Я сейчас прочитал, что в годы Великой Отечественной войны Советский Узбекистан принял более 1,5 миллиона эвакуированных людей, из них более 250 тысяч – дети. Это – не цифры, это живые люди со своим горем, живые люди, что приняли чужое горе как своё и широко раскрыли свои двери и сердца. Приезжие тоже не оставались в долгу. Моего дядю, Абиба (мы его звали дядя Алик), 1942 года рождения, усыновила и воспитала фельдшер детского дома Клавдия Поликарповна, эвакуированная из-под Ленинграда.
Я прекрасно помню бабушку Клаву. По-моему в 1972 (или годом позже?) дядя меня со своим семейством повез в г. Каттакурган, в гости к своей маме. У нее был маленький домик в две комнаты в пригороде, но всем нам места нашлось.
Дядя Абиб моему деду Мамаду тоже приходился приемным сыном. Я уже рассказывал, что он полюбил мою младшую тетю Хасият. А дед, которому парень понравился, не просто выдал за него дочь, но и усыновил, принял к себе в дом. Помню, бабушка Ханифа тоже обожала Алика, а тот за глаза, тоже любя, точно копируя её голос, пародировал:
– Ол, е, нун билан! (Ешь с хлебом!).
Надо сказать, дядя Алик, таджик по рождению, говорил только по-русски. Родная мать ещё грудным ребенком его сдала в детдом и куда-то сгинула. Зато мы все его любили. Чуть позже, когда у дяди Алика и тети Хасият начала пополняться семья новым потомством, мои родители и выделили место под строительство дома. Мы его строили всем миром.
Недалеко от домика бабушки Клавы была целая русская деревня – аккуратненькие частные белые дома со всем хозяйством. Все – эвакуированные в годы войны с запада. Один из них, имя подзабылось, но прекрасно помню большого лысого дядю с открытым улыбчивым лицом, занимался откормом свиней на мясо (в сельской глубинке Узбекистана!), а мясо продавал на рынке. Каждый раз, когда колол очередную свинью, непременно накрывал большой стол у себя в саду и приглашал всех соседей. Приходили и узбеки из соседних кишлаков. Я тоже попал на одно из таких застолий – мне было меньше 14 лет.
Первое. что бросилось в глаза в чисто подметенном тенистом дворе под виноградными лозами – огромная белая туша свиньи, как сейчас понимаю, не меньше центнера весом. Мужики заканчивали её палить, а женщины уже хлопотали вокруг длинного стола.
Застолье было славное: еще за полтора десятка лет до того, как попал в Россию, почувствовал что такое русское гостеприимство, увидел и услышал что такое неспешные застольные беседы и душевные песнопения.
Я, у меня еще маленький двоюродный братик Алишер на коленях, сидел с торца стола и мне все было хорошо видно и слышно. Главное блюдо – жарено-тушеное парное мясо. Передо мной тоже поставили огромную тарелку с целой горой мяса. Кто-то пошутил:
– Узбечонок-то ест ли свинину?
А я знай да наяривай! Даже не знал, что мне нельзя: так аппетитно пахло и во рту таяло! Конечно, не забывал кусочки поменьше подавать и братику. Больше такого вкусного мяса нигде не ел!
Другие публикации автора:
Автор публикации
