Рассказ №2. Яжмать, или Критик поневоле

Фиолетовые руки на эмалевой стене.
В. Брюсов

«Перевернутая бледная груша зажата в лиловых клещах? Или беззубый череп схватился фиолетовыми руками за голову?» – подумал Иван Григорьевич и тут же поправил себя: «Нет, череп не может хвататься за голову! Что-то здесь не так!»

– Вот так он самовыражается, Иван Григорьевич, – Маслова утирала слезы, указывая на извазюканную цветными маркерами кафельную стену ванной, – я спрашивала у него, что это означает, а он сказал, что мне этого не никогда понять. Ну что вы скажете?

– Возможно, это талантливо и даже гениально, но, Матрена Александровна, я предпочитаю реалистическую живопись. У него есть что-нибудь батальное? Я бы охотно посмотрел.

– Я пригласила вас для совета в важном деле, а вы еще смеете шутить! Последнее время я живу в состоянии непрерывного страха. Держусь только на лекарствах. Пью успокоительное стаканами. Вы не мать, вы меня не поймете, а я чувствую, что с ним происходит что-то ужасное и непоправимое.

– Какие у вас для этого основания?

– Мальчик у меня особенный. Талантливый и непохожий на остальных. Дитя индиго. Пишет стихи и рисует с детства. Но грубые люди этого не понимают и судят его по общей мерке. Скоро его заберут в армию, и там он пропадет, – Маслова залилась слезами.

– Ну почему непременно пропадет? Послужит Валерка Маслов год-полтора и вернется, никуда он не денется, только здоровее станет.

– Вы не понимаете! Он же особенный! Он – Иной, – Маслова понизила голос, – но, если я поведу его к психиатру, они искалечат мальчику жизнь.

– Ну в таком случае, его хотя бы в армию не возьмут. Вам одной заботой меньше.

– Тогда он не сможет поступить ни в один нормальный вуз! Получится, что я искалечу ему жизнь своими руками! Я не могу решиться на этот страшный выбор, поэтому захотела сначала посоветоваться с вами.

– Матрена Александровна, я же не психиатр. У меня нет лицензии на оказание психиатрической помощи. Я просто умею делать выводы на основании полученной информации, не более того. Мои выводы обычно оказываются верными, но я не хочу подменять собой врачей!

– У вас такой большой опыт! Просто посоветуйте, что с ним делать?

– Ну как можно что-то решить в отсутствие пациента? Почему бы нам все-таки не поговорить втроем? Я бы взглянул на парня, и многое бы сразу стало понятно.
Маслова посмотрела на собеседника с укором:

– Он воспримет это как попытку вмешательства в его личную жизнь. Да еще с привлечением посторонних! А при его тонкой ранимой натуре… Он замкнется или еще хуже…

Иван Григорьевич сдался:
– Ну хорошо! Попробуем сперва разобраться заочно. Какие симптомы в его поведении вызывают ваше наибольшее беспокойство?

– Смотрите, я нашла это случайно сегодня утром в его кармане, – Маслова протянула листок.

– Вам не стыдно шарить у него по карманам? – укорил Иван Григорьевич.

– Вам этого не понять! – вспыхнула Маслова, – можете считать это низким! Пусть! Но я же мать! Я отвечаю за него и пойду на что угодно! Поймите, я же мать!

Иван Григорьевич пробежал глазами листок и тяжело вздохнул:
– Да, это уже серьезно. А вы уверены, что это он сам написал?

– Почерк его. Он с детства пишет стихи. И пишет до сих пор, хотя теперь он перестал мне их показывать. Я у него спросила: «Это твое?», а он нагло ухмыляется прямо мне в глаза и говорит: «Ну мое! И что?», – Маслова снова разрыдалась.

Иван Григорьевич долго молча изучал текст, потом поднял глаза на страдающую мать:
– Матрена Александровна, не сочтите мои вопросы бестактными. У Валеры врачи когда-нибудь диагностировали дальтонизм, то есть нарушение цветового восприятия?

– Я не знаю, – растерялась Маслова, – педагоги в художке говорили, что мальчик очень своеобразно чувствует цвет, но…

– Вы не замечали у него на руках или на ногах необычных синяков? Следов уколов?

– На что вы намекаете! – отшатнулась Маслова.

– Я ни на что не намекаю. Валера нарисовал руки фиолетовыми. И в стихах руки тоже фиолетовые. Это наводит на определенные размышления. Проверьте на всякий случай. Подарите ему новую футболку, попросите примерить при вас и пронаблюдайте. Обратите особое внимание на локтевые сгибы.

Маслова кивнула.
– Тогда следующий вопрос: как у него с давлением?

– Повышенное. Мы делали допплер сосудов: у него нашли некоторое сужение в районе шеи.

– Он не жаловался на шум или звон в ушах? Вы не замечали у него слуховых галлюцинаций?

– Он постоянно говорит мне, что я на него кричу, иногда даже демонстративно зажимает уши руками. А на самом деле я вовсе не кричу, у меня просто голос такой. Это профессиональное. А почему вы спросили?

– Мне подумалось, что мазня в ванной напоминает картину Мунка «Крик». Там изображен неслышный крик, Матрена Александровна! И в стихах у него звонко-звучно звучит тишина, даже два раза! Его явно преследуют шёпоты, шорохи и шелесты. Поверьте мне, это симптом. Если это вызвано не физиологией, то тогда это уже точно психиатрия. Впрочем, голос у вас действительно весьма звонкий…

– Валере прописали лекарства от давления, но он их забывает принимать и сердится, когда я ему напоминаю, – Маслова словно оправдывалась.

– Теперь интимный вопрос… Не сочтите за праздное любопытство. Как у него с девушками?
Маслова отвернулась к окну:

– Трудно. У него такой сложный возраст. Ему трудно находить общий язык с людьми. Ну и с девушками тоже. А почему вы спросили?

– Может быть, я зря беспокоюсь, но… У него в стихах «месяц обнаженный». Странная метафора, не находите? И дважды повторяется голубая луна. Этот образ вызывает очень нехорошие ассоциации. А повторенное трижды – уже вряд ли случайность!
Маслова разрыдалась:

– Я теперь знаю, что это за прозрачные киоски при голубой луне, я теперь все поняла, – причитала она между всхлипываниями.

– Не убивайтесь вы так, Матрена Александровна! Сейчас это, как говорят, в тренде. Не только не является препятствием для креативного класса, но и практически является необходимым условием. Настроение у него часто меняется?

– Все время меняется. Только что был веселый и активный, и вот уже сидит вялый и печальный. А когда настроение сменится, даже я не могу представить. Я успокаивала себя, что это возрастное, но сейчас поняла, что обманываю себя, давно надо было бить тревогу.
Иван Григорьевич вздохнул и подытожил:

– Ну что я могу выделить из предоставленного материала? Чрезмерная болтливость. Спутанная речь. Беспорядочный набор слов. Повторы. Речь ради процесса говорения, характерная для маниакальной фазы. Слуховые и зрительные галлюцинации. Бред. Эротомания, возможно, гомоэротического характера. Резкие смены настроения, резко выраженные периоды активности и депрессии. Все сие суть характерные признаки маниакально-депрессивного или шизоаффективного психоза. Впрочем, бред, возможно, не эндогенный, а наркотический. Поэтому, Матрена Александровна, настоятельно рекомендую вам обратиться все-таки к настоящему психиатру. С такими признаками не приходится шутить! В конце концов, нет худа без добра! С таким диагнозом его в армию точно не заберут. А в вуз? На филфак берут всех без разбора, особливо, если на платное отделение. Конечно, говорят, что мужчина-филолог – не мужчина, но он хотя бы филолог, – Иван Григорьевич позволил себе осторожно улыбнуться.

***

– Мам, ты чего такая грустная? Ну прости меня, пожалуйста! Я больше так не буду! – угловатый подросток, ростом на голову выше матери, поцеловал и неуклюже погладил по голове плачущую Матрену Александровну.

– Чего ты не будешь?

– В ванной на кафеле рисовать больше не буду. Ты ведь из-за этого расстроилась? Я уже все оттер. Вовка, меня научил, как кафель надо чистить. Он в армии научился, а я от него секрет узнал. Посмотри сама, и следов не осталось!

– Ты стер свою картину? Крик?

– Я даже не думал, что ты догадаешься, – виновато улыбнулся Валера, – да, это я тебя нарисовал. Разозлился за то, что ты на меня накричала, и нарисовал тебя, когда ты кричишь.

– А стихи?
– Что стихи?
– Стихи, которые ты написал? Что с ними будем делать?

– Ну написал, – отмахнулся парень, – ну что такого? Вечно ты из всего проблему делаешь! Сейчас все шпоры пишут.

– Какие шпоры?

– Ну утром ты у меня шпору нашла. Нам по литре училка задала стих учить, я шпору и написал. Дурак я что ли учить этот бред бредский!

– А почему руки у тебя фиолетовые? – тупо спросила мать.

– Какие фиолетовые? Нормальные руки у меня, мам, только мозоли натер! Мы с Вовкой уже неделю ходим на турники. Гляди, как я мышцы накачал, – Валера снял рубашку, согнул в локте молочно-белую руку и изобразил напряженный бицепс, – скоро же в армию идти! Надо уже сейчас готовиться.

Уловив в глазах матери остающийся вопрос, подросток догадался:

– Так ты про мазню на кафеле, что ли? Просто у меня все маркеры уже высохли, желтый совсем кончился, а фиолетовый еще жив. Вот руки я и докрашивал фиолетовым.
Мать кинулась к сыну, обняла его и прижалась к его груди.

– Валерочка, сыночек, пожалуйста, обещай мне одну вещь!
– Чего, мам?
– Обещай, что не станешь филологом!

ОТЗЫВЫ ОТ КОМАНДЫ ЖЮРИ

Отзыв от Кирин59

И не забывайте вот что: люди хотят верить. Не всему, конечно.
Земля на трех китах, к примеру, вышла из моды.
Клайв Баркер «Книга демона»

Приятно писать отзывы на хорошие работы. А эта работа очень хороша, сразу видно, что Автор не новичок в писательстве и подошел к работе с должным вниманием и всем своим мастерством.

Можно похвалить и грамотный текст, и четко выверенные фразы (мне больше всего понравилось просторечное «извазюканная» – чрезвычайно емкое эмоциональное словечко, особенно в контексте рассказа), и блестяще выверенное повествование, и саму подачу истории через диалоги, и интересных персонажей, которые достаточно четко вырисовываются в этих диалогах.

Читается рассказ легко. Я споткнулся всего один раз, на фразе:

«Иван Григорьевич пробежал глазами листок»

Кажется, что чего-то не хватает. Но это исключительно субъективное чувство.

Грамотное и лаконичное повествование обеспечивает читателю максимальное погружение в историю. Она может показаться тяжелой, но это не так. Она может показаться остросоциальной, но это опять же не так. Автор предоставляет читателю один простой и забавный случай (хоть и не без серьезного подтекста, к которому отсылает первое название), отчего рассказ только выигрывает. Общее впечатление от прочитанного исключительно положительное.

Сюжет прост, последователен, логичен и не перегружен лишними персонажами и сюжетными линиями, как и полагается хорошему рассказу.

Очень интересно было бы узнать, кто же все-таки этот Иван Григорьевич, если не по профессии, то по роду занятий, который дает заключения беззащитной перед собственными убеждениями и внушаемостью Матрене Александровне. Хочется верить, что женщина к его советам больше не прибегала.

Вообще тема безотчетной (а порой бессмысленной и беспощадной) материнской любви, которая может отрицать очевидное и принимать невероятное, достаточно противоречивая и довольно интересная. Я не раз встречал представительниц прекрасной половины человечества с жизненным кредо «яжмать», и всегда задумывался над тем, как и почему материнская любовь может застилать (порой даже одновременно) и логику, и разум, и чувства.

Однако эти размышления все время заходили в тупик, поскольку я в силу естественных и непреодолимых причин не могу стать матерью, чтобы понять эти чувства, так сказать, на собственной шкуре. У меня даже детей нет.

Да и Автор по тем же причинам не дает читателю своих размышлений по этому поводу. Впрочем, думается, что в этой истории они вовсе и не нужны. Лично мне хватило того, что Матрена Александровна поняла сына и свои заблуждения.

Итог: мастерски написанный рассказ, определенно заслуживающий внимания.

С пожеланиями творческих успехов и вдохновения, Кирин59.

Отзыв от Эмиль Коста

Сатирические произведения сложно анализировать всерьез, ведь автор и не ставит перед собой задачу создать жизненный сюжет с достоверно прописанными персонажами. Реализм и психологизм в данном рассказе весьма условны.

Повествование большей частью построено на диалогах. Вначале мы видим разговор Матрены Александровны и Ивана Григорьевича. Женщина переживает за психическое здоровье и дальнейшую судьбу сына Валеры. Иван Григорьевич пытается ей помочь разобраться в происходящем. Последнюю треть рассказа занимает разговор между матерью и сыном, в котором все выясняется.

Персонажи довольно шаблонные, их мотивация вызывает ряд вопросов. Мать убеждена в одаренности сына, у него целое лето на поступление в вуз. Однако Матрена Александровна видит лишь два пути: армия или психбольница. Эту странность можно объяснить тем фактом, что женщина является антагонистом рассказа и, согласно авторскому замыслу, обязана демонстрировать глупость и недальновидность.

Валера тайком готовится к воинской службе. Желание сбежать от токсичной матери хоть на край света понятно, но поведение для изнеженного гуманитария нетипичное. Впрочем, если парень адекватно оценивает свои умственные способности, то понимает, что армия — это его единственный шанс повидать мир и набраться знаний. Абитуриенту, не способному выучить стихотворение, даже на филфаке не обрадуются.

Иван Григорьевич — протагонист рассказа. К сожалению, читателю неизвестно, кто это вообще такой. Изначально он утверждает, что не является психиатром. Героя можно уверенно назвать осведомленным человеком, имеющим мнение по всем без исключения вопросам. Такой уровень компетентности и широту кругозора приписывают себе обычно таксисты и прапорщики.

Род занятий героя в рассказе не обозначен, но его авторитет непоколебим, хоть и не имеет под собой основания. Если бы не сатирический жанр, можно было бы смело поздравить автора с рождением очередного Марти Сью.

Иван Григорьевич, кем бы он ни был, с удовольствием дает советы по воспитанию, психологии, рассуждает о нравах современной богемы и даже пытается анализировать стихотворение Брюсова, которое ошибочно приписывают перу Валеры.

Следует отметить, что идея со шпаргалкой для заданного наизусть стихотворения выглядит странно. Списать, точнее, считать текст у всех на виду не получится, к тому же Валера с размером листка и букв не мелочился. Вокруг этой идеи, однако, закручена вся история, что указывает либо на непродуманную основу сюжета, либо на невысокий интеллект школьника.

Житейским премудростям вроде чистки кафельной плитки Валера учится у друга-дембеля, так что последняя версия выглядит достовернее.

Текст написан грамотно. К сожалению, при работе над диалогами автор жертвовал красотой речи в пользу “юмористической” составляющей.

“Последнее время я живу в состоянии непрерывного страха…”

“Я не могу решиться на этот страшный выбор…”

“Какие симптомы в его поведении вызывают ваше наибольшее беспокойство?”

“Не только не является препятствием для креативного класса, но и практически является необходимым условием”

“… дважды повторяется голубая луна. Этот образ вызывает очень нехорошие ассоциации”

Это сатирическое произведение обличает неразумных матерей, мешающих мальчикам вырасти достойными мужами. К счастью, армия и всезнающие таксисты/прапорщики не дают юному поколению измельчать — в этой идее и заключается остроумный авторский замысел.

В рассказе затронуты и другие пороки общества: подростковая наркомания, бесполезность гуманитарных вузов, разврат, в котором погрязли представители творческих профессий. Кто-то над этим посмеется, кто-то задумается..

Юмор ориентирован на широкую аудиторию, при этом для понимания рассказа читатель должен знать текст анализируемого стихотворения. Увы, поэты-символисты никогда не пользовались народной популярностью, поэтому за пределами конкурса рассказ едва ли будет кому-либо интересен.