было только в своем теле и по отрезку собственной жизни. В будущее Данька не хотел, – там нет с ним Софы – раз, и открытия интереснее совершать, чем читать о них в исторических справках – два. Да и вернувшись из будущего в настоящее, Данька все равно будущее изменит. Он знал, что и вернувшись из прошлого в настоящее, изменит себя и Софу. Ну и что? Он все равно ничего не вспомнит, а Софа будет рядом. И Данька махнул в прошлое на родительскую дачу, в свое седьмое лето.

Машина времени тогда была не отлажена до конца. Отдача инерции времени, из которого выпихнули взрослого мужчину в худенькое тело мальчишки, выкинула Даньку прямо под колеса велосипеда юной Софочки. Девочка не удержалась в седле и шлепнулась рядом. Велосипед развалился посреди поселковой дороги, угрожающе крутя колесами. Софочка пришла в себя первой и кинулась к пострадавшему мальчику:
– Эй! Ты как? – спросила она. – Я могу чем-нибудь помочь?
– Можешь! – радостно воскликнул Данька. – Просто всегда помни! Ты – София?
– Да, – сказала девочка, слегка оторопев.
– Ты будешь моей женой, – тоном, не терпящим возражений, провозгласил мальчик, – Я тебя люблю. И ценю. Может, у меня не хватает времени говорить об этом, но ты помни, ладно?
– Ладно, – легко согласилась Софочка. – Раз ты говоришь, что надо выходить замуж за всякого сбитого велосипедом, – буду ездить осторожно.

Не только красива, но и умна, подумал Данька. И вернулся в точку пуска. Согласно теории, он не должен был помнить произошедшее, но память сохранила оба слепка, как пробные варианты будущей совершенной скульптуры. Детство и юность, проведенные в постановке и решении задач, Софу, однажды приведенную мамочкой. И – второй вариант, с исправлениями, детство, в котором Данька защищал Софу от детских дразнилок – она была полненькой девочкой. Юность, где родители с обеих сторон уже с детства прочили будущее семейной паре Дани и Софы. Где свадьба была на два года раньше, а защита диссертации на год позже. Где Данька находил время для Софы, а Софа не изменяла и не ушла. Данька осторожно попытался выведать у Софы, нет у нее памяти возможного прошлого, оказалось, нет. Это было именно то, что нужно – эта Софа и в мыслях не имела про измену мужу. Значит, это только Данька такой особенный, что помнил оба варианта событий.

Данька никому, даже профессору Бадцековскому, не рассказывал о первом своем эксперименте с машиной времени. Хоть эксперимент и вышел удачным, было немного стыдно, что научное открытие послужило для накрутки Данькиного эмоционального интеллекта. Софа подала заявление на резервирование имени для ребенка, а ведь если узнают, что Данька менял прошлое, где в первоначальном варианте семья развалилась – ребенка не разрешат, делай слепки, не делай. Хоть Данька и опасался, что Софа поймет, как он подкорректировал их общее прошлое, ведь теперь он часто радовал ее сообщениями об исследованиях сигнатуры пространства-времени, но однажды спросил жену:
– А вот что б ты сказала, если бы можно было пожениться еще на пару лет раньше, и завести ребенка прямо сейчас?
– А как же твоя работа? – ответила Софа вопросом на вопрос.
– Никуда не денется, – махнул рукой Данька, – Я предназначен ей своим интеллектом, а тебе – всем остальным. Ну так как? Поженимся на втором курсе института?
– Мы поженились после получения дипломов, – напомнила Софа.
– Все дело в возвратном механизме, – Данька махнул рукой в сторону монитора с расчётами. – Я вернусь в этот самый миг, где мы с тобой обсуждаем получение имени нашему будущему ребенку. И ребенок у нас к этому моменту будет!
– Без имени? – нахмурила брови Софа. Данька обожал этот глубокомысленный взгляд из-под черного водопада вьющихся локонов. Его Софа – красавица!
– Я слетаю в наше прошлое и уговорю мамочку поторопиться с нашей свадьбой, – Данька сказал это таким тоном, словно речь шла о будничном походе в магазин за сахаром, – Теперь всем понятно, что мы с тобой созданы друг для друга, раньше или позже – значения не имеет.
– Но это уже будем не эти я и ты, – возразила Софа, – ведь все наше прошлое со второго курса поменяется. Давай ничего не менять. Получим разрешение и имя и заведем ребенка, как все нормальные пары.
Данька заткнулся. Не к чему Софе знать, что он уже раз изменил их прошлое. Хотя про возможности, появившиеся с усовершенствованиями машины времени, поговорить с кем-нибудь хотелось.

Профессор Бадцековский считался самым ярким ученым современности. Когда-то он открыл Данькин талант, дал возможность проверять самые смелые предположения. Пара статей в соавторстве, редактура научной монографии своего лучшего ученика. Если уж и профессор не поймет Данькины выкладки, то больше-то и некому. И лучшего собеседника в Данькином окружении не найти. Единственное за что опасался Данька, так это то, что в своем глубоком интеллекте профессор соединял могучий научный ум и неистовую веру, а менять прошлое это… как бы вступало в противоречие замыслу Создателя. Потерять расположение умнейшего наставника Даньке не хотелось. Жену в своем уже измененном прошлом он терял и плакал, теперь научился хранить, что имеет.
– Теоретически возможно плавать вдоль своей жизни, – робко начал разговор Данька, – вернуться в детство, заново пережить какие-то особые моменты.
– Защиту своей докторской я б с удовольствием еще раз пережил, – согласился профессор, – а банкет по утверждению звания еще б два раза.
– Но существуют ключевые моменты. Точки бифуркаций. Где какое-то случайное событие повлияет на то, что у нас наработано сейчас. Возможно, не случился разговор, после которого вы бы увлеклись изучением телепатии, и идея создания машины времени посетила бы кого-нибудь другого.
– Или событие, после которого мы бы преодолели предел отрезка собственной жизни. Я бы хотел увидеть Создателя, а это надо спуститься в самую глубину веков. К нулевой дате.

Данька благоразумно промолчал. Он верил в теорию эволюции. Тем более, что исследования историков и археологов утверждали, что предки были не особенно умны и начинали с грубого физического труда. Труд создал современного человека – на этом единственном постулате сходились религия и наука. В остальных отцы веры видели замысел Создателя и предназначенное человеку, а адепты науки – эволюцию умнейших из избранных. Данька мог бы привести довод против религии – догмат – по образу и подобию – изначально ставил бы знак тождества между первобытными людьми и Создателем. Но ссориться с профессором Даньке не хотелось.
– Я думаю, что после установки дополнительных предохранителей на возвратный механизм встреча с Создателем возможна, – продолжал профессор, – ведь мы храним все слепки памяти предков, если возможно вернуться к моменту своего появления на свет, то нет доводов против путешествия по памяти предков. Ты сделаешь это!
– Я? – Данька удивился выводу своего учителя.
– Потому что моим заявлениям научный мир не поверит, – продолжал рассуждать профессор, – Напишут, что сфальсифицировал путешествие, чтобы научно доказать Создателя. Ты же – атеист. Или подтвердишь теорию эволюции или уверуешь. Ты – молодой ученый, тебе поверят.
– Профессор, вы противоречите сами себе. Путешествуя по памяти предков, я к нулевой дате никак не спущусь. Ведь тогда и предков не было, Создатель един.
– Пустое, – махнул рукой Бадцековский, – Достаточно асимптотического приближения к тому минимуму людей, где можно выделить твою линию, будь ты хоть тысячное колено. Тогда Создатель разговаривал сам, не нуждаясь в толкователях священных текстов. Собственно, именно теми предками эти тексты и записывались.
Эксперимент назначили на субботу. Профессор Бадцековский распорядился перевести усиленный компенсаторами временной инерции возвратный механизм в дом Даньки. В суть исследования посвятили и Софу, успокоив ее тем, что что бы не произошло с Данькой в прошлом, его отправление и прибытие будут совмещены. Вернется он в любом случае исхода эксперимента.
Профессор закрепил на стене отрывной календарь: суббота, одиннадцатое сивана. Знаменательная дата для того, чтобы отправиться в начала начал и посмотреть своими глазами на Землю Обетованную.

Данька отчетливо помнил свои ощущения в теле маленького мальчика, которым он был, когда возвращал Софу. Сознание взрослого мужчины не сумело тогда приспособиться к тщедушному телу ребенка, что, возможно, и послужило причиной тому, что Данька второй версии больше уделял внимания своему физическому развитию. Тем не менее тогда это было его тело, и оно узнало свое сознание, даже измененное годами взросления. Воздействие на реальность было не больше минуты, а каков итог! Здесь же Данька с профессором запрограммировали больший временной интервал для возврата, ведь найти Создателя гораздо сложнее, чем девочку Софочку, о которой все известно, – где живет, чем дышит, и кто родители. Но к ощущениям в результате эксперимента профессора Данька оказался совершенно не готов. Тело было совершенно чужеродным, с органов чувств поступали какие-то разрозненные отрывочные картины. Богато убранная спальня, кровать под тяжелым балдахином. Чаша с фруктами и чаша с молоком, стоящие на полу, хлебная лепешка в банановых листьях. Да кто он такой?! Данька попытался пошевелить рукой и увидел, что она представляет собой грубый протез из блестящего белого металла. Не удержав равновесия, Данька повалился прямо на уголок с продуктовой снедью, попутно отметив включение слуха – как его новое тело и повалившиеся чаши громко зазвенели о ярко раскрашенные изразцы пола.
Полог балдахина откинулся, и на Даньку воззрилась растрёпанная бородатая голова с раззявленном в беззвучном ужасе ртом. Хватаясь за все, что попало, Данька попытался сгруппироваться, но вместо этого провалился в подпол, сжимая в серебряной деснице хлебную лепешку.

Четыре юноши в белых одеяниях смотрели на пытающегося собрать себя в кучу Даньку.
– Я вам говорил, что он тупой, – сказал самый старший из них.
– А большого ума от него и не надо, – сказал один из троих, что помоложе, – Надеюсь, царь был достаточно напуган.
– Что-то я не слышу царских криков и призывов стражи. Какой ты дал приказ?
– Принести молоко и хлеб.
Старший юноша подошел к барахтающемуся на полу Даньке, наклонился и извлек из его руки хлебную лепешку.
– Вот. Приказы выполняет.
– А я не уверен, что питаться с царского стола – была хорошая идея.
– Предложишь, что получше? Вино и пища, которую нам тут предлагают, сделает из нас безвольных скотов. Единственная нормальная еда – у царя.
– Только царь не совсем нормальный. Все эти приступы животной ярости и помутнения рассудка. Наследники могут притравливать. А траванемся – мы!

Юноши спорили, не обращая особого внимания на Даньку. Такое впечатление, что гости из будущего для них – обычное дело, их куда больше заботила проблема здорового питания.
– Кккакой… сейчас.. год? – с трудом обнаружив непослушные связки, подал голос Данька.
– Ты приказал истукану говорить? – строго спросил старший юноша одного из троих.
– Нет, Даниил, это какой-то сбой программы, – нагнулся тот к Даньке.
– Так сделай, чтоб программа не ошибалась, Шадрах, – сказал старший, – от этого зависит жизнь целого народа. Мы же не хотим, чтобы царь смел избранный народ с лица земли? А что для этого надо делать?
– Выполнять заветы, – в один голос сказали трое юношей.
– А если обстоятельства не позволяют выполнять заветы? – строго спросил тот, кого назвали Даниилом.
– Создать орудия, которые будут устранять обстоятельства, – юноша, которого назвали Шадрахом, грубо раскрыл рот Даньке, – сейчас подкорректирую.
– Сегодня суббота, – напомнил Даниил.
– Извини, – сказал Шадрах и отошел от Даньки.
– Ккто … вы…? – пролязгал Данька, с трудом усаживаясь на полу.
– Твои создатели, истукан, – невозмутимо сказал Шадрах, разламывая хлеб на четыре части, – ты вызван к жизни знаками священного имени, выбитыми на твоем шем хамфораш. Остальное – программа. И я уже достаточно преступил заветы на сегодня.
Юноши сели по четыре стороны стола, воздев руки и шепча молитвы. На Даньку внимания вообще не обращали. А он учился пользоваться руками и ногами.
К началу нового дня Шадрах закончил молитву и указал Даньке на скрытую панель в стене. По всей видимости, юноши собрались скрывать его от остальных. В тайном помещении стояло четыре глиняных статуи, искусно воссоздающих полное подобие тех четырех юношей. На статуях были следы огня. Шадрах смазал Даньке суставы и влил остатки масла в рот. Передвигаться и говорить стало легче.
Через некоторое время в тайную комнату пришел и Даниил.
– Можешь больше не возиться с истуканом, – сообщил он Шадраху, – Царь его видел. Только принял за сон и ничего не помнит. И как этому ненормальному удалось захватить наши земли? Царь желает знать, что он такое видел во сне и что бы это значило. За сегодня казнил уже третьего шарлатана. Не знаю, что они льют царю в уши, но его это сильно разозлило.
– Что будешь делать? – спросил Шардах, – Сейчас к царю с толкованиями лучше не лезть. Может, для закрепления видения выпустим истукана и сегодня ночью?
– Не выйдет, царь от любопытства весь сон потерял. Подождем, пока он спустит ярость на шарлатанах и ослабеет от недосыпа. А что с истуканом? Он какой-то не такой.
– Сам удивляюсь. Программа была на защиту и субботнюю работу, очень похоже, что вносились изменения. Истукан делает то, что в него не заложено.
Наконец-то! Данька с удовлетворением отметил, что молодые люди обратили на него внимание.
– Я не… ис.. исту.. кан, – сказал он, – Я человек из… буду… щего. Машшши.. на вре-е..мени. По памятти пред..ков.
– Вообще-то я сам заливал твою форму, – сказал Шадрах, – Голова из чистого золота, серебряные руки и грудь, медное чрево, железные голени, только на ступни пошла глина, пришлось делать слепки ног Даниила, чтоб оставить его следы. Разная температура плавления, время обжига, режим нагрева печи, и установка свинцового шема с программой, – ты продукт высшего каббалистического искусства – голем.
– Я … чел.. о-век, по образззу и подоб…ию Создателя.
– Нууу, – потянул Шадрах, переведя взгляд с Даньки на Даниила, – Только ноги. По образу и подобию – мы. А ты – наше подобие. Причем, весьма схематичное. Для черной работы. Чтоб не отвлекать от выполнения заветов.
– Я … из.. буддд.. ущего. В тело предка.
Даниил отстранил Шадраха, приблизившись к Даньке так, что окуляры голема оказались напротив умных карих глаз с глубокими, как омуты, зрачками. Почему-то Данька понял – ему поверили.
– А что стало с людьми? – спросил Даниил.
– Мы… ллюдди…
– Вы – не люди. Вы – големы. Более совершенные и умные, чем те, кого лепит и отливает Шадрах, но это же очевидно – вы – не люди. Ты же сказал, что сознание перенеслось по памяти предков. Твой предок – голем?
– Вне..шне вы больше похожи на мення, чем это, – Данька провел серебряным протезом снизу вверх, повторяя очертания тела истукана.
– Они станут совершеннее. – Даниил обратился к Шадраху. – Они даже будут похожи на нас. Вряд ли Он задумывал такое, когда вдыхал душу в Адама. Может, тебе надо заканчивать с этими экспериментами?
– Чтоб царь смел наш народ с лица земли? Нет уж, нам нужна защита от язычников.
– Ты что, не видишь, – Даниил почти кричал, – Царь и так смел нас с лица земли! А потом кто-то смел с лица земли народ царя. И остались… эти. Вот точно знаю, Он этого не планировал.
– Он делится с тобой своими планами?
– Мы – избранный народ и мы вернем себе землю Обетованную! Планы меняются. Царя больше не пугаем, он нам пригодится.

***
Даньке было все равно, сколько времени проводить в тайной комнате. Он знал, что по выполнении задания, возвратный механизм машины времени перенесет его в привычное тело к Софе и профессору Бадцековскому. Горько было осознавать, что Создатели оказались слабее своих созданий, и приходилось выполнять их указания. Даниил и его друзья достигли больших карьерных высот при дворе, но их народ по-прежнему был далек от земли Обетованной и находился под игом вавилонским.
– Царь умер, да здравствует царь, – возвестил однажды Даниил, явившись в тайную комнату, где Шадрах мудрил с шем хамфораш нового голема, пытаясь создать совершенного воина.
– Что, все-таки наследники траванули? – спросил Данька. За годы совместных проделок он уже сдружился с четырьмя придворными мудрецами. И, в отличие от них – не старел, а только приобретал новые знания.
– Вообще-то царю было 68 лет, – задумчиво потянул Шадрах. – А вы там, в будущем, по скольку лет жили?
Данька сделал вид, что не услышал вопрос. Создатели оказались не только слабы, но и недолговечны.
– Идея с толкованием сна была отличная, – сказал Данька, восхищенно глядя на ставшего в возрасте благообразным старцем Даниила, – Практически запрограммировали царя на сдачу царств – вавилонского – мидийскому. Кто дальше? Персы?
– Персы, – кивнул Даниил, – Они практически у врат города. А нам надо остаться в живых, чтобы хранить память о земле Обетованной, обещанной нашему народу. И народ должен выжить, пока эти будут сражаться между собой медью и железом, чтоб однажды обрушить колосс на глиняных ногах… Удачно ты тогда грохнулся!
– Я не нарочно, – скромно сказал Данька, – Тело не слушалось. А про камень и гору ты придумал.
– Ничего не придумал. Пока наша вера будет тверда как камень, горы сами будут воздвигаться на пути язычников. Но что творит Валтасар? Он доиграется.
– Да его отец был тот еще сумасшедший деспот, но до святотатства не опускался. Храмовые сокровища, украденные у нашего народа, просто нашли покой в царской сокровищнице. Так, когда б пришло наше время, мы бы просто достали их оттуда и вернули в восстановленные храмы. А то, что сделано с ними сейчас…, – Шадрах с силой ткнул билом в свинцовую табличку шема.
– Да что такого сделано? – удивился Данька, – Меноры и жертвенные чаши не изменились. Просто новый царь пользуется ими не по назначению. Точно так же возьмете их с царского стола, как взяли бы из сокровищницы.
Даниил и Шадрах переглянулись.
– Помнишь, как ты рассказывал, – проникновенным шепотом сказал Даниил, – что начал свое путешествие во времени с правки репутации собственной жены? Что мешало тебе просто пойти и вернуть домой изменницу? Зачем все эти премудрости с коррекцией вашего совместного прошлого?
– Это другое дело!
– Использовать в храме светильник или сосуд, оскверненный нечестивыми устами язычника – вот это другое дело, – припечатал Даниил, – я уже прямо-таки жду прихода персов. Верные люди откроют ворота, а ты… Ты сделаешь то, что тебе предназначено. И – запомни – человеческий ребенок появляется на свет любовью родителей с бессмертной душой и Его волей, а не потому, что чиновник натального центра выбивает священные буквы Его имен на новом шем хамфораш и вставляет шем в родительский слепок.

***
Пир во дворце осажденного города произвел на Даньку самое удручающее впечатление. Горожане просят воды и хлеба, когда как в царских покоях льется вино в золотые чаши. Разделаны и зажарены целиком туши последних быков. Гордые семисвечники бросают отблеск своего великолепия на пропитое лицо Валтасара, поднимающего к губам жертвенную чашу. Аромат изысканного вина перебивается запахом крови. Данька, в теле колосса на глиняных ногах, в тени. Меноры, освещающие пир, сегодня на стороне персов. Даньке осталось только вывести на стене слова – мене, текел, фарес… Огненная надпись словно включает возвратный механизм машины времени там, в далеком-далеком будущем. Через миг Данька увидит Софу и профессора Бадцековского, а этот миг тратится на обмен прощальными взглядами с Даниилом, своим Создателем. Отмерено и взвешено, путь пришел к завершению, – слова, летящие вслед и затухающие в вечности.
Прежнее тело послушно и счастливо принять слепок сознания Даньки.
– Софа! Все в порядке, я вернулся!
Но пусто в доме и снова, как в тот самый первый раз, Данька ощущает пустоту в груди. Вот календарь, который повесил профессор, но на нем странные символы – суббота, 22 мая 2021. А как же одиннадцатое сивана года 5781?! Где Софа?! Где профессор? Из открытого рта Даньки вываливается шем хамфораш с полным именем заклятия жизни. Программа завершена. Растворяющимся в вечности сознанием Данька только успевает задать вопрос – получил ли народ Даниила землю Обетованную – и рассыпается в прах.