Рассказ №2 Врач должен оказывать помощь пациентам

— Мы хотим рыжую голубоглазую девочку. В идеале ещё, чтобы без уродливых веснушек и всяких там родинок.

— К сожалению, с вашим набором генов это невозможно. Не поймите меня неправильно, но для того, чтобы получился именно такой цвет волос и глаз, необходимо, чтобы эмбрион имел вот эти восемь генов.

Доктор Корделл развернул к молодым родителям экран компьютера. На нём отражалась генетическая карта в виде светлых столбиков с чёрными полосочками. Совершенно неясная картина для простого обывателя. Отец, господин Дэвид Грин, силился понять изображение: нахмурил брови, прикусил язык, начал медленно кивать головой. Мать, Натали Грин, стеклянным взглядом смотрела сквозь экран на доктора.

— Я хочу рыжую голубоглазую девочку и точка.

— Но у вас есть прекрасные здоровые эмбрионы. В том числе и девочки. Неужели, если они будут не рыжими, а, скажем, как вы, темноволосыми, то…

— Это не обсуждается. Рыжая девочка. С голубыми глазами.

Генетик вздохнул. Такие, как Натали, приходят к нему каждый день толпами, и все хотят одного и того же: чтобы их ребёнок был вундеркиндом, олимпийским чемпионом, вторым Моцартом, Эйнштейном. Ну или хотя бы просто красивым под заказ.
Генетика шагнула далеко вперёд и теперь действительно стало возможным выбирать ребёнка. Однако в некоторых случаях наука бессильна.

— Понимаете, — врач решил предпринять ещё одну попытку убеждения Гринов, — ни у одного из ваших эмбрионов нет самого главного гена, отвечающего за желаемый цвет волос. Ни у одного из двадцати пяти, которых мы на данный момент имеем in vitro, нет гена MC1R. Более того, оценив ваш генотип, я могу с уверенностью сказать, что у вас никогда не будет рыжего ребёнка. Ни один из вас не является носителем этого гена.

Активировался Дэвид. Он оторвал совершенно потерянный взгляд от экрана монитора, сощурился. Рука отца потянулась к проплешине в тёмно-русых волосах.

— Но ведь я точно знаю, что моя прапрабабушка была рыжей. Волосы были прямо огненные. И она не ведьма.

Детский сад. Доктор силился, чтобы не закатить глаза, а вежливо улыбнуться несчастным пациентам.

— Возможно, ваша дальняя родственница красила волосы какой-нибудь стойкой краской? Даже если у неё был такой натуральный цвет, это ещё не всё, что нужно, для того, чтобы ваши дети обладали таким же цветом волос. Как минимум, надо учитывать то, что в вашем генотипе нет генов рыжего цвета. Им неоткуда взяться.

— А голубых глаз?

У мужчины были карие, глубокие глаза. Настолько тёмные, что радужка почти сливалась со зрачком. У его супруги глаза чуть светлее, цвета разбавленного виски с колой. Тут и там жёлто-зелёные вкрапления.

— Сейчас посмотрим.

Корделл не хотел заранее расстраивать и без того отчаявшихся родителей, которые решились на ЭКО, чтобы выбрать именно такого ребёнка, какого они хотят. Врач оценил хромосомную карту. У Дэвида на плече пятнадцатой хромосомы был ген HERC2. Глубокий карий и ничего больше. У Натали на девятнадцатой хромосоме EYCL1 – зелёный. Носительница?
Врач сверился с информацией о временно замороженных в крио-камере эмбрионах. У нескольких имелся ген EYCL, и у всех присутствовал HERC2.

— У вас есть шанс получить зеленоглазую девочку. Более того, среди ваших эмбрионов как раз найдутся минимум три таких.

— Зеленоглазая шатенка? Какой ужас! Нет уж, такого нам не надо. Отвратительная клиника. И столько денег в это ЭКО угробили. Всё зря! За что вам только платят? Никакого результата. Сплошное надувательство.

Женщина ругала всю больницу и медицинский персонал ещё очень долго, пока собирала вещи, одевалась. Её муж смиренно молчал, опустив глаза в пол. Натали, продолжая негодовать, покинула кабинет, а Дэвид задержался. Спешно подошёл к столу, оглядываясь через плечо, и прошептал:

— Я же знаю, что вы можете. Можете сделать, чтобы, ну…

Да, он действительно мог. А как же иначе? Врач ведь всегда должен оказывать помощь своим пациентам.

— Это недешёво, вы сами прекрасно понимаете. Могут быть последствия и вообще…

— Я всё понимаю, — прервал доктора мужчина, — но вы видели мою жену? Посмотрите, уже плешь проела.

Корделл усмехнулся и осторожно, прикрывая широким рукавом халата протащил по столу переданный ему конверт. Убрал неожиданную прибыль в ящик стола. Он понимал этого несчастного обеспокоенного мужчину. И у генетика была идея, как помочь Дэвиду так, чтобы никто при этом не пострадал.

***
Здесь плохо пахло и было ужасно темно. Неоновый свет ламп падал на несколько камер и железных столиков. Шаги от ботинок гулко раздавались эхом от сводчатого потолка сырого подвального помещения. Ботинки расползались на склизком, грязном полу.

Корделл подошёл к одному из стоящих на столе «аквариумов», как он их ласково называл. Искусственные матки. Когда-то люди и представить себе не могли, что человечество придумает нечто подобное. Пластиковый пакет, заполненный жидкостью, схожей с амниотическими водами. Много лет назад в таком впервые вырастили нескольких ягнят. Но чтобы выхаживать в таком устройстве человека – немыслимо.

«Абортыши». Дети прерванной беременности, которых извлекли вакуумным методом. Без повреждений органов, сосудов, скелета. Вполне себе нормально развивавшиеся организмы, которые когда-нибудь смогли бы стать полноценными «человеками».

В этих пластиковых мешочках покоятся пока что недомладенцы, абортированные в клинике. Девочки и мальчики. С тёмной кожей и светлой. Каждому из них провели генотипирование, чтобы выявить какие-либо отклонения и пороки, заболевания, да и просто фенотипические характеристики. Те самые про рост, вес, цвет глаз и волос, интеллект, мышечную массу.

К сожалению, такой плод уже слишком большой, чтобы подсадить его к живой женщине в естественную матку. Но организм может вполне сформироваться и в таком вот пакете, а потом «родиться», как обычный младенец.

Проблема остаётся только в генах. Они не идентичны клиентам. Редактировать геном не у морулы или бластулы очень рискованно. Во-первых, клеток слишком много. Во-вторых, изменения могут кардинально отразиться на человеке. Любой «подсаженный» участок ДНК для желаемой редакции может восприниматься организмом как чужеродный геном, а, следовательно, будет развиваться иммунная реакция, и, увы, такой плод погибнет.
Корделл сверился со списком на планшете.

— Девочка, значит. Непременно рыжая.

Иммунная система формируется на десятой-двенадцатой неделе. Значит, по логике, менять геном можно до этого срока. И всё равно опасно. Одно неаккуратное движение, одна ошибка и получится инвалид до конца жизни. Заниматься такими экспериментами, когда ему уже заплатили… Корделл не такой поганец, чтобы подставлять клиентов. Врач должен всегда оказывать помощь пациенту.

— Значит, как обычно. Возьмём, — он задумчиво поводил пальцами над пакетами со сморщенными красными мини-человечками внутри, — вот эту. Си-Эм-Эй-сто-двенадцать. Так, что тут у нас? «Мать лишилась работы и жилья. Муж ушёл. Не осталось выбора». Не алкоголичка, аборт не по медицинским показаниям. Значит, здорова, стало быть?

Размашисто свайпнул страницу вниз, пробежался глазами по мелкому тексту характеристик.

— «Пороков сердца не выявлено. Платиневрия, анэнцефалия не обнаружены». Ай, ну и славно. Нам же главное, чтобы ген MC1R на месте был. А он тут как раз есть. Чудно-чудно.

***
Жуёт жвачку, смотрит в стену, не на врача. Руки скрестила на груди. Волосы – химическая завивка. Муж юлит вокруг, никак не присядет. Заламывает в руки, во взгляде читается немое: «Ну, мы же договорились».

— Итак, — Корделл напускает на себя деловой вид. — Я поработал над вашей проблемой. Нам удалось кое-что сделать.

Молодой отец судорожно выдыхает, прислоняется к стене. Кажется, сейчас упадёт в обморок. Корделл нажимает на кнопку встроенного в стол пульта управления. Из шкафа выезжает робот-помощник, мигает огоньками, подъезжает прямо к бледнеющему на глазах Дэвиду, вытягивая вперёд металлические рукава-руки. Обхватывает пациента и осторожно усаживает его на кушетку. Кушетка автоматически принимает физиологически удобное положение.

Корделл наблюдает, как жена этого несчастного демонстративно закатывает глаза. Такие приступы не редкость. Но у врача другая забота.

— Итак, нам удалось сделать вам плод с соответствующими характеристиками. Девочка. Рыжая с голубыми глазами. Без веснушек, если вы не будете выводить её слишком часто на солнце. Всё, как вы хотели.

Теперь самое сложное. Не раскрыть тайны и при этом не шокировать и не оттолкнуть клиента.

— К сожалению, возникли некоторые трудности, и мы не сможем подсадить к вам эмбрион.

Во взгляде женщины читается некоторая заинтересованность.

— Искусственная матка, да? — Эта дама весьма сообразительна. — Ну а посмотреть на малышку хоть можно?

Кто Корделл такой, чтобы отказывать? Он великодушно улыбается и просит пару пройти за ним по коридору в другое отделение. Мужчине стало гораздо лучше. Но это ненадолго.

Неонатология. В одном из боксов, да ещё и в «искусственной матке» лежит их SMA112. Но кто-то из медсестёр прилепил к стеклу ласковое «Клара». Действительно, ребёнка ведь не назовёшь каким-то набором цифр и букв.

Если Корделл ожидал каких-то материнских чувств, их не было. Ни слёз, ни радости, ни даже улыбки. Ничего. Кроме отвращения.

В пакете лежало нечто среднее между склизким червяком и освежеванной крысой. Скрюченное, красное, без кожи. Выпученные глазки-бусинки, как будто глазки краба или рака. Конечности, словно культи, ещё без сформированных пальцев. Сквозь прозрачный покров плода видны все органы: бьющееся сердечко, кишочки, ещё спавшиеся лёгкие. Даже гонады можно разглядеть. На том, что когда-то станет шеей, проявляются жабры. Зрелище не для слабонервных.

Женщина бледнеет. Ей явно становится плохо от увиденного. Она прикрывает рот рукой, отворачивается, жмурится. Возможно, её мутит. Она смотрит на супруга, прислонившегося к дверному косяку. Качает головой и одними губами произносит «нет». Корделл ловит удивлённый взгляд мужчины, но тем не менее тот вскоре согласно кивает супруге. Женщина поворачивается к доктору, её голос полон решимости.

— Вы знаете, вот такого вот нам не нужно. Давайте лучше остановимся на зеленоглазой шатенке.

— Но вы уверены? Эта девочка идеально подходит вам по всем характеристикам. Взгляните ещё раз.

Пациентка нервно дёргается, начинает шумно дышать. Фраза врача пробудила в ней недавно увиденную картинку.

— Нет-нет, я решила, что хочу увидеть свою дочь уже родившейся. Прижать её к груди сразу, как увижу. А это… это даже ребёнком назвать сложно.

***
Деньги они не забрали. Корделл радостно возвращался домой в лучах заходящего солнца и пересчитывал купюры на ходу. Вполне хватит на несколько вещей, которые он хотел приобрести.

Метод работает безотказно. Как всегда. Как обычно. Врач должен оказывать помощь своим пациентам.

Курица – не птица. Эмбрион – не человек. Генетик – не врач. Так говорили в институте. Но генетик – самый настоящий врач. Психолог. Заставляет пациентов поступиться собственными принципами. В случае доктора Корделла – ставит перед морально-этическим выбором: смириться с тем, что ребёнок так или иначе будет похож на родителей и принять это неизбежное или же довольствоваться ребёнком-идеалом, но абсолютно чужим. Да к тому же наблюдая за его развитием через прозрачный пластик. Не проще ли уже тогда усыновить из детского дома?

Но что же будет с Кларой? А Клара – теперь расходный материал. Теперь доктор Корделл может спокойно использовать её в своих целях. Отказники никому не нужны. Попасть в детский дом, потом всю жизнь прожить где-то на улице побираясь? Лучше этот славный плод пострадает во благо науки. Может, она даже выживет и станет «сверхчеловеком». Первым относительно сформированным плодом, которому отредактировали геном. Возможно, доктора Корделла даже за это хорошо наградят немалой суммой. Гораздо большей, чем ту, что он сейчас держал в руках.

Он сможет поучаствовать в международной конференции. Генетик довольно улыбнулся себе, представив весь пафос, с которым он будет выступать перед широкой аудиторией. Корделл помечтал ещё немного и решил, что начнёт речь таким образом:

— Человек будущего уже среди нас.