Он бежал к ней, улыбаясь. Могучее, но в тоже время изящное, его тело сверкало, как бронзовая статуэтка в лучах заходящего солнца. Он остановился и нежно коснулся её руки. Этель почувствовала, как её колени подгибаются от этой ласки. Его черты его лица были точными; движения быстрыми и сильными. Его глаза, цвета глубины океана, смотрели на неё с любовью, соблазняя её своей теплотой.
Привлекая её к себе, он с легкостью подхватил Этель на руки.
– Пойдём со мной, моя любовь! – сказал он призывно, внося её в нежную сверкающую волну.
***
– Миссис Шульц! Миссис Шульц, уже пол-пятого – пора вставать!
Этель открыла глаза и в первый момент не могла понять, где находится. Но настойчивый запах экскрементов – отличительный признак дома престарелых – быстро вернул её в реальность. Она – Этель Шульц, семидесяти пяти лет от роду, женского пола, разведена, родилась 12 декабря 1975 года в Лос Анджелесе, Калифорния. В настоящее время проживает по адресу Фэйрфакс бульвар, 155. Дом престарелых имени Кеннеди, комната 25, кровать номер 3.
– Миссис Шульц, проснитесь! – восточный акцент медсестры неприятно резал сух.
Этель наморщила нос, бросив быстрый взгляд на стенное зеркало. Плоское и круглое лицо медсестры, вымазанное ленивой благожелательностью – как блин, покрытый черничным сиропом, – диссонировало с её собственными острыми чертами, длинным носом и ощетинившимися от неудовлетворения глазами.
– Кто там ещё? – она вздохнула и медленно, опираясь рукой о металлическую раму кровати, перевела своё тело в вертикальное положение.
– Это ваш сын.
***
– Здравствуй, мама! – Дэвид наклонился и поцеловал Этель в щёку. – Я заскочил на секунду, просто тебя повидать. Джессика осталась в машине – ты же знаешь, как здесь всегда сложно с парковкой!
– Так что? – Этель смотрела на него своим обычным немигающим взглядом, обрезая нить его разговора. – Ты поговорил с Файнштейном? Подпишет он, наконец, эти бумаги о медицинской необходимости?
– Мама, – Дэвид старался смотреть ей прямо в глаза, но всё же отвёл взгляд. – В том-то и дело… Доктор Файнштейн так НЕ ДУМАЕТ, – он повысил голос, подчёркивая последние два слова. – Медицинская необходимость? Он как раз думает, и я, кстати, согласен с ним в этом вопросе, что в твоём возрасте опасно испытывать такие сильные… – он приостановился, подыскивая слово, – …эмоции. Другими словами: то, что ты переживаешь – это даже не сон. Твоё тело при этом не отдыхает. Вообще, такое переживание даже противопоказано. Это вредно, если оно длится дольше двух часов.
– А-ах, перестань! – Этель отмахнулась. – Все знают, что Файнштейн – идиот. И если ты соглашаешься с ним, ты – точно такой же идиот. Ты сказал ему?.. – она ухватилась за якорь забытой мысли. – Что если он не пропишет мне эти таблетки, я уйду от него к другому врачу?
– Мама, ты же знаешь, я этого не сделаю. Доктор Файнштейн курирует тебя вот уже десять лет.
– Бла-бла-бла… «Доктор Файнштейн курирует тебя вот уже десять лет!» – она передразнила Дэвида. – И что? Посмотри, в какое состояние он меня привёл!
Затем, поменяв тему, она продолжила:
– Как так получилось, что МОЙ СЫН – такой зануда? Ах! – она покачала головой из стороны в сторону. – Не в меня ты пошёл. Ты просто копия твоего папаши. Ко-опия!
– Мама, пожалуйста… – нотка раздражения прозвучала в голосе Дэвида.
– Да не волнуйся, я не собираюсь менять врача на самом деле. Но ты мог бы, по крайней мере, подыграть мне!
– Мама, у доктора Файнштейна твой блеф уже вот здесь, – быстрым режущим жестом Дэвид провёл указательным пальцем по горлу. – Он даже не обращает на это внимания.
– Да мне плевать! Я хочу больше таблеток, и всё тут! У меня всего семь осталось, – она потрясла перед Дэвидом коричневой баночкой, после чего бережно прижала её к своей тощей груди.
– Мама, пожалуйста, не мучай меня!
– Ладно, забыли про Файнштейна. Ты мне их купишь?
– Ты же знаешь, что эти таблетки не покрывает ни одна страховая программа.
– Конечно знаю, и это только усиливает необходимость купить их для твоей бедной и больной матери, которая, между прочим, стольким пожертвовала для тебя!
– Мама, ну… пожалуйста… – Дэвид скривил рот.
– Именно она отдала свой дом, чтобы её сын мог жить там со своей семьёй!
– Мама, о чём ты говоришь?! Дом был совсем не твой. Ради бога! Ты просто одолжила мне пять тысяч на первоначальный взнос.
– Неужели? А кто бы ещё тебе одолжил? Никто! Так что, этот дом у тебя благодаря мне!
– Mама, мама! Вся сумма взноса на порядок превосходила те пять тысяч! Их едва хватило на покрытие дополнительных расходов по закрытию контракта.
– Да, но без меня ты не смог бы открыть счёт условного депонирования и пролетел бы со своим домом как миленький!
– Но мама, я же отдал тебе все деньги, с процентами!
– Да, но я могла бы вложить эти деньги – и сейчас была бы богата, как Ротшильд! Я могла бы жить в особняке, а не в этой сраной дыре, куда ты меня засунул!
– Мама, во-первых, пожалуйста, перестань повышать голос. Во-вторых – ты сама так решила. После того, как у тебя был инсульт, ты решила, что мы не можем оказывать тебе столько внимания, сколько ты заслуживаешь.
– Конечно, после того, как твоя жена перестала меня кормить!
– Мама! Как ты можешь такое говорить! Доктор прописал тебе строгую диету.
– И ты слушаешь этого идиота Файнштейна? О, как я ненавижу мою жизнь! Я хочу умереть. Умереть! – быстрая слеза сверкнула в глазах Этель. Она отвернула голову от Дэвида и покачала головой в отчаянии. – Просто нет смысла, никакого смысла!
– Мама, ну ради бога! Давай не будем! – его тон сменился от сдерживаемого раздражения до безразличного бессилия. – Ну хорошо, куплю я тебе эти таблетки!
***
– На этот раз купи мне что-нибудь получше.
– В каком смысле «получше»?
– Лучше, чем то, что у меня сейчас, чёрт возьми!
– Все эти заезженные обороты… – она покачала головой и возвела глаза в притворном осуждении. – Какой же идиот придумывает все эти реплики! Я не какая-нибудь блондинистая дура – зачем ко мне относиться, как к такой? Купи мне что-нибудь лучшего качества. Что-то, что обеспечит глубину чувства.
– Но мама, эти персональные пилюли очень… очень дорогие! Одна такая таблетка обойдётся мне в двадцать долларов. Плюс тебе нужен будет рецепт – потому что им нужно произвести анализ, чтобы создать твою психическую матрицу. И эти анализы не покрываются страховкой!
– Знаю, знаю – это всё проклятые политиканы! Человек работает всю свою жизнь, а когда приходит старость, не может даже получить лекарство!
Она не заметила, как её голова непроизвольно тряслась, пока она жаловалась.
– Ладно, забудем о персональных таблетках. Всё же, не приноси мне совсем безликий сброд. Купи мне актёров! Принеси 20 Крузов… О, как я была в него влюблена, когда мне было двенадцать!.. или тринадцать?
Она закашлялась.
– Так вот, значит. 20 Кpузов, 20 Питтов… в него я тоже была влюблена. У него было такое тело! Такой мужественный… Да. И двадцать Деппов. Он был тонкокостный, но такой элегантный!
– А как насчёт Антонио Бандераса?
– Не-не-не… Совсем не в моём вкусе… Он даже по-английски толком говорить не может… Н-да… А насчёт серьёзных актёров – я хочу Кевина Спейси. Мне не всегда хочется только развлекаться. Иногда хочется серьёзной беседы.
– Сколько?
– Чего сколько?
– Сколько всего Спейси?
– Да с десяток будет довольно. Что? Чего ты глаза закатываешь? Ты же знаешь, я презираю такую бесхребетность! Если есть возражения – высказывай!
– Это не возражения, я просто подумал… Из всех этих актёров только один сейчас ещё жив – ему под девяносто, и он полностью выжил из ума. Да, они делают эти таблетки, но должны применять особую технику, называемую неврологическим уравниванием, попросту говоря отреставрировать… и, поверь мне, это совсем не то. Почему бы тебе не попробовать таких же привлекательных, но современных актёров, как Уильям Коль или Кребус Види?
– Иди к чёрту! Все эти современные актёры бисексуальны если не физически, то внутренне и по направлению к женщине. Если бы я хотела женщину, то я бы её и потребовала, но я, что называется, “СТАРОМОДНА”!
– Хорошо. Мне, собственно, всё равно, – Дэвид зевнул и посмотрел на часы. – Давай подытожим. 20 Крузов, 20 Питтов, 20 Деппов и 10 Спейси, правильно? И остальные 30 – просто обычных блондинов…
– Нет, 15 блондинов и 15 брюнетов, но только европейского типа. Не люблю этих латиноамериканских… жеребцов.
– Так, давай посмотрим, – Дэвид вытащил из кармана калькулятор. – 70 на 4.95, это 346 с половиной, плюс остальные 30 по 25 центов – это 7 долларов с половиной, всего триста пятьдесят шесть долларов, – он присвистнул. – Дороговато. Не думаю, что смогу всё это потянуть.
– А что ты вообще МОЖЕШЬ? – она сделала ударение на слове “можешь”, балансируя между прямым и риторическим вопросом.
– Ну, скажем, что-то около двухсот, – Дэвид нажимал пальцами на кнопки калькулятора. – Как насчёт 10 Крузов, 10 Питтов, 10 Деппов, и 7 Спейси? Грубо говоря, это будет стоить нам 183 доллара и потом позволит купить ещё 63 обычных.
– Вот что я тебе скажу. Дай мне по двенадцать красавчиков, и я уже переживу одного Спейси. А потом 35 блондинов и 32 брюнета.
***
– Ты собираешься потратить двести долларов на эти… таблетки? – Джессика набросилась на Дэвида, когда он вернулся в машину. – Она же совершенно безумна! А ты только и делаешь, что потворствуешь ей.
– Пожалуйста, не делай из мухи слона, – Дэвид отвернул от неё голову и посмотрел на светофор. – Согласен – это прихоть. Но что такое двести долларов? Половина штрафа за парковку.
– Разве в этом дело, как ты не понимаешь? Это так неестественно. Она должна быть довольна тем, что проводит время со своими детьми, внуками, в кругу семьи. В её возрасте! Мы даже рассказать о таком не можем. Тогда когда она, она…
– Почти сдохла, – Дэвид меланхолично подсказал. – Ты это имеешь в виду?
– Ты это сказал, не я. У тебя не все дома, прямо как у твоей мамаши. Я хотела сказать, когда её здоровье оставляет желать лучшего.
– Перестань. Что ты вообще понимаешь в счастье? Чем ей ещё жить?
***
Было время тихого часа. Этель вынула голубую таблетку из коричневой бутылки и, проглотив её с глотком воды, вытянула ноги в кровати, закрыв глаза. Запах экскрементов в её убаюкиваемом сознании становился всё незаметней, пока не улетучился совсем.
Этель обнаружила себя на пляже. Вокруг – белый песок, ярко-голубые волны, ясное небо и только изредка вскрикивают чайки. Она чувствовала себя молодой и красивой.
Он бежал к ней, улыбаясь. Могучее, но в то же время изящное, его тело сверкало, как бронзовая статуэтка в лучах заходящего солнца…
***
– Mirada a esta vieja puta,[1] – усмехнулась нянька, указывая на тяжело дышащую и постанывающую Этель.
Смесь удовольствия и боли отражались на её искажённом лице.
– Займитесь делом! – прикрикнул на неё супервайзер. – Разбудить её ровно через два часа. Она оплачивает свои счета, – он поджал губы, мимолётное раздумье пробежало тенью по его лицу.
Бросив заключительный строгий взгляд на няньку, супервайзер вышел, проверяя что-то в своём блокноте.
[1] Посмотри на эту старую блядь.
Хороший рассказ, действительно смешной, 10 питов 20 крузов, а современных мне не нужно ? . Хорошо получилось передать колорит языка, я как будто слышу акцент старой еврейки. Есть подтекст очень интересный.
Всего две ошибки я нашла:
1.”Его черты его лица” – одно из “его” лишнее.
2.”Mirada a esta vieja puta”, м.б. это местный диалектизм, но правильнее : Mira a esta puta vieja, а еще выразительнее будет : Mira que puta es esta vieja.
Спасибо! С испанским не знаком. Это гугольный диалект. ))) Поменяю, когда руки дойдут.
“Гугольный диалект”
?
Оу! Вас интересно читать))
Спасибо! ?