Рассказ №3 Счастливый

Гаврюша любит гавкать. Поэтому люди зовут его Гаврюшей. Все равно настоящего имени никто не знает. Когда ему хорошо, начинает лаять. Значит, весело на сердце и хочется раздеться догола и прыгать под теплым дождем.
Ему нравится этот большой мир. Дождь. Цветы. Люди. Большие мусорные контейнеры, где всегда можно найти вкусную еду.
Ему даже злючки нравятся.
Хотя нет… злючки плохие. Они мучают людей и мешают им радоваться.
Гав-гав!

Невысокий, худой мальчик, почти юноша, очень бледный, черноглазый с рыжими бровями и доверчивой улыбкой по утрам приходит в город и разгоняет злючек. Его сопровождают две собаки, кот и ворон.
Гаврюшу любят, жалеют, боятся, зовут на помощь. На улицах его приветствует местная элита: содержательница борделя, редактор, доктор, полицейский, хозяин трактира. Вышибала трактира по прозвищу Кулак добродушно рычит и воздевает кулак над головой. Гаврюша в ответ вежливо гавкает и машет узкой ладошкой.
Старенькая Варварр при виде Гаврюши говорит: «Юрр родив!» и трясет пальцами над головой. Сначала над своей, потом над гаврюшиной. Он радуется, что родился мальчик, поздравляет Варварр, хотя удивляется, почему она всех детей называет одним именем.

Старший пес, Ящик, энергичный, облезлый, с вечно высунутым языком и подозрительностью ко всем бородатым. Когда-то полумертвого щенка Гаврюша обнаружил в ящике из-под яблок. Сука – это кот. Два года назад нехороший пьяный человек при Гаврюше швырнул в белого котенка бутылку и крикнул: «Сука!».
Младшая собака, похожая на дыньку при лапках и огузке, названа Депутатом. Она, дрожа и поскуливая, сидела на обрывке предвыборного плаката, на котором Гаврюша по слогам прочел: «…суйте за депутат…».
А Ворон прилетел сам.
И никто не знает когда, откуда и зачем.

Он любит идти по улице рано утром, когда солнце рассыпается жемчугом в окнах домов. Проезжающие машины сигналят, приветствуют Гаврюшу. А лошади и ослы не останавливаются, равнодушно тащат свои телеги. Вот и в лесу так: когда Гаврюша отправляется в гости к Бабащите, перед ним останавливаются волки и лисы, воют и лают. А белки, кролики и ежи пробегают мимо.
Волосы у Гаврюши растрепаны так живописно, будто он спал на соломе, что есть абсолютная правда. Он одет в лохмотья, которые лучше смотрелись бы на огородном пугале. Добрые люди часто дарят мальчику старые пиджаки и почти новые штаны. Гаврюша принимает одежду, относит в свой сарай и аккуратно укладывает стопками в углу.

Встречные люди стараются прикоснуться к Гаврюше. Кто за руку ухватит и сразу отпустит, кто за плечо потрогает, словно пыль отряхивает. Смешные! Гаврюша всем улыбается, а вот Ящик рычит на бестолковых прохожих. И Сука шипит, но не на всех.
Девушки менее назойливые. Самые смелые из них, проходя мимо, могут ткнуть пальчиком и со смехом отшатнуться. Кто с визгом. Гаврюше приятно. И даже Депутат не лает вслед шалуньям.
Они все очень красивые. У них славные пальчики, нежные, как ручьевые рыбки. Волосы словно травы на весеннем покосе, глаза блестящие, похожие на лягушачью икру, которую очень любит Депутат. Гаврюше хочется прикоснуться в ответ, но девушки ловко уворачиваются, хотя некоторые не убегают, а дарят ему конфеты.

На углу Семи Хряков его окликнул хозяин мясной лавки Рубака:
– Гаврюша, подь сюды на минуточку!
Гаврюша с друзьями в этот момент переходил улицу, и пахучие автомашины вежливо тормозили, бибикали.
Впереди уверенно зигзагами шел Ящик, за ним семенил Сука, потом Гаврюша с Вороном на плече. Процессию замыкал Депутат.
В левом ряду синий жигуленок. На плече водителя сидела небольшая злючка, тоже синяя. Смотрела с угрозой и облизывалась. Гаврюша улыбнулся и погрозил ей пальцем. Злючка скуксилась и растаяла, а водитель схватился за сердце. Смешной. Зачем теперь переживать? Злючка-то исчезла!

Гаврюша приветливо гавкнул, и Рубака вынес миску с мясными обрезками. Ящик подождал, пока Сука возьмет себе два куска, потом, чавкая и приседая, стал жадно кушать. Депутат сидел рядом с миской и вздыхал.
Рубака помялся и сообщил:
– Груша заперлась в спальне. Стонет. Ругается словами всякими.
Тетка Груша всегда ругалась словами, но Гаврюша не обижался.
– Гав? – спросил он.
– Вона туды, – обрадовался Рубака. – В мансардию.
Оставив Ящика, Суку и Депутата на крыльце, Гаврюша поднялся по скрипучей лестнице в мансарду, что примыкала к лавке. Ворон сидел на плече без разрешения. Постучал в дверь спальни:
– Гав, Груша!
Всхлипывания, бормотание, шарканье.
Отворила.
На плече у нее сидела красная злючка, крысиным хвостом шлепала по щекам, оставляя розовые полоски. Увидев Гаврюшу, злючка вытянула змеиную шею и зашипела.
Гаврюша погрозил ей пальцем. Погрозил кулаком. Нахмурился и топнул. Злючка никуда не делась. Сидела и шипела. Тетка Груша шаталась под отвратительным грузом, словно взвалила на плечо баранью тушу. Сзади испуганно сипел Рубака. Он не видел злючку… как и все люди.
Действуя по наитию, Гаврюша размахнулся и влепил злючке оплеуху. Рубака решил, что мальчишка дал жене пощечину. Груша взвизгнула и поняла, что свободна.

…Рубака суетился, пихал в руки пакет с мясом, норовил сунуть деньги. Гаврюша деньги принял и отправился в храм, где у входа на массивных лапах покоится тусклая латунная тумба с щелью на пузе. Фонарики на цепях подсвечивают надпись: «Во славу и на благо!»
Гаврюша аккуратно разорвал купюры пополам и втиснул их в щель, поясняя тумбе:
– Это от меня. Гав! Это от Ящика… от Суки… от Депутата.

Некоторые полицейские, продавцы рыбы, шофера и гадалки беспомощны и убоги, потому что ничего не умеют делать хорошо. Гаврюша это понимает, но не может, не умеет сформулировать мысль. Он думает, что люди поверят на слово.
Он заходит в храм отца Луху-Луху, который Библию, Коран и Тору называет не иначе, как светофором; в который раз объясняя этому священнику выгоду пекаря.
– Ты можешь печь вкусные пирожки, гав! Как Бабащита.
– Чур меня, – восклицает отец Луху-Луху и машет ладонями, как бы отгоняя пестрых ос.

Потом Гаврюша посещает аптекаря Фому и рассказывает, что тому важно стать сапожником. Ох, гав-гав, какие крепкие сапоги мог бы тачать Фома, какие красивые босоножки шить в усладу девушкам.
Фома не возражает, согласно кивает и наливает в узорчатый бокал яблочный сок, смешанный с ландышевыми каплями. Гаврюша охотно выпивает зелье и удаляется, одарив Фому улыбкой и гавканьем.

Вечером Гаврюша с друзьями возвращается в заброшенный сарай, что примыкает к лесу.
Это его дом.

***
Раз в месяц Гаврюша навещает Бабащиту, что живет в чаще. До ее избушки добрых четыре часа ходьбы – если знать дорогу напрямую. Поэтому он поднимается на рассвете, еще до песни зарянки, и уверенно топает в лес. С ним обычно отправляются Ворон и Депутат. Птица отважна, а глупый пес вообще себя бессмертным считает.
Гаврюша чувствует себя в лесу очень хорошо.
Его не пугают подозрительные буреломы да кривые сосны, похожие на мертвецов, восставших из могил.
Он знает наперечет загадочные голоса чащи, которые на фоне птичьих трелей кажутся зловещими завываниями и хриплым бормотанием. Это проявление жизни многих безобидных существ, что живут рядом с нами, значит, достойны уважения. Их не надо бояться или ненавидеть.
Хор удивительных голосов сопровождает его всю дорогу. Он чувствует, что деревья приветливо смотрят вслед (обернулся: ан нет, померещилось) и гладят по плечам ветками.
А вот и его любимая Зеленая поляна. Здесь каждая травинка источает слабое зеленое сияние. Ветви усеяны изумрудными всполохами. Окружающий мир переполнен оттенками зеленого, словно карнавал с танцующими силуэтами малахита, мяты и нефрита.
Гаврюша вдыхает ароматы зеленого чая и морских водорослей, ложится лицом в мох, насыщенный смарагдовыми красками, огуречным колоритом и мастью молодого яблока.
Ему кажется, что он спит в колыбели, которую осторожно раскачивают большие ласковые руки.

Бабащита крошечная сморщенная, физически могучая старушка. У нее острые коричневые уши, крысиные глазки, горб, лысина и клык. Двигается, как куница, преследующая белку.
Она всегда знает, в какой день пожалует Гаврюша. К его приходу печет большие пирожки, скворчащие, с золотой корочкой, ароматным припеком – с ягодами, грибами, яичками. Гаврюша особо уважает пирожки с черникой и майским медом.
У Бабащиты живет большая злючка. Таких ни у кого нет.
Гаврюша ест пирожки, запивая их розовым цветочным чаем, рассказывает городские новости, все, как есть, не прибавляя и не комментируя, а Бабащита сидит напротив и подкладывает ему земляничное варенье в глиняную плошку. В этот момент ее лицо озаряется странным умилением, стирающим половину морщин, неприветливый излом бровей и оскал. Даже кривой клык, торчащий из-под губы, выглядит, как кокетливый пирсинг.
– У Ящика заноза застряла в правой лапе. Гав! Ух, большая!
– Ох, беда какая, – поддерживает беседу Бабащита.
– Я ее зубами вытащил, – хвастается Гаврюша, прицеливаясь на пирожок с земляникой.
– Молодец какой! – восторгается Бабащита.
– А еще у тетки Груши злючка завелась, – сообщает Гаврюша, с удовольствием кусая пирожок. – Ух, сердитая, гав, гав. Насилу прогнал.
– Ты у меня разумник!
– А еще встретил бабку Варр. У нее опять Юрр родился.
Старуха мрачнеет.
– Она тебя не обижает?
– Нет, что ты! Только тремя пальцами машет над головой и руку целует, – Гаврюша со смехом показывает расцелованную руку.
С минуту Бабащита пытливо рассматривает узкую мальчишескую ладонь с обломанными ногтями.
– Ну, вообще-то… можно… – бормочет она. – Хотя лихо… лихо…
Ее злючка шипит на Депутата, который деловито обнюхивает углы избы. Кажется, сейчас бросится. Тогда Ворон предупреждающе каркает, Бабащита восклицает: «Фу!», а Гаврюша весело лает. Хотя немного опасается этой злючки, уж чересчур толстая да лохматая.
– Сейчас Шуха муку да крупу привезет. С ним обратно поедешь.
– Гав, – соглашается Гаврюша.
Преодолевая робость, грозит злючке. Та смотрит, не мигая, на безумного храбреца, распускает клобук, уползает под топчан.
Во дворе слышится недовольное ржание, скрип и тугое шлепанье: Шуха разгружает мешки.
Бабащита провожает Гаврюшу, сует ему корзиночку с пирогами, а Шухе молча передает бесформенный сверток в белой тряпице. Тот трижды кланяется, прижимая полученное к груди. Телега трогается. Бабащита машет вслед, взваливает оба мешка на спину, и молодецки ухнув, тащит в дом.
Обратно едут молча.

Под вечер Гаврюша возвращается в свой сарай, где его радостно встречают Ящик и Сука.
Возле сарая на колоде лежит кем-то принесенная колбаса в газете. Гаврюша устраивает роскошный ужин, во время которого рассказывает друзьям о Бабащите и ее злючке, чуть не проглотившей Депутата. Все внимательно слушают, косятся на гордого Депутата, потом ложатся спать на соломе. Ящик служит Гаврюше подушкой, Депутат согревает пятки, Сука располагается на животе хозяина. Ворон сидит на крыше и слушает ночь.

***
…Гаврюша топтался возле помойки, наслаждаясь весенним ветерком и робким солнышком. Его все радовало – облака, птички, стопка ярких журналов у бака и чудесная желтая маргаритка, выросшая у лужи.
Сегодня он с братьями обнаружил два кулька с остатками гречневой каши и почти свежими сосисками.
Спасибо добрым людям!
Спасибо птицам, солнцу и маргаритке.
Он собрал еду и журналы.
Тут его нашли гонцы Старшины.

Шулья, дочь Старшины, рыдала, подвывала, швыряла вещи. Укусила няньку за руку, когда та меняла компресс. Постоянно терла и расчесывала шею. За два дня шея распухла, на плечи легла россыпь красноватых точек, как при ветрянке или апрельской чесотке. Врач жевал табак, предлагал змеиный бульон, втирал в кожу настойку дьяконовой колючки. Шулья орала на бабушку, дерзила матери. И даже испортила воздух при отце.
Отец прогнал врача и приказал позвать Гаврюшу.
Гаврюша явился в дом Cтаршины, оставил у порога друзей, протопал босиком по коврам и приветливо гавкнул.
Слуги почтительно расступились, статная скуластая хозяйка брезгливо обозревала гостя, бабушка торопливо помахала щепотью над головой.
Старшина, высокий сероглазый человек с мешками сизых щек при квадратном подбородке, приказал вылечить дочь.
– Не хочу! – завопила Шулья. – Он блаженный! Противный!
– Молчать! – рявкнул отец. – Что скажешь? – обратился он к Гаврюше.
Гаврюша, сбитый с толку приказаниями молчать и говорить, посмотрел на капризную девицу. У той на голове сидела фиолетовая злючка с бездонно пламенными очами и топорщила петушиный гребень. Злючка была похожа на болотную гадину с треугольной головой. Она окольцевала девичью шею: по рубчатому туловищу телу твари ползли тугие комки мускулов и перетекали в дрожащий скользкий хвост.

Таких он еще не встречал.
Гаврюша задумчиво почесал нос и хотел было погрозить злючке, но передумал.
Старшина напрягся.
– Шулька, сиди тихо! – приказал отец. – Что скажешь? – спросил он вторично.
Гаврюша вторично почесал нос. Злючка раскачивала мерзкой башкой, разбрасывая желтые нити, свисающие из пасти. Бабка всхлипнула.
Жалко Шульку.
Гаврюша начал с простого. Погрозил злючке пальцем, потом кулаком.
Шулья охнула, закрыла глаза.
Злючка прищурилась и сплюнула желтый сгусток.
Гаврюша фыркнул, топнул и погрозил двумя кулаками.
Шулья вжалась в подушки.
Злючка утвердилась на голове жертвы и отступать не собиралась.
Гаврюша мысленно позвал Ворона.
Фортка распахнулась, в гостиную ворвался темный пернатый ком. Птица полетела в спальню, закружилась над головой девочки. Молоденькая горничная повалилась без сознания, мать щукой метнулась к кровати. Старшина ладонью остановил жену, словно стену воздвиг. Слуги с ужасом наблюдали, как оборвыш машет грязными руками перед дочерью хозяина, едва не задевая ее лицо. Самое ужасное, что ладони его покрывались ссадинами и начинали кровоточить. Алые капли разлетались, гвоздя белую простыню и кремовые гобелены.
Гаврюша бил по голове злючку. Это было нехорошо, потому что драться нельзя ни при каких обстоятельствах.
Это было опасно, злючка шипела и плевалась, скалила игольчатые зубы, хлестала хвостом, царапалась прозрачными когтями, похожими на стеклянные осколки.
И было больно. Да, очень больно!
Если б не Старшина, то мать Шульи и слуги отлупили бы Гаврюшу и спустили с лестницы.

Можно было попытаться ее схватить и оторвать от девочки, но не гарантия, что злючка, упираясь, сдерет скальп с жертвы. Уж слишком она казалась натуральной, естественной. Удивительно, что ее в упор не замечали окружающие.
И тогда Гаврюша поступил, как мудрый полководец и одновременно, как безрассудный игрок, которому уже нечего терять.
Он громко гавкнул (няня тоже рухнула без чувств), быстро наклонился к девочке, схватил ее за толстые плечи и сунулся лицом прямо в злючку. Та немедленно вцепилась в щеки и уши мальчика. А Гаврюша открыл рот и крепко прикусил лапу твари. Его зубы будто ухватили осиновую ветку. Ее нельзя отпускать ни в коем случае!
Гаврюша сжал челюсти и стал пятиться, слыша далеко сзади вопли множества людей. Злючка явно не ожидала такого фокуса. Она оторвалась от девочки, повиснув на Гаврюше.
Сссс…
Ох-х…
БАМЦ!
Что-то изменилось в мире.
По лошадиному мотая головой, Гаврюша пятился из комнаты, где возле беспамятной Шульи суетились мать и няньки. Девочка стонала, зловещая краснота стремительно таяла. Юродивый совершил невозможное. Сейчас он, держась ладонями за лицо, стоял в гостиной. Из-под пальцев сочилась кровь.
– Что сделать? – строго спрашивал Старшина. – Чем помочь?
Гаврюша молчал. У него кружилась голова и жгло плечи.
Ему очень хотелось кричать.
И еще …кого-нибудь убить.

***
Ему сунули за пазуху пачку денег и отвезли к сараю. Ящик лаял, Сука шипел, Ворон каркал, а Депутат, не приседая, обкакался в горестном изумлении.
У Гаврюши на голове сидела чужая злючка. В голове творилось странное. Такое бывало на ярмарке за неделю до окончания весны. Разноцветный шум, крики, радостные восклицания и пьяный хохот вперемешку со звоном, свистом, кудахтаньем и мычанием.
Слишком много впечатлений. Слишком шумно. И много злючек у приезжих лохматых пронырливых людишек с цепкими глазками.
Сейчас ему казалось, что он один из этих проныр. Высматривает все, что плохо лежит, сжимая в кармане острый нож, которым готов ПЫРНУТЬ любого, кто попытается его остановить. Гаврюша даже пощупал карман. Ножа не было. Но желание ПЫРНУТЬ не пропало.
В углу сарая валялся обломок косы. Гаврюша разыскал его и неумело махнул, целясь в Депутата. Лезвие чиркнуло по густой шерсти, разодрало собачий бок. Депутат повалился на спину и заплакал.

Ящик в ужасе завопил, когда Гаврюша, размахивая тесаком, пошел на него. Ворон подлетел, клюнул в ухо – очнись! – и рухнул от хлесткого удара злюки. Гаврюша остановился, удивленно посмотрел на кровь, но тут же снова ринулся убивать.
Сука подскочил, ударил друга по заду – очнись! Когти больно укололи, Гаврюша подпрыгнул и замер.
– К БАБУЛЕ!!! – ворвался в сознание хор голосов.
Он было воспротивился, но сознание зацепилось за эти спасительные крики.
К БАБУЛЕ!
Шатаясь, он устремился в лес. Деревья источали смрад, мурава колола ступни, пушистые ветки хлестали по рукам. Он шел, порой бежал, останавливался, но в голове сразу взрывались крики друзей, пресекающие жаркие приказы злючки.
Друзья брели сзади, ковыляли, зализывая раны, с плачем и богохульствами, как траурная процессия, их вопли и причитания были ниточками, на которых висел, корчась, какойтотамгаврюша…
Они его гнали вперед, как слепого. Гаврюша, ничего не соображая, дошел до Бабащиты. Она молча распахнула дверь, и все несчастные, окровавленные и в слезах, ввалились в дом.
Злючка Бабащиты взревела раненым медведем, мгновенно выросла до потолка, распахнула пасть, на дне которой полыхали белые угли… и проглотила гаврюшину голову.
Хотя нет. Голова уцелела, а вот гаврюшина злючка уплыла в адскую бездну. Но успела-таки, проклятая, вырвать глаз мальчика и рассечь ему язык до корня.
Гав, хотел сказать пробудившийся Гаврюша.
И раздалось шипение.
Тогда он махнул рукой, обнял Бабащиту и отправился к Зеленой поляне.