Рассказ №35 Я вам звонил

По ту сторону линка никто не отвечал, но и не сбрасывал. Звонок шёл.
Моё дело предупредить. Я звоню – значит, предупреждаю, что «иду на вы», и, если абонент намеренно не хочет отвечать на звонок, это его право. У него отображаются мои данные – он поставлен в известность, кто и зачем хочет с ним связаться. Если даже он не на месте, в чём я лично сомневаюсь, обязанность секретарши сообщить боссу, кто идёт по его душу.
С Химероидом я буду дело иметь впервые. В прошлый раз я был здесь лет пять назад. С тех пор здорово поменялась планировка, и добавилось несколько корпусов. Он оказался прекрасным администратором и совершенным бессребреником.
Арахноморфа, что был до него, пришлось укатать в плазму и разбираться затем с тем гадюшником, в какой он превратил оздоровительный иммортарий за совсем недолгое время своего руководства. Не для того создавалось это заведение, чтобы в нём умирали из-за коррупции.
Этот же, даром что Химероид, пять лет держит бразды правления, и нет с ним никаких проблем. Почти никаких.
Одна-то нарисовалась – поэтому я здесь.
– Поберегись! – Слышу я сзади.
Я оглядываюсь и спешу сойти с дорожки. Мимо меня, словно стадо бегемотов, быстрой трусцой, гуськом пробегает группа дзумоистов. Их человек десять. Двухсоткилограммовые тела, облачённые в куртки-кимоно и набедренные повязки, колышутся жиром. Лица красные и потные, с выпученными от натуги глазами. Волосы собраны в шарики надо лбами. Босые ноги шлепают по грунтовой поверхности дорожки, словно тяжёлые пощёчины.
– Сумимасэн! – извиняется по-японски передовой.
Его поддерживают остальные, выкрикивая слоги в такт бега:
– Су-ми-ма-сэн! Су-ми-ма-сэн!..
Я смотрю им вслед.
После того, как научились вылечивать сахарный диабет первого типа, армировать кровеносные сосуды и сердце, ожирение перестало быть таким фатальным, как прежде, и бодипозитивщики создали собственный спортивный культ, придумав дзумо. В этом единоборстве объединены элементы дзюдо и сумо. Японцы, конечно, возмущаются такими фривольностями со своей культурой, но ничего уже не могут поделать с набравшей силу мировой популярностью нового вида спорта.
Я как-то присутствовал на дзумо-турнире. Мне понравились полёты многопудовых туш, пойманных на приём, и грохот их падения на татами ринга. Судя по реакции окружавших меня зрителей, мои эмоции не были какой-либо психической аномалией.
Как бы не бежали они, толстуны эти, на призыв о помощи…
Я смотрю на экран коммлинка на запястье. Звонок продолжается.
Стоит проследить за ними. Будь я Химероидом, прибег бы к их услугам.
Дзумоисты направляются к зданию, что виднеется в метрах двухстах прямо по курсу. Оно походит на гигантский кирпич с проёмами окон в два этажа. Над ним развевается флаг с изображением перекрещенных вилки и ложки.
Столовая, стало быть.
Я прибавляю шагу, следуя за толстяками.
Заодно узнаю, что у них в меню.
Зал для еды находится на втором этаже.
Первый отведён для «зомби». Так прозвали тех, кого вывели на ремиссию за счёт атрофии желудочно-кишечного тракта. Они живут на протеиновых уколах и глюкозных капельницах, мучимые ощущением постоянного голода.
В столовую «зомби» ходят на сеансы группового терапевтического внушения, чтобы забыть о своём голоде хотя бы на время. Такова их плата за обман смерти.
Иной обмен веществ, возникающий в результате альтернативного курса лечения онкозаболеваний, останавливает болезнь, сбивает её, образно выражаясь, с толку, но имеет массу побочных явлений, проявляющихся в разнообразнейших девиациях.
– Опаздываете! – Меня подхватывают под локотки с обеих сторон. – Уже началось. Все в сборе.
– Э-э-э… – только и могу сказать я, и меня практически втаскивают в комнату, полную сидящих на длинных скамьях «зомби».
Их тут человек сорок. Над ними, стоя за кафедрой, возвышается психотерапевт, который вещает низким, убаюкивающим голосом, сопровождая слова пассами рук:
– Вы чувствуете, как всепроникающее тепло разливается внутри живота. Вы насыщаетесь им. Всеобъемлющее чувство ням-ням всецело поглощает вас. Повторяйте за мной. Ням-ням!
– Ням-ням! – хором повторяют за ним «зомби» и начинают раскачиваться телами влево-вправо.
Я оглядываюсь на тех, кто держит и ведёт меня. Это две женщины. Судя по их анорексичной внешности – «мегеры». К «зомби» они никакого отношения не имеют. Не знаю от чего они проходят курс оздоровления, но хватка, что у одной, что у второй поистине железные. Обе рыжие, коротко стрижёные, кожа, туго обтягивающая их лица, густо усеяна веснушками.
– Дамы, – обращаюсь я к ним, – вы ошибаетесь насчёт меня. Со мной всё в порядке.
– Допустим…- соглашается одна, та, что слева и повыше ростом. Её захват, кажется, сейчас пережмёт мне все вены и артерии.
– Почему бы вам не провести некоторое время в обществе двух прекрасных дам, – мурлыкает вторая. – Медитация ням-ням – прекрасное времяпровождение.
Её захват тоже те ещё тиски. Вырываться нет смысла.
Обе норовят усадить меня на скамью.
– О, да… – как бы поддаюсь я на её увещевания. – Если уж ням-ням…
Я даю ей мощного «бычка», метя лбом в правую бровь. Перед тем как вырубиться, женщина успевает окатить меня удивлённым взглядом. Захват слабеет. Мне того и надо. Мощный хук правой в висок второй рыжухе отправляет её в нокаут.
Всё это занимает от силы две секунды. Теперь я поддерживаю их, чтобы они не рухнули на пол. Никому нет до нас дела. Все поглощены медитацией ням-ням. У всех, включая психотерапевта, закрыты глаза, все синхронно раскачиваются телами. Живые волны.
Я нахожу свободную скамью, усаживаю на неё женщин и устраиваю как прикорнувших друг у дружки на плече подружек, чтобы не упали. Проверяю, на всякий случай, у них пульс, и, удовлетворённый тем, что он в порядке, быстро ретируюсь.
Подымаюсь на второй этаж.
Дзумоисты здесь. Не обманывают моих ожиданий – питаются по расписанию. Они же меня и выведут на Химероида. Главное, чтобы не заметили меня.
Я присаживаюсь за неприметный столик у окна, занавешенного гардиной (в крайнем случае, спрячусь за ней), и начинаю наблюдать за трапезой дзумоистов.
Бегемотово пиршество. Толстяки едят, орудуя палочками и, против всяких ожиданий, совершенно не чавкают. Огромные, серые куски пищи, бесшумно исчезают во ртах.
Дзумоисты сидят за двумя сдвинутыми вместе столами на цельнодеревянных кубах. Другая мебель, предназначенная для сидения, попросту не выдержала бы их веса. В центре составного стола красуется огромный башнеподобный кремовый торт с одинокой вишенкой-навершием.
– Чего изволите?
– Уф!.. – выдыхаю я, чуть не сваливаясь со стула от неожиданности.
Надо мной возвышается официант. Не заметил, как он подошёл.
– То же, что и они, – киваю я на дзумоистов.
– Я бы вам не советовал, – говорит официант. – Употребление сои такого приготовления и не вкусно, и метеоризмом чревато.
Честный парень.
– Я про десерт, – перебиваю я заботливого официанта.
– О, это надо заказывать. Придётся обождать. Хотя, может быть, и не придётся… Если не побрезгуете…
Дзумоисты внезапно прекращают есть и начинают выбираться из-за стола. Они делают это слаженно, соблюдая определённый порядок. Не суетятся, но явственно видно, что поспешают. Без сомнения, Химероид уже призвал их на помощь – я заметил пуговки айподов в ушах каждого дзумоиста.
Каждый из них, прежде чем покинуть стол, либо пальцем, а то и горстью зачерпывает крема с торта, чтобы отправить его в рот.
Теперь они чавкают. Дружно. С причмокиванием.
В итоге торт уменьшается на добрую треть и становится похож на истерзанную артобстрелом башню-цитадель. Вишенка выглядит будто знамя, поднятое защитниками башни, чтобы продемонстрировать врагу решимость держаться до конца.
– Будете? – отвлекает меня вопрос официанта.
– Что? – не понимаю я.
– Торт, – говорит официант. – Вы хотели десерт. Могу вам отрезать. Даже с вишенкой.
– Спасибо, расхотелось, – отказываюсь я.
Последний толстяк скрывается за дверью, я порываюсь следовать за ним.
Передо мной стеной встаёт официант.
– Как же так? – он явно не принимает отказа, в голосе неподдельное возмущение.
– Заказ был сделан! – не даёт он мне пройти.
Я вырубаю его ударом в челюсть.
– Человеку плохо! Приступ! Помогите! – кричу я, усаживая официанта на стул, на котором только что сидел сам.
Вижу, как кто-то бежит на помощь, и со спокойной совестью следую за дзумоистами.
Они действительно торопятся. Лестница содрогается под тяжестью их слоноподобных стоп. Как гигантские колобки выкатываются они из дверей столовой и, выстроившись гуськом, переходят на бег, подбадривая себя кличем «Опа!».
Я бегу за ними.
– Опа! Опа! Опа! – кричат бегущие хором, наращивая темп.
Внезапно они сворачивают.
Вот спасибо вам, колобочки! Без вашей помощи ни в жизнь бы не догадался, где обустроился Химероид.
Совершенно неприметное, в стиле ретро, серое, одноэтажное здание в конце туевой аллеи.
Я делаю рывок и обгоняю дзумоистов. Обстоятельства за меня. Чуть запоздай я с обгоном и колобки, как в желоб, вкатились бы в проход между живыми изгородями из подстриженной туи, и вынудили бы меня искать обходной путь.
– Опа! Опа!! Опа!!! – надрывно кричат дзумоисты (догонят – растопчут), но куда им до меня.
Полминуты неистового бега, и я вбегаю в вестибюль.
На ресепшене сидит вампироид женского пола – секретарша. У стола стоит клетка с кроликом. Ссобойка.
– Вы куда? – оскаливается она, готовая броситься на меня.
Тягаться с вампироидом, побочным результатом ремиссии лейкемии, в рукопашной – врагу не пожелаешь.
Я бью её по лицу плёткой-многохвосткой, что взял с собой. На каждом её жгуте навязано по несколько вычурных узлов. Этакая плётка-макраме.
Как и ожидалось, она вырывает её у меня из рук, и… Начинает с неподдельным интересом разглядывать. Вампироидов кровью не пои, дай пораспутывать узлы-узелочки. Ей больше не до меня.
Путь свободен!
Я с шумом врываюсь в приёмную.
Химероид вскакивает при моём появлении из-за стола, на котором возвышается огромная разделяющая нас пирамида, составленная из кусков рафинада.
-Вы кто? – вопрошает он из-за пирамиды.
– Я вам звонил, – отвечаю я, показывая на коммлинк на своём запястье. – До сих пор звоню, чтобы предупредить.
– Мой барахлит, – врёт он.
Мне этот концерт не нужен и я выхватываю плазмомёт.
– А-а-а-а! – вопит Химероид во весь голос от неподдельного ужаса, и вдруг разделяется на две неравные части.
Первая, человек, падает на пол, вторая, гигантский опарыш, извиваясь и крутясь в воздухе летит ко мне, руша рафинадную пирамиду. Белые кубики взмывают в воздух и летят шрапнелью прямо в меня. Спасаясь, я ныряю под стол, но успеваю выстрелить.
Яркий свет плазмы ослепляет меня. В следующий миг кажется, что мир погрузился в кромешную тьму. Пахнет гарью и аммиаком. Когда способность видеть возвращается ко мне, взору открывается огромное пятно сажи на потолке, оставленное выгоревшим плазмоидом. Толщина сажи сантиметра три. Всё в тумане водяного пара.
Сработало!
Химероид, как ящерица, при опасности инстинктивно отбросил свой «хвост», который в тайне растил три года. Это нам совершенно ни к чему. Мы ценим Химероида, а хвост, порождение метастаз, выводимых наружу из организма, может здорово навредить делу, когда обзаведётся самостоятельным мозгом и заживет своей жизнью.
– Вы убили его! – хнычет Химероид из-под стола. – Убийца!
Отмалчиваюсь.
Вижу, как его тело бьётся в судорогах. Мышцы на месте разделения сжаты спазмом, чтобы пережать сосуды и не позволить истечь кровью.
Я встаю и направляюсь к запасному выходу. На столе стеклянная лужа оплавившегося сахара. Останавливаюсь.
– Там, – говорю я Химероиду, – дзумоисты скоро прибудут. – Этот сахар был для них?
Тот отрицательно мотает головой.
-Для кого же?
Что-то булькает позади меня.
Оглядываюсь.
Как же я его не заметил?
Никто не предполагал, что он, таки, вырастит одного.
И плазмозаряда больше нет.
Из щёлки приоткрытого люка аквариума замкнутого цикла медленно выползает щупальце Кракена.
Мне нужно как-то изловчиться, чтобы завинтить заглушку.
Цейтнот!