Дощатый сарай. Кривая жестяная дверь. Пахнет соленой капустой и старой колбасой.
На полках водка, консервы, табак. Рядом в мелких контейнерах дрожит цветное желе: «Мир», «Бог», «Мама», «Любовь», «Свобода».
Женщины в платках и ватниках тихо просят продавщицу:
– Бутылку и сто грамм свободы… Батон и ломтик мира… А мне любви пять капель.
– Любовь каплями не отпускаем! – рявкает дебелая тетка в переднике.
Худенькая женщина в потертом плаще вздыхает, отодвигается от прилавка. Очередь провожает ее сочувственно-равнодушными взглядами.
Женщина выходит на крыльцо.
– Погоди, дочка, – к ней подходит старик в нелепой шляпе. – Держи вот, не побрезгуй.
Старик протягивает замызганный спичечный коробок:
– Когда-то для себя берег. Не пригодилось.
– Что вы, – растерянно бормочет женщина. – Не надо…
Но старик, хромая, уходит.
Она медлит с минуту, потом осторожно открывает коробок.
Внутри тонкое обручальное колечко.
Вот где мой носовой платок? И, вроде, собачка не хромала, не пробегала. Но как-то помню, помню я того старика, был он уже тут. То ли с тележкой из гипермаркета, то ли с чем-то ещё…