Рондо для дождя и сердца

Константин не любил пассажиров. С утра до вечера они непрошеными гостями вторгались в его неуютный, но привычный мир. Кричали и торопились. Волокли сумки, рюкзаки и чемоданы. Клали на сиденья ноги в грязных ботинках.
Они лузгали семечки. В час пик толпились в проходах и пропахших потом тамбурах. Тайком курили, несмотря на предупредительные надписи, и мочились между вагонами. Норовили задеть мокрыми зонтами, перегораживали дорогу велосипедами и огромными клетчатыми баулами.
Выходя, забывали вещи и оставляли после себя пустые пивные бутылки, шуршащие упаковки из-под чипсов и липкие обёртки от мороженого.
Без всякого смысла они перемещались из одной убогой локации своей жизни в другую, такую же убогую.
Вагон был для них временным пристанищем, а Константин – воплощением Сциллы, лающей и кровожадной. Эти суетливые Одиссеи боялись и презирали его. И всегда норовили обмануть.

Из-за поворота донёсся дальний гудок. Мокрые блестящие рельсы задрожали, по ним покатился ритмичный гул. Дачники встрепенулись и крепче вцепились в ручки тележек. Вдали показалась морда пригородной электрички – одноглазая, словно голова циклопа.
Чертыхаясь, Константин с трудом закрыл подобранный в вагоне чёрный зонт с двумя сломанными спицами. Ледяной апрельский дождь ударил в лицо, противная холодная струйка потекла между лопаток. Константин досадливо передёрнул плечами и, огибая пузырящиеся лужи, подошёл к облупленной табличке с надписью «Остановка первого вагона».

Красно-серая змея лениво подползла к платформе. Лязгнули тормоза. Зашипели, открываясь, двери. Дачники ринулись внутрь, заполняя пространство, словно мутная весенняя вода. Они отталкивали друг друга, поспешно занимали свободные места, тащили тележки прямо по ногам и выламывали откатные створки. По-хозяйски хлопали форточками, выпуская тёплую вонь вагона в дождливую апрельскую муть.
Константин брезгливо шагнул в сторону, переждал безумный прилив и вошёл в тамбур последним.
Достал из сумки оранжевый жилет с серыми вставками, штемпель, ручную кассу и сумку с разменом. Засунул на их место мокрый зонт. Привычно навьючил на себя амуницию, толкнул заевшую створку и протиснулся в вагон.

– Приготовьте билетики! Спасибо!
Шаг. Остановка.
– Приготовьте билетики! Спасибо!
Шаг. Остановка.
– Приготовьте билетики! Гражданин! Гражданин, ваш билетик! Оплачиваем штраф!
– Сынок, помоги бабушке сумку наверх закинуть!
– Я контролёр, мамаша, а не грузчик. Обратитесь к соседям. Приготовьте билетики!
Константин привычно перемещался от одного ряда сидений к другому.

Девушка сидела возле окна и с любопытством смотрела сквозь мокрое грязное стекло на пролетавшую мимо реальность.
– Приготовьте би…
Широко распахнутые серые глаза доверчиво взглянули на него. В их зрачках Константин увидел свои миниатюрные отражения. Нежные локоны, словно волшебное Золотое Руно, мягко кутали её плечи. Она заговорила, и в ушах Константина зазвучали обольстительные напевы сирен.
– У вас такая трудная работа! Всё время среди людей. Я бы не выдержала и часа, а вы проводите здесь всю жизнь, – задумчиво сказала она, как будто давно знала Константина. – Я живу в маленькой деревне, почти в лесу, вдвоём с бабушкой. И всё равно устаю. Иногда не могу даже заставить себя выйти в магазин. Вы, наверное, целый день на ногах? Присядьте!
Она подвинулась и приглашающе похлопала изящной ладошкой по освободившемуся месту.
Константин осторожно опустился рядом и услышал её дыхание, лёгкое и свежее, словно утренний ветер.
– Сегодня я поймала дождевую каплю, – продолжила она. – Держала её в ладони, и в это время выглянуло солнце. Внутри капли зажглась крохотная искорка, похожая на золотую бабочку. Это удивительно, правда?
Константин попытался вспомнить, ловил ли он когда-нибудь капли в ладонь. И не смог.
– Вечерами я представляю себя Красной Шапочкой. Лежу в постели, а за стеной, в глухом лесу бродит волк. Он рычит от голода и царапает когтями доски. А потом понимаю, что это ветер шумит и раскачивает ветки. Ерунда, как вы считаете? Но иногда мне кажется, что на свете нет ничего важнее ерунды. Ой, смотрите! Конфетный домик!

Константин вздрогнул и быстро перевёл взгляд в окно. Домик с зелёными, словно яблочный мармелад, стенами и крышей из красной ягодной пастилы, уплывал назад, тонул в перламутровых волнах дождя. Оконные стёкла блестели, будто черничный леденец, и капли покрывали их сахарными крупинками. Кровля домика чуть изогнулась, углы печально провисли. В голову Константина невесть откуда забрели слова:

«Я шорох за спиной нечаянно услышу,
Однажды навсегда отсюда уходя.
Апрель – голодный волк – вылизывает крышу
Шершавым языком холодного дождя…»

Вот бы Красная Шапочка поселилась в таком домике! Тогда Константин станет лесорубом и обязательно защитит её от волка. Он починит крышу и повесит на окна затейливые резные ставни из песочного печенья. Смастерит удобную мебель из сухих крекеров и печь, покрытую пряничной глазурью. По воскресеньям на зелёной лужайке они станут накрывать для окрестной ребятни чай в жёлтых карамельных чашках, на столе, сделанном из пышного бисквита, пропитанного сладким сиропом. А иначе – зачем жить?

«Станция Отрадное. Выход из первых пяти вагонов» – гнусаво и печально пробубнил динамик под потолком. Пассажиры ринулись наружу, создав на платформе водоворот. Харибда…
Сцилла очнулась, вздыбила шерсть на загривке и оскалила зубы. Константин недоумённо моргнул.
– Ваш билетик, пожалуйста! – обратился он к девушке.
Её брови забавно взлетели вверх, глаза округлились, а лицо стало по-детски серьёзным.
– Кажется, я забыла его купить, – она смущённо улыбнулась.
Константин с досадой поднялся. Опять обман, уловки! Ну, что за пассажиры пошли – один другого хлеще!
Дождь, словно измученная цепная дворняга, злобно бросался на грязное окно. Серые капли без золотых бабочек внутри бессильно ползли по стеклу.
– Оплачиваем штраф, – сказал Константин, сердито глядя на девушку.