Рассказ №21 Зелёная свадьба

Настя в белой фате невесты и под руку с напыщенным кабачком, затаив дыхание, стояла перед алтарём-дифрактором. Я не то что бы ревновал – всё это давно не моё дело – но при всей бредовости происходящего немного обидно было думать, что в итоге мне она предпочла кабачок из семейства тыквенных. Или я должен сказать «предпочла Кабачка»? Овощи и их защитники сейчас очень обидчивы.
Священник поднял над головой излучатель и важно спросил, глядя в толпу прихожан:
– …А если кто знает причину, по которой сей священный симбиоз не может состояться, то пусть выскажет её сейчас или замолчит навсегда!
Обычно на этот формальный вопрос публика отвечает многозначительным молчанием. В наших краях то обстоятельство, что жених является кабачком – не причина. Веджигендерные браки давно уже разрешены правительством и облучены церковью. Но тут раздался явно не человеческий визг: «Я знаю!» и вперёд выскочил какой-то то ли сельдерей, то ли шпинат.
– Я знаю! – кричал он. – Ведь Настя вовсе не любит его! Она выходит за него только из-за денег! А на самом деле Настя любит меня! Скажи же, Настя!
– Что это такое?! – зарычал жених.
Дело явно приобретало дурной оборот. Когда я был маленьким, в детских журналах бывали такие игры: предлагалась картинка со множеством деталей, со множеством людей, и спрашивалось: что здесь не так? А в некоторых деталях действительно скрывались маленькие несуразности. Например, у мужчины ботинки разного цвета, или на стене висит отрывной календарь с датой «32 декабря». С тех пор у меня привычка: когда происходит что-то чудовищное, я ищу взглядом, нет ли где-нибудь на стене календаря с тридцать вторым декабря, который доказал бы, что всё вокруг бред или сон и не заслуживает внимания. Вот и теперь я стоял в толпе приглашённых со стороны невесты и глазами искал на стене этот календарь. Но в церкви Предвечного Излучения не было календарей.
А тем временем, шпинат рухнул на пол прямо перед венчающимися.
– Отступись! Отступись! – вопил он, багровея и заламывая зелёные отростки. Кабачок попятился в недоумении, но быстро взял себя в руки и завопил:
– Что здесь происходит?! Кто-нибудь объяснит мне? Кто-нибудь уберёт отсюда этого сумасшедшего?!
Священник приподнял излучатель, не зная, что сказать. Очевидно, в его карьере таких случаев не бывало.
– Настя! – завопил шпинат. – Ради всего святого! Ради всего, что между нами было!.. Ну зачем тебе этот огурец-переросток?
Настя смущённо молчала. Она украдкой посмотрела на меня. Хотя мы с Настей закончили наши отношения несколько лет назад (она как раз тогда увлеклась этой веджигендерной темой), она всё ещё советовалась со мной по важным вопросам, и теперь хотела от меня какой-то реакции, но я только махнул рукой. Я всегда говорил, что эта овощебаза не доведёт её до добра.
Между тем, жених, даром что овощ, начинал звереть.
– Какого чёрта! – орал он (вы вообще слышали, как орут кабачки?) – Настя! Кто это такой? Что между вами было?
– Настя! Одумайся! – не унимался шпинат.
Настя стала медленно отступать в мою сторону.
– Это всё ты, окаянный! – воскликнул шпинат и накинулся на жениха, повалив его на пол.
– Изыди, обрезок салатный! – кричал кабачок.
Тут же толпа корнишонов, гостей со стороны жениха, ринулась в бой. Завязалась куча мала, угрожающая перерасти в овощное рагу.
Беспорядок остановил только внезапный вопль священника:
– Прекратить! Прекратить! Устыдитесь!
Драка понемногу угасла. Поверженный шпинат лежал без сознания.
– Устыдитесь, органические! – продолжал священник, взмахнув излучателем. – Своим насилием вы осквернили лучистые своды священного храма! В покаяние за это все мы должны причаститься чудотворным ионизирующим излучением, дабы очиститься от скверны! А потому разоблачитесь, братья, до наготы своей, чтобы с молитвой вкусить гигагерцы неизъяснимого сияния!
Я никогда особо не разбирался в религии, а в церкви был раза два, поэтому решил, что это какая-то фигура речи. Но тут и вправду все присутствующие начали неторопливо раздеваться и складывать одежду на пол перед собой, что-то бормоча себе под нос. Я смотрел по сторонам, недоумевая. Раздевался священник, разделась и Настя, оставшись только в белой фате. Она была всё так же хороша, хоть и подобрала несколько килограммов на своей безовощной диете. Но в целом зрелище было пугающее. Овощи тоже стояли голые, как на грядке. Я снова посмотрел на стены: нет ли где календаря с тридцать вторым декабря, но его не было. Тем временем полностью голые люди уже начинали шикать на меня, ведь я так и не снял свой парадный сияющий лиловым смокинг, не говоря уже о моих шикарных кислотно-зелёных штанах. Я просто не мог поверить, что всё это происходит на самом деле.
– Всем, всем разоблачиться! – сказал священник, глядя на меня и потрясая пожухлыми гениталиями.
– Но я не хочу! – сказал я. – Можно, я просто уйду?
– Ни в коем случае! Так нельзя! Раздевайтесь поскорее! – зашипели на меня со всех сторон голые люди и овощи. Настя с искажённым лицом делала мне какие-то знаки.
– Да пошли вы к чёрту! – заявил я громко. – Я ухожу!
Сказать ли, какие чудовищные проклятья сразу же полетели в меня со всех сторон от этой братии? Голые мужчины, женщины и овощи с яростью бросались на меня со всех сторон, а я раскидывал их, медленно продвигаясь к выходу. Драться в смокинге было неудобно. Тут священник заорал какое-то квантовомеханичекское заклинание и стрельнул из излучателя прямо в меня. К счастью, лиловые пайетки, которыми сплошь покрыт мой парадный смокинг, сделаны из материала, содержащего приличную долю свинца. Поэтому карательный луч отразился от моего могучего торса, россыпью маленьких, но горячих лучей, которые немедленно подожгли священные своды в нескольких местах, а один луч угодил прямо в жениха, проделав в нём средних размеров отверстие. Отовсюду повалил густой дым. Раздались крики «Пожар! Пожар!» В начавшейся панике одни кинулись подбирать свою одежду, другие толкались, прорываясь выходу, третьи просто бегали кругами и орали. Воспользовавшись неразберихой, я тихо выскользнул из этой обители маразма на свежий воздух.
Отряхнув штаны и поправив фрак, я направился было к моему верному Спейскрузеру-888, припаркованному неподалёку, но тут меня взяла обида. Меня, видного мужчину (в таких-то неотразимых штанах!) сначала кинули ради кабачков и шпинатов, потом заставили смотреть эту безумную комедию у алтаря-дифрактора, потом прилюдно унизили, да ещё и чуть не убили на прощание! Я решил вернуться, чтобы отстоять своё достоинство, и твёрдым шагом вошёл в горящую церковь.
Прижимая к носу углеобогащённый носовой платок, неизменный атрибут каждого современного джентльмена, я продвигался сквозь дым и чехарду голых тел, бегущих мне навстречу, к выходу. То и дело кто-нибудь натыкался на меня. Я откидывал препятствие свободной рукой, но вдруг прямо передо мной из клубов дыма выплыла картина: пришедший в себя шпинат целеустремлённо тащит куда-то почти бездыханную Настю. Овощам дым нипочём. Не долго думая, я одарил его мощным хуком, но мой кулак утонул в мягких листьях. Герой-любовник слегка опешил и замахал на меня своими отростками. Мне пришлось бросить платок, и только тогда я смог порвать наглеца примерно пополам. Тут же я схватил Настю, перекинул её через плечо и стал пробираться к выходу. От дыма слезились глаза, дышать было трудно, а Настя оказалась гораздо тяжелее, чем в старые добрые времена. Всё же неимоверным усилием воли я протолкнулся через лабиринт хаотически бегающих тел и выбрался наружу. Я сгрузил Настю на заднее сидение моего Спейскрузера-888 (она сильно кашляла, но была в сознании), а сам сел за джойстик и на всех парах рванул из этого проклятого места. Сделав для уверенности два круга над городом, я убедился, что погони за мной нет, и поставил курс на малолюдный сельский район, где у меня было надёжное место, чтобы залечь на дно. Я нёсся на пределе скорости и всё ещё не мог поверить, что всё это на самом деле, а не на картинке из детского журнала, но Настя в зеркале заднего вида уже совсем очнулась и, кажется, совсем не удивлялась происходящему.
Вскоре внизу вместо стеклоэфемеридовых небоскрёбов и мелькающих огней пространственной разметки потянулись одинокие домики и фермы, присыпанные снегом, которого в городе не бывало никогда. Я стал снижаться и приземлился прямо на огороде одного небольшого хозяйства. Это было гостеприимное имение моего дяди Стаса и его жены Рейчел. Я был им как сын. Цивилизация в эти места хоть и дошла, но не настолько, чтобы заставить селян изменить свой архаический образ жизни. Мы с Настей, стояли перед крыльцом деревянного двухэтажного поместья, в подвале которого можно было спрятать магистральный фрейтер, а на крыльце стоял сам дядя Стас и флегматично курил свой любимый красный «компромисс». Не двинув бровью, он посмотрел сначала на меня в лиловом фраке, потом на Настю в фате на голое тело, потом снова на меня и спросил:
– Ты что ж это, женился?
– Вроде того, – ответил я. Настя переминалась с ноги на ногу на свежем снегу.
– Ну, проходите, – сказал дядя Стас и исчез внутри дома.

Через час все мы сидели за большим деревенским столом. Настя уже была одета в старый халат тёти Рейчел. Сама тётя разливала нам ююбовый чай в в старомодные чашки с синей каёмкой.
– Да уж, времена настали… – глубокомысленно сказал дядя Стас, выслушав мою историю. – Я, знаешь, с овощами теперь вообще не связываюсь. Хлопот не оберёшься. Выращиваю смородину, вон, клубнику…
Я оглядел знакомую с детства столовую, и мой взгляд упал на настенный календарь. Декабрь символизировала пинап-девица, игриво прикрывающая груди двумя улыбающимися тыковками.
– А что ж календарь не сменили? – спросил я. – Новый год же.
– Завтра Новый год, – ответил дядя Стас.
– Да нет же, сегодня, – сказал я, уже немного сомневаясь. В этой неразберихе всё можно было перепутать.
– Ордонанс вышел, – пояснил дядя. – Мы из-за прецессии орбиты обогнали астрономический календарь… Короче, Новый год завтра, а сегодня – тридцать второе декабря.
– Ну, тогда всё правильно, – вздохнул я с облегчением.