Пушинка умела убивать. Об этом не спорили. Работала чисто, брала дорого, вопросов не задавала. Её имя шептали в подворотнях, где крысы были жирнее кошек.
Дождь. Фонарь мерцает. Место без камер и свидетелей.
Макс бросился с кулаками. Пушинка скользнула под удар, врезала коленом в пах, вогнала нож в живот — ниже рёбер, чтобы не задеть кость.
— Ты… меня… заколола, дура? — прохрипел он.
Глупый вопрос. Смрад его дыхания — чеснок и лапша из забегаловки через дорогу. Она надавила на рукоять и провернула лезвие.
Отец бы гордился. Он ценил силу, и она стала сильной. Пушинка искала его одобрения даже после того, как он сбежал, бросив её, девчонку, прятаться в шкафу, слушая, как из матери выбивают долги.
Обидчики всегда найдут — в подворотне, в сортире, в любой щели. Поэтому она била первой.
Макс уже не дышал. Лежал лицом в луже, пуская кровавые пузыри. Пушинка присела, вытерла нож о его джинсы и только тогда заметила второго.
Парень, почти мальчишка, целился из пистолета. Рука дрожала, ствол ходил ходуном.
— Не дёргайся, — выдавил он.
Она дернулась. Как всегда. Хмыкнула и уставилась на дыру в плаще, когда выстрел спугнул голубей.
Пушинка умела убивать. Но умирала, как все остальные.
Прямо таки калька с саги о Лоренцо с деревянной рапирой. Каждая строчка кричит: это My World! Оценка будет соответствующей, а какой, не скажу. Скажу только, что не из очарованных.
ахаха, а чо я то сразу?